День из чужой жизни

– Людок, выручай! – прерывая мое задумчивое сопение, донеслось из трубки. – Ехать необходимо срочно, а Дрейка мне оставить не с кем. Если не с тобой, то из вариантов остается только свекровь.

– Вези! – тут же сдалась я. Нет, что бы со мной Дрейку ни грозило, а Любанькина свекровь в любом случае хуже того. Собак она попросту ненавидит и над Дрейком, благороднейшим псом, будет изощренно издеваться всю неделю, то с едой, то, самое главное, с прогулками. В прошлый раз, когда я не смогла забрать его к себе (проблемы у Любанькиного недоросля возникают регулярно), у пса после такой передержки разыгрался цистит. А он такого обращения точно не заслуживает.

Дрейкуся заявился ко мне где-то через полчаса, шутя затащив с собой на этаж хозяйку. Топая по полу и высунув язык, ввалился в прихожую, оттеснил при этом к стенке и меня, и Любаньку: просто его светлость большие, им места надо много. Подождал, пока оботру ему лапы. Раньше мой неблаговерный всегда ворчал, когда у нас оставляли Дрейка: мол, от собаки одна только грязь. Ну да, себя-то он не видел, и того, что после него самого оставалось. А на самом деле Дрейкуська очень аккуратный мальчик. Подал все лапы по очереди, потом вскинул на меня глаза: все, или еще что-нибудь оботрем?

– Проходи, толстый. – Я сгребла в охапку собачью морду и чмокнула оную, прежде чем отпустить.

– Ну, вижу, вы не заскучаете вместе, – сказала с порога Любанька, даже не раздеваясь. – Ладно, я тогда полетела, а то у меня поезд через час. Потом, как приеду, расскажу, что случилось.

С этими словами она убежала.

А мы с Дрейком принялись за уборку моей разгромленной квартиры. Дрейк честно участвовал: где бы я ни бралась убирать, он ложился рядом и смотрел на меня своими умными золотисто-коричневыми глазами. Когда этот взгляд становился подозрительно невинным или чересчур честным, я брала Дрейкусю за морду, раскрывала пасть и вытряхивала ее над полом. И ни разу не ошиблась: то у него в пасти оказывалась силиконовая стелька, то кожаная перчатка, то еще какая-нибудь приятно жующаяся мелочь, которую я успевала спасти от его компостера.

Приведя квартиру в более-менее божеский вид, я отзвонилась следователю Парову. Рассказала ему, что за два дня уборки так и не нашла в квартирном хаосе ничего, заслуживающего внимания. Потом, отвечая уже на его вопросы, отчиталась, что не только поменяла замок, но еще примерно на неделю обзавелась остроухим сторожем. Он просил меня все-таки не забывать про осторожность и звонить ему. Я пообещала.

А следующим утром я явилась на работу с расцарапанной мордой. Своей, не собачьей. Коллеги в основном деликатно отводили глаза, то ли зная мое непростое семейное положение, то ли еще по какой причине. И только Ирка, доставившая-таки ко мне в сумочку свой «маячок», а потом взявшаяся меня подвезти, потребовала объяснений.

– Только не говори мне, что ты напоролась на кактус, – сказала она, демонстративно убирая руки от ключа зажигания: не заведусь, мол, пока мне все не расскажешь.

– А что ты ожидаешь от меня услышать? – поинтересовалась я. – Что у меня ухажер появился и его жена прибежала ко мне на разборки?

Судя по Иркиному лицу, она ожидала именно чего-то в этом духе. Пришлось разочаровать, рассказав ей голую правду. Которая, разумеется, заключалась совершенно в другом. А дело было так: пошли мы с Дрейком сегодня с утра гулять. Мой умница шел, не дергая за поводок, а подстраиваясь под мой шаг. Переходили мы спокойно от кустика к кустику, получая удовольствие от утренней свежести и пения птичек. Пока все их прелестное щебетание не перекрыла другая птичка. Ворона с луженой глоткой орала где-то впереди и сверху. И не просто орала. Четко и ясно было слышно в ее голосе издевательское: «Ха! Ха! Ха!» Естественно, мне стало интересно, над кем это она там так потешается. И поскольку Дрейку было неважно, куда мы идем, я решила прогуляться на «ангельский голосок», взглянуть, что же там такое происходит.

Так, на голос, мы с Дрейком и дошли до дерева, на котором сидел кот. В общем-то, толстый, матерый, явно домашний котище. Но в данный момент – еще и жалкий, и очень злой. Оттого, что забраться-то на дерево сумел, а вот со спуском возникли проблемы. С котами иногда такое случается. И сидел он теперь, поджав уши, на ветке. А на другой ветке сидела злорадствующая по этому поводу ворона. Глядела на кота почти в упор. Кот из-за этого только что не кипел. Он бы сожрал эту ворону живьем и вместе со всеми перьями, если бы только смог до нее добраться. Но не мог. Ему было страшно, он боялся высоты и летать не умел. Этим ворона и пользовалась, получая удовольствие по полной программе. Как только кот делал попытку пятиться задом к стволу, она раскрывала свой клюв без сыра, и оттуда неслось… нет, не карканье, а гомерический хохот, который и привлек мое внимание. Кот, свирепея, делал шаг в сторону вороны. Больше не смел, храбрость и земное притяжение не позволяли. И тут ворона снова хохотала ему в лицо. До тех пор, пока кот, ощутив под лапами неверное покачивание ветки, снова не начинал отступать. Я немного полюбовалась на это бесплатное представление, а потом решила внести в него свои коррективы. Во-первых, потому, что кота было жалко. Ну а самое главное, потому, что я ворон не люблю. Умные они птицы, тут уж нечего возразить. Но до чего же поганые! Я, во всяком случае, не встречала существ дряннее. Поэтому, не особо раздумывая, я привязала Дрейка к стволу, а сама принялась карабкаться на дерево – благо, одета была соответственно. Вспомнила юные годы. Тут зацепилась, там подтянулась. Ворона ненадолго заткнулась, оценивая меня сверху. Потом, видимо, решила, что я для нее – не помеха, а лишь еще одно развлечение, и снова переключилась на кота, который пока что был ближе. Ну, кот котом, а я тоже потихонечку приближалась, и не так уж плохо у меня получалось, надо сказать. Да и дерево, к счастью, было не из тех, что макушками метут облака. В общем, довольно скоро я уже добралась до нужной ветки. Что, как выяснилось, было гораздо проще, чем оторвать от нее кота. Кот орал дурным голосом, уже не обращая внимания на откровенно потешающуюся ворону, и всеми своими когтями был против расставания с веткой. Настолько, что если бы я на нем повисла, он бы, наверное, и меня удержал. Но все же, путем сложных манипуляций, мне удалось отделить кота от дерева, после чего мы начали спускаться. Как показала практика, кот был прав: подниматься на дерево было проще. Спускаться, наверное, было бы тоже не так сложно, если бы котяра не пытался уцепиться буквально за каждый сантиметр ствола. И еще, если бы я, отправляясь за ним, хоть немного думала головой… Об этом я запоздало спохватилась, когда до земли оставалось всего ничего. Привязанный к стволу Дрейк, болевший за меня, радостно затоптался подо мной, предвкушая встречу. Я легкомысленно привязала его именно к этому стволу, потому что прекрасно знала: Дрейк никогда в жизни не обидит без причины ни одно живое существо, включая котов. Вот только коту я рассказать об этом забыла. А он и не спрашивал. Морально выпотрошенный, измученный телом и душой, котяра, естественно, мечтал сейчас о чем угодно, кроме встречи с собакой. И как только заметил под деревом этот «десерт своих злоключений», так все и произошло. Что именно? Да если бы я знала! Ворона даже каркнуть не успела, как я, сорвавшаяся и исцарапанная, уже валялась на земле под деревом, и Дрейк топтался по мне, участливо заглядывая в лицо, в то время как мерзавца кота будто ветром сдуло. Дрейка в отличие от кота мне пришлось спихивать с себя обеими руками. Потом я поднялась, опираясь на собачью спину. Глаза как будто были на месте, но царапина на лице и на шее горела так, что из них выступали слезы. И бешенство просто душило, так что я едва сдержалась, чтобы не наорать на радостно приплясывающую собаку.

– Ха! Ха! Ха! – за компанию с Дрейком порадовалась с дерева еще и ворона.

Ну, уж из-за этой-то я сдерживаться не собиралась! Давая выход всей своей ярости, я схватила с земли какой-то толстый сучок и, размахнувшись со всей дури, запустила его вверх. И – надо же! – попала! Даже не целясь! Правда, не по вороне, а по ветке, на которой она сидела. Но этого оказалось достаточно, чтобы свершилась моя месть: ветку тряхнуло с такой силой, что ворона не удержалась на ней. Мало того: сорвавшись, она камнем полетела вниз, будто разучилась пользоваться крыльями или вовсе про них забыла. Вспомнила только тогда, когда уже перед самым своим клювом обнаружила довольную, предвкушающую знакомство песью морду. В панике заорала, заполошно захлопала крыльями и, с огромным трудом взмыв вверх, совершила тяжелую посадку на ближайших кустах. Точнее, просто шмякнулась в них откормленным задом.

– Так-то вот, дохохоталась. – Не глядя на нее, я осторожно промокнула лицо носовым платком. Потом отвязала Дрейка, и мы с ним пошли домой, по пути высматривая полосатого негодяя, который с нами даже не попрощался. Ворона тихо и горестно охала нам вслед. Что-то неразборчивое, но, скорее всего, отборно-матерное.

– Да ну тебя, Людка, у меня из-за тебя сейчас косметика поплывет! – воскликнула Ирка, хохоча над моим рассказом.

– Значит, надо было про кактусы слушать, когда предлагали, – парировала я. – Кстати, котяру я встретила, когда пошла на работу. Продефилировал мимо меня с таким видом, как будто не я его спасла, а он мне милость оказал.

– Он хотел тебе сказать: «Не умеешь – не берись!» – подколола Ирка. – Ну а то, что Дрейкуся сейчас с тобой, это как раз кстати. Что ни говори, а защитник.

– Разве что психологическое оружие, – возразила я. – Любанька долго с ним маялась, пытаясь научить его атаке на рукав, но, по-моему, особых успехов так и не добилась.

– Потому что любая умная собака сразу поймет, где серьезная опасность, а где перед ним просто придуриваются. Впрочем, я заказала тебе хороший перцовый баллончик, через пару дней привезут. Будешь носить его всегда с собой, и, если что, прыскай этим гадам в морду.

– Это можно, – покладисто согласилась я. Не отказалась и тогда, когда Ирка пригласила меня к себе ненадолго, сообщив, что у нее есть какой-то волшебный заживляющий крем, после которого от моих царапин в два дня ничего не останется. Ну, Иркину косметику я уже испытывала на себе, поэтому не стала в ней сомневаться. Мы заехали к ней домой, она мне вынесла баночку, а потом отвезла меня восвояси. Хотела проводить меня до квартиры, но я настояла на том, чтобы она ждала в машине, когда я выгляну из своего окна и ручкой ей помашу: напади на меня в подъезде, Ирка все равно была бы мне не помощница, а так хоть полицию вызвала бы, если вдруг что. Но, к счастью, никого вызывать не пришлось. Я благополучно добралась до своего жилья, и мы с Иркой обменялись воздушными поцелуями: я из окна, она из машины. После чего она уехала, а я занялась ужином, главным образом для Дрейка, а потом мы с ним пошли гулять.

Гуляли мы долго. Дрейкуся, хоть и вида не подавал, а скучал по своей хозяйке, так что хотелось его немного развеять. А кроме того, в эту вечернюю пору вышли на улицу хозяева множества шавок. Поясняю: в моем понимании шавки – это то, что прихлопнуть можно на раз, только они сами этого не понимают, понтов у них в три раза выше макушки, и кидаются они на все, что движется, щедро брызжа слюной. Хозяева у них, кстати, тоже соответственные (у умных хозяев собаки так себя не ведут), поэтому, не желая затевать шавкоубийство, мы с Дрейкусей ушли от этой тявкающей помойки подальше. Забрели в самый дальний угол парка, что возле нашего дома, где, как я надеялась, бандиты даже не догадались бы меня искать. Там побегали, попрыгали, в мячик поиграли. И не знаю, как для Дрейка, а для меня время пролетело незаметно. Опомнилась только, когда мячика совсем уж не стало видно.

– Друг мой, а не пора ли нам домой? – спросила я у Дрейкуси.

Мой умница в ответ сам отыскал и принес мне свой мячик, и мы с ним пошли. Привязывать я его не стала: во-первых, народу на улице уже не наблюдалось, а во-вторых, надо ли привязывать собаку, которая слова понимает гораздо лучше иных людей? Лишь у лавочек, почти уже на границе парка, я на всякий случай взяла Дрейка за ошейник: мало ли, молодежь там нетрезвой компанией собралась? Кто-то маячил неясными силуэтами, точнее было не разобрать. Я, собственно, и не собиралась разглядывать, намереваясь как можно быстрее прошествовать мимо. Прошла. Вслед мне кто-то тренькнул гитарой, пробуя струны, и ворчливо пожаловался:

– Темно!

