40 ножевых

«И она тоже увидела меня, мою неутоленную мужественность, мою амбициозность и жажду власти».

После взаимного разглядывания «мужественности» и «спелой сочности» Катерина и Петр оказались дома у Медковых, где и стали любовниками. Хитрая Катерина оказалась недовольна своим мужем. По ее словам, Семен Медков оказался жалким неудачником, с которым она по гроб жизни будет гнить в Глухарево. То ли дело Петр Иванович, который позиционировал себя практически Хемингуэем. Он клятвенно пообещал Катерине, что прославится, что его новый роман «Час волка», посвященный их любви, вознесет его на вершину мировой известности. Но Катерине срочно хотелось переехать как минимум в Энск, а лучше в саму столицу, и для этого нужен был какой-никакой стартовый капитал.

Вначале наши герои хотели позаимствовать деньги у ничего не подозревающего мужа Катерины. Но Семен крупно вложился в своих породистых телят и прогорел на них. Тогда Катерина и Петр разработали план, по которому Катерина будет в своих «Горячих беляшиках» присматривать фермеров и дальнобойщиков при деньгах, заманивать их в лес, а там Петр будет убивать их и грабить. По первоначальному плану преступной парочки все злодеяния надо было свалить на Семена Медкова. Именно ему они хотели подкинуть удавку, которой планировали душить своих жертв.

Но первая же вылазка криминальной пары на промысел оказалась не особо удачной. Петр растерялся, внезапно выяснилось, что душить людей гораздо сложнее, чем писать графоманскую прозу и кружить головы молоденьким дурочкам. Шевкопляс отчаянно сопротивлялся и чуть было сам не задушил нападавшего. Но на помощь любовнику пришла Катерина, на всякий случай захватившая из дома нож. Переставшего подавать признаки жизни Шевкопляса наши герои завернули в его собственную куртку, оказавшуюся в кабине грузовика, труп погрузили в багажник Катерининой «Нивы», и вечером того же дня Петр сбросил труп в колодец теплотрассы.

Ника не могла поверить своим глазам. Мало того, что преступная пара начала свою кровавую жатву с хладнокровием, более подходящим закоренелым душегубам, нежели школьному учителю и супруге деревенского коммерсанта, так Петр Иванович еще ухитрился зафиксировать все происходящее во всех деталях в своем документальном романе. Похоже, что неистребимый писательский зуд оказался сильнее осторожности. Или же Сосновский был настолько уверен в их безнаказанности, что даже шифровать героев своей писанины не стал.

То, что подозрение пало на соседа Петра Ивановича – Сергея Чеботкова, стало для Петра и Катерины большим сюрпризом. Узнав, что Чеботкова отпустили домой, они обрадовались. Какими-то неведомыми для Сосновского путями Катерина добыла обрез охотничьего ружья и предложила во время следующего нападения использовать его. Как объяснила ему любовница, с обрезом в отличие от удавки даже такой недотепа, как Петр, сможет справиться.

– Судя по всему, сама Катерина своего дружка одиноким волком не считает, – грустно усмехнулась