40 ножевых

Оказалось, что Катерина и Анастасия были погодками, Настя оказалась младше Кати всего на один год. И похожи девчонки оказались почти как две капли воды: рост, фигура, черты лица, оттенки глаз и волос у сестер были почти одинаковыми. Их даже порой принимали за близнецов. Но только природа наделили Катерину чем-то еще, какой-то невероятной манкостью. Стоило ей появиться в любой компании, как все женщины меркли в сравнении с ее красотой. И Настя с теми же рыжими волосами и зелеными глазами почему-то тоже смотрелась на фоне сестры серым воробушком.

Но все это не особо печалило Настю, пока в один прекрасный день она не познакомилась со статным участковым Семеном Медковым. Настя тогда училась в педагогическом институте, проходила практику в Табулге. Знакомство переросло в роман, роман – в знакомство с родителями и любимой сестрой Катенькой.

А дальше все получилось, как в бульварном романе. И белое платье было, и свадьба пела и плясала, и будущий полковник Турусов, а тогда еще просто Женька, лучший друг жениха, поздравлял молодых. Только невестой была не Настя, а роковая красавица Катерина.

И понеслись годы. Катя убедила мужа бросить службу в милиции и заняться коммерцией. Так она стала женой бизнесмена, стала жить богато и счастливо, но жизнь свою закончила страшно.

А Настя все эти десять лет, что отделяли веселую свадьбу от того дня, когда Медков приехал за ней, проработала учительницей в средней школе в Табулге. Она никуда оттуда не уезжала. Раненая в молодости самыми близкими людьми, она не вышла замуж, детей не родила и служила отличной иллюстрацией к поговорке про то, что старая любовь не ржавеет.

На предложение Медкова заменить сбежавшую от него Катерину она согласилась сразу. У допрашивавшей ее Леси даже сложилось впечатление, что Анастасия все эти десять лет подсознательно ждала, что Медков ее позовет. Она в тот же день уволилась в работы, дала ему подстричь себя под ноль и с большим энтузиазмом стала изображать свою сестру.

– Как думаешь, знала она о том, что труп ее сестры в подвале зарыт или нет? – спросила Ника.

– Мне показалось, что она стала о чем-то догадываться, – ответила Леся. – Она сказала, что в последние два дня перед нашим приходом с обыском Медков был сам не свой. Он ходил по дому, прислушивался, ждал чего-то. А накануне нашего приезда устроил Анастасии романтический ужин: сам приготовил какую-то еду, зажег свечи, попросил у нее прощения и, как выразилась сама подменная сестра, «сделал ее своей настоящей женой».

– Уж обошлись бы мы без таких деталей, – поморщилась Ника.

– Так она сказала, – пожала плечами Леся. – Кстати, мне показалось, что смерть сестры ее не огорчила. Она сказала, что будет ждать Медкова из тюрьмы и теперь Катерина точно не помешает им воссоединиться.

– Ой ли, – скептически наморщила нос Ника. – Ей с живой Катериной было сложно конкурировать, пусть теперь попробует поконкурировать с мертвой.

– Ничего себе, какие в этом Глухарево кипели страсти, – вздохнул Макс. – Теперь еще до лета будем эти дела разгребать.

В этот момент из-за двери кабинета послышался какой-то шум, дверь распахнулась, и в комнату ворвался как всегда крайне возмущенный Борис Борисович. Но сейчас было видно, что он пребывает в настоящем гневе. Казалось, что от шефа сейчас пойдет пар.

– Чаи распиваете? – мрачно резюмировал Борис Борисович, обведя глазами кабинет. – Что вы там себе позволяете, Ника Станиславовна?! Почему мне звонит Турусов и говорит, что вы ему какими-то ножами угрожаете?

– Ножами? – изумился Макс.

– Угрожает? – от удивления открыла рот Леся.

– Да, ножами угрожает! Это что еще за новости?! – бушевал Борис Борисович.

– Так, Борис Борисович, Турусов и правда нож с места происшествия по убийству утащил. Этот Медков, которого мы сегодня задержали, оказался его другом, а нож с гравировкой – из его дома.

– Вы что, совсем уже рехнулись?! Даже если это и так, вы чего мне не доложили? Что за самодеятельность?! – ББ зашелся в негодовании. – Вы чего добиваетесь? Чтобы Турусова уволили?! Да он работает в этом районе сто лет, мы его уже как облупленного знаем! А пришлют нам нового, что мы будем с ним делать? Как работать?! Ты, Ника Станиславовна, головой-то хоть чуть-чуть думай, хоть иногда, что можно делать, а что нельзя!

– То есть это мне надо головой думать? А не менту, который нож с места происшествия по убийству тащит? – переспросила Ника.

– Да, тебе! Ты сейчас с ментами поссоришься, а мне потом это все за вами разгребать! Господи, что за отдел, ни украсть, ни покараулить!..