– Нормально, – возразили ему. – Сумерки как сумерки. Зато скамейка целая.

Ага, понятно! Лавочку, стоящую в кустах возле дома, отчего-то одинаково любили как оседлать на всю ночь, так и разворотить на отдельные составляющие. Не знаю, чем уж и перед кем она умудрялась провиниться, но происходило это с завидной регулярностью. Будь она современная, пластиковая, для нее с первого же раза все было бы кончено. Но лавочка была старенькой, деревянной. Поэтому каждый раз находился кто-то, кто сколачивал ее заново, чтобы опять повторился этот лавочный круговорот. Вот и сегодня для гуляк оказался не сезон, лавочка снова была разломана. Ну, мне оно было даже лучше. Тише и спокойнее мимо нее, пустующей, проходить. Я снова отпустила Дрейка: пусть разомнется напоследок, ведь шавок поблизости тоже уже не наблюдалось. Нет, вы только не подумайте, что я не люблю всех маленьких собак! Есть у меня в друзьях чуда чудные, очень удачно сочетающие в себе как маленькие размеры, так и благородство души. Хотя Дрейкусю я люблю все равно больше. Но это не из-за размера. Он же просто вырос у меня на глазах. Я еще помню, как он, маленький, путался в своих непропорционально огромных лапах. И как, пытаясь что-то понять, забавно морщил лоб, а недавно вставшие уши сходились при этом над макушкой «домиком». Потом были первые выставки, на которых тетя Люда волновалась, наверное, даже больше мамы Любы. Напрасно. Дрейкуся у нас оказался чемпионом, и я давно уже запуталась в его громких званиях. Куда хуже экстерьера оказалось с дрессировкой. Общий курс Дрейк усвоил на раз, с ним почти не пришлось заниматься. А вот когда дошло до задержания преступников, тут возникли проблемы: то ли Дрейкуся оказался слишком добрым, то ли, как подозревает тетя Ира, слишком умным для того, чтобы не отличить подлинного злодея от кривляющегося ассистента. Он рассматривал этих ассистентов, склоняя голову то на один, то на другой бок, он по приказу брал их рукав себе в рот и смотрел при этом на маму Любу с немым вопросом: «Ну и когда мне можно будет это выплюнуть?» И все.

– Вот она. А ну, замри! – возле той самой разломанной деревянной лавочки вывел меня из задумчивости тихий и зловещий голос. Я вздрогнула, огляделась. Поздно. Передо мной, в сумерках под разбитым фонарем, маячила смутно знакомая фигура, чуть в стороне и немного сзади угадывались еще две. Весь комплект в сборе! Снова подкарауливший меня, теперь практически возле подъезда, по темным окнам сообразив, что я еще не вернулась домой.

– Дрейк, стоять! – крикнула я, увидев, как он появляется из кустов. Пес послушно замер, пытаясь оценить ситуацию. А вот бандитам, судя по сорвавшемуся у них восклицанию, она с первого же взгляда не понравилась. Что-то щелкнуло, и у того из них, который стоял впереди, сверкнул в руке нож. Наверное, тот самый, которым он тыкал мне в бок при первой попытке похищения.

– А-а-а!!! – Мне так и не суждено было узнать, насколько хорошо ходит на рукав мой Дрейкуся в случае реальной угрозы. Потому что, как выяснилось, я хожу на рукав гораздо, гораздо лучше, чем даже самые признанные чемпионы по задержанию. Едва только осознав, что моему умнице угрожает опасность, я кинулась вперед взбесившимся танком, поднырнула бандюге под свободную руку и, не имея при себе другого оружия, со всей своей дури вцепилась зубами в ту его руку, в которой был нож. Дури у меня, как выяснилось, хватало с избытком. Бандит заорал, как будто его не разоружили, а зарезали тем самым выпавшим ножом. Схватился за руку, заплясал на месте. Оставшиеся два бандита ненадолго замешкались: то ли так ошалели от увиденного, то ли подействовало, что Дрейк сделал шаг вперед и зарычал. Серьезно так, убедительно. Я впервые слышала, чтобы он рычал, не отнимая мячик в игре, а делая кому-то внушение.

– Стоять, Дрейк! – тем не менее снова крикнула я. Почти одновременно с этим схватила с земли доску, запчасть от разломанной лавочки, и от всей души огрела покусанного мною и все еще не разогнувшегося бандита по так удобно подставленному затылку. После этого, по всем канонам жанра, бандиту полагалось закатить глаза и картинно рухнуть на травку без чувств. Однако конкретно этого бандита мой удар, напротив, почему-то очень даже взбодрил: он заорал еще громче прежнего и заплясал еще веселее, держась теперь уже обеими руками за голову. Что не так?! Я мельком взглянула на доску, и тут мне самой стало больно. Мама дорогая! Из конца доски, оказывается, торчали сразу два гвоздя! И не маленькие! Может, и не «сотки», но «пятидесятки» – это уж точно! Я, в ужасе от содеянного, взвизгнула и отбросила от себя эту доску прочь. Так получилось, что прямо под ноги двоим другим моим недругам, как раз решившим, что пора наконец вмешаться. Их короткий рывок вперед закончился двукратным отборным матом, доска на земле шевельнулась, а сами они почти синхронно бухнулись на землю. Доска с ними. Тут я поняла, что случилось, и почувствовала себя совсем уж законченным садистом. Оказывается, гвозди торчали не из одного конца доски, а из обоих. И каждый из двух бандитов, с лету наступив на брошенную под ноги доску, умудрился нанизаться подошвой на «свой» комплект. Ну а хорошему гвоздю, как известно, подошва башмака – не препятствие. Тем более что это были, кажется, все-таки «сотки».

– Ну извините! – громко сказала я, глядя на эту стонущую и корчащуюся компанию. – Сами виноваты. Да, и передайте тому, кто вас послал: я ничего не знаю! И нет у меня ничего! Так что он идет по ложному следу.

Ответили мне, разумеется, матом, но я уже схватила Дрейка за ошейник и поспешно покинула поле брани, торопясь укрыться в родном подъезде, пока эта компания не очухалась.

До квартиры я добралась героем, а вот как только заперла за собой дверь, тут меня и накрыло: я сползла, привалившись к двери спиной и чувствуя, как дрожат все поджилки. Дрейкуся непонимающе уставился мне в лицо: «Ты чего, теть Люда, мы же их разогнали! Так что давай уже мне лапы вытирать, вместо того чтобы в неположенном месте отсиживаться!»

– А если бы с тобой что-то случилось? – выдохнула я, обнимая эту лохматину за шею. О себе на этом фоне как-то уже и не думалось. Да Дрейкуся долго думать и не дал. Не успела я руки разжать, как он оттащил меня от двери и застыл передо мной, то преданно глядя мне в лицо, то с намеком себе на лапы. Пришлось собирать все свои поджилки в кучу и заниматься тем, чем меня просили. А потом еще и кормить эту песью морду, даже не подумавшую терять аппетит. Мне же самой даже думать о еде не хотелось, все равно кусок бы в горле застрял. Зато я подумала, что если так и дальше пойдет, то я скоро похудею до стандартов модели. Если раньше инфаркт меня не прихватит.

Следователю Парову я позвонила после того, как выставила Дрейка из кухни. До этого как-то и мысль об этом мне в голову не пришла, да и способность нормально говорить не сразу вернулась. Кстати, и номер я набирала все еще дрожащими пальчиками.

– Да, Людмила Ивановна? – отозвался он почти сразу.

– У меня тут событие произошло, – сообщила я, не продумав заранее, что скажу.

– С вами что-то случилось? Вы целы? – встревожился он.

– Да… Кажется… Если моральные травмы не в счет. Так что если вам для протокола нужно, то я смогу преподнести рассказ на пару страничек.

– Давайте не по телефону. Вы где сейчас? Дома? Можно я к вам заеду?

– Да не вопрос. Только есть у меня, как обычно, нечего. И в магазин я сейчас ни за что не выйду, хоть что со мной делайте.

– Значит, заеду не один, а с котлетами. – Кажется, он улыбнулся, прежде чем отключиться.

Я стала ждать. Переоделась. Решив отсрочить его знакомство с Дрейком, закрыла пока мою умницу в комнате, сама же хоть чайник поставила, так как все равно ничего другого не оставалось. Приехал он где-то через полчаса. С пакетом, который сразу отнес на кухню и начал потрошить, выкладывая содержимое на стол.

– Рада вас видеть! – вырвалось у меня. – Только не подумайте, не из корыстных побуждений.

Оторвавшись от своего занятия, он взглянул на меня. Заметил мою царапину. Разогнулся, шагнул ко мне и осторожно провел по лицу рукой:

– Это что?

– О, это уже старые раны, – отмахнулась я. – С тех пор у меня еще накопилось, что рассказать.