для себя. Сон словно растворился, поэтому до постели она так и не добралась.
Стрелки часов бежали стремительно – полтора часа пролетели незаметно, и вот истошный вопль будильника, говорящий о том, что уже семь часов утра, огласил дом.
Вероника бросила карандаш, да так, что тот отскочил от поверхности стола, поздоровался со стеной и упал на ковер, а заостренный кончик грифеля остался лежать на бумаге. Она в три прыжка достигла первого этажа как раз в тот момент, когда дверь родительской спальни отворилась, и пошатывающаяся фигура мамы медленно вплыла в гостиную.
– Доброе утро, Инна Александровна! – чуть паясничая и улыбаясь до ушей, возвестила Ника, застыв на предпоследней ступеньке. – Хорошо ли вам спалось? – дотянувшись до соседней стены, включила свет в ванной и толкнула дверь, пропуская маму внутрь.
– Что-то ты ярче солнца сегодня сияешь с утра пораньше, – практически не открывая глаз, вяло проговорил аналог Кентервильского приведения – лохматый, бледный и в белых одеждах – и вплыл в открытую дверь. – Кофе и стаканчик сметаны, пожалуйста.
– Так точно!
Вероника, весело рассмеявшись, сама закрыла за матерью дверь и поскакала на кухню. В ней к утру открылось второе дыхание – сон улетучился окончательно, а настроение прыгнуло выше облаков.
Оставив чайник закипать, она достала из холодильника контейнер со сметаной, клубничное повидло, пару бананов и помидор. Разложила все это на столешнице и открыла окно, впуская свежий воздух, чтобы разогнать духоту сонного царства. Достала разделочную доску и, пока чистила и резала один банан, за обе щеки уплетала второй. Закончив, положила в стеклянную пиалу несколько ложек сметаны, следом фрукт и ложку повидла.
Когда Инна Александровна зашла на кухню, ее дочь уже сидела в одном из стульев, которые подходили, скорее, для гостиной, чем для кухни, утопая в недрах его широкой, глубокой спинки, с чашкой кофе в одной руке, помидором в другой и задумчиво глядела в окно.
– Однако… – подала голос женщина, от чего Ника вздрогнула, и помидорка удачно плюхнулась в чашку. – Странные у тебя предпочтения, дочь моя.
Она заняла стул напротив.
– Ну во-от… – раздосадовалась Ника, поставив чашку на стол. – А я предпочитаю раздельное питание…
И сквозь прозрачное стекло стала разглядывать потонувший овощ.
– Не расстраивайся, так вкуснее, – необычно монотонно отозвалась мама.
Вероника сдвинула брови.
– Обижаешься?
– Нет, все в порядке. Приятного тебе аппетита, – любезно пожелала Инна Александровна, указав на чашку кофе, с «изюминкой» на дне.
– И тебе того же. Скушай сметанку, может, настроение поднимется.
– Да нормальное у меня настроение, – отмахнулась женщина и отправила в рот полную ложку сладкого месива. То оказалось слишком приторным, и она одним махом запила это половиной чашки горького черного кофе.
– Переборщила, да? – морщась и улыбаясь спросила Ника.
– Немного. Но все равно вкусно. Как я поняла, ты не спала сегодня вовсе?
Отрицательно мотнув головой, Ника сунула два пальца в кружку и принялась с энтузиазмом вылавливать помидор и рассказывать.
– Мы только в шестом часу разошлись. Потом я села рисовать, а теперь смысла нет ложиться.
– Работаешь?
– В двенадцать встреча с клиентом. О!
Вероника так была рада тому, что вытащила злосчастную, грязно-красную массу на свет божий, что довольная улыбка озарила его лицо.
– Господи, только не ешь эту гадость! – рассмеялась Инна Александровна.
– Почему? Подумаешь, немного нетрадиционно приправили. Чего продукты зря переводить? – спросила и закусила овощем, даже не поморщившись.
– Кстати, ни за что не догадаешься, кто у меня новый заказчик, – проговорила с набитым ртом.
– Ну и?
– Директор конной школы «Инфант». Ооо… – глаза закатила – ты бы видела, в честь кого эта школа названа… О, этот конь!
Инна Александровна поморщилась, и это не ускользнуло от чуткого взгляда дочери.
– Что? Это просто чудесный жеребец!
– Да я о директоре. Неприятная личность.
– А тебе он чем успел не угодить? – уже не удивляясь подобному отношению спросила Ника.
Далее последовал перечень «достоинств» обсуждаемого.
– Он высокомерный, грубый. От него исходит негатив такой силы, что, когда ловишь на себе его взгляд, сразу становится не по себе, и создается впечатление, что этот самый взгляд обладает физической тяжестью. А когда отворачивается, все как рукой снимает, правда, неприятный осадок остается.
Вероника не стала отрицать, потому что испытала это на себе, но вопрос был.
– А когда ты с ним пообщаться успела?
– Да на прошлой неделе ездили с моим классом на ознакомительную экскурсию. Ты же видела наших детей? Им же хрен откажешь, простите. После того, как Никитку папа свозил в эту конную школу, он несколько дней бегал по классу и очень подробно рассказывал о своих впечатлениях, подкрепляя эффект от них фотографиями. Впечатлились конечно не все, но горстка начинающих любителей все же образовалась. Они рассказали своим родителям, те явились ко мне и, давя тем, что в школе должны развивать детей также и за ее пределами, а не только ручками в тетрадках тыкаться, уговорили меня согласовать этот вопрос с директором. – тяжело вздохнула. – В итоге все пошли на поводу у детей, и теперь я три недели, каждую субботу, буду туда кататься. В принципе, я не против, там красиво, да и детям польза, не то что от этих планшетов и телефонов.
– И почему я не ребенок… – жалобно проскулила Вероника. – За все платить самой приходится. Удовольствие-то не дешевое.
Мама хмыкнула.
– А знаешь, что самое интересное и неприятное? Он не любит детей и своей неприязни не скрывает. В таком случае, зачем было открывать такое заведение, изначально зная, что без них не обойдется?
Она нервно схватилась за ручку своей чашки и отхлебнула.
– Чего разнервничалась? Илья говорит, что Левин редко появляется в школе, а значит контактирует с детьми тоже редко.
– Редко, но метко! – возразила мама. – Он так рявкнул на Володьку в тот раз, что я кое-как ребенка успокоила потом. А все из-за того, что парнишка просто смотрел на него. Нормально?
Ника задумалась и некоторое время молча попивала свой экзотический напиток, а потом начала размышлять вслух.
– Это, конечно, нехорошо, но…
– Что «но»?
– Ну не может человек быть злым просто так, от нечего делать, – встала она уже второй раз на его защиту.