– Ладно, я все поняла. – Ника поднялась с места и пошла в свой кабинет. Ей вслед неслись какие-то претензии Бориса Борисовича, но она не стала прислушиваться.

Она села за ноутбук и стала судорожно печатать. На стол по очереди легли: рапорт по факту воспрепятствования производству предварительного следствия начальником МО МВД «Бродский» полковником полиции Турусовым Е. В., постановления об изъятии и передаче уголовных дел, находящихся в производстве следователя Речиц Н. С. другому следователю, заявление об увольнении.

Участники вечернего чаепития в это время собрались вокруг сурово молчавшей Ники Станиславовны и пытались ее успокоить.

– Ника, ну ты чего распсиховалась? Это же не в первый раз такое, – с опаской начал Макс. – Кто твои дела будет вместо тебя расследовать?

– Вот ты и будешь расследовать, – прервала молчание Ника. – Ты убийство Шевкопляса расследовать начал, ты его и закончишь. А я пойду поднимать народное хозяйство. А вы завтра арестовывайте Медкова, выпускайте Чеботкова, миритесь с Турусовым, в общем, делайте, что хотите!

Молчавший до этого момента Денис Денисович поднялся:

– Пойду переговорю с Борисом Борисовичем, а вы, Ника Станиславовна, пока остыньте.

– А я домой пойду. Рабочее время уже закончилось. – Ника посмотрела на часы, встала из-за стола и, махнув на прощание рукой изумленным Максу и Лесе, бодро побежала вниз по лестнице.

– Твою мать! – Макс рухнул в свое кресло. – Какая муха ее укусила? Она же за эти годы ни разу не грозилась уволиться!

Озабоченная Леся села на место Ники и сказала:

– Мы хорошо ее знаем. Я думаю, что она успокоится и передумает. А если не передумает, то, может, это и к лучшему. Наша Ника не пропадет.

– Она-то не пропадет, а нам ее дела расследовать. – Макс с опаской покосился на громоздкий сейф следователя Речиц.

А Ника в это время ехала домой. Ей нестерпимо хотелось поплакать и пожалеть себя, но сильное нервное истощение не давало этого сделать. Ни слышать, ни говорить ни с кем не хотелось. Она припарковалась у дома, резво поднялась в квартиру. И там, прямо в прихожей, слезы наконец-то полились из глаз.

Ника всегда плакала некрасиво, с подвыванием. Глаза моментально становились красными, веки и нос опухали. Захлебываясь, в слезах и соплях, Ника оплакивала свою обиду на шефа, не поддержавшего ее в ситуации, когда она сама себя считала правой на сто процентов.

И не хотела она делать вид, что ситуации с ножом и принуждением Чеботкова к написанию явок не было. Хоть Ника и не играла в шахматы, она хорошо играла в шашки. И помнила, что в дамки может выйти только шашка, которая идет до конца.

Наревевшись от души, Ника забылась глубоким спокойным сном. И снилась ей ее будущая счастливая жизнь: работа в народном хозяйстве, жизнь в родном Энске, красивая свадьба с Сергеем.

Свадьба была в ноябре, Ника в белом платье и меховой шубке кружилась в танце со своим женихом в смокинге с бабочкой во дворике рядом с расцвеченным огнями рестораном. Ослепительно белый, только что выпавший снег светился у них под ногами, пушистые снежинки падали сверху. А на крыльце ресторана стояли и смотрели на них гости с бенгальскими огнями в руках: Ника увидела своих родителей, Лесю и Макса, Дениса Денисовича и почему-то Иннокентия. «Зачем мы пригласили общественного помощника?» – пронеслось у Ники в голове.

И в этот момент она проснулась. За окном была темнота, а на полу рядом с диваном оглушительно разрывался ее телефон.

Звонил Денис Денисович:

– Ника Станиславовна, я знаю, что вы сегодня не дежурите, но у нас тут просто Чикаго. Преображенский уехал на сто одиннадцатую, четвертую, Алеся Сергеевна на изнасилование, а в Малинкино расчлененный труп в лесу нашли…

– Господи, кто его нашел в лесу в час ночи? – поинтересовалась Ника, взглянув на часы.

– Влюбленная пара гуляла вечером и нашла. Коробка в кустах стояла. Выручите?

– Вообще, я почти уволилась, – пробормотала Ника.

– Ну, вот съездите на расчлененный труп и уволитесь, – парировал ДД.

– Хорошо, пусть дежурка за мной едет, – смиренно сказала следователь Речиц. «Осмотрю напоследок расчлененку», – подумала она.

В лесу было тихо и темно, лишь свет фар старенького милицейского уазика выхватывал из мрака то силуэты деревьев, то сугробы. Ника вылезла из дежурки, подхватила тяжелый следственный чемодан и побрела туда, где в ночи светились фонарики членов следственно-оперативной группы.

Ибо, если бьется в тебе следственная жилка, куда бы ни стремился, все равно возвратишься на круги своя. И будешь брести в темноте, утопая в снегах, ведомый блуждающим неясным светом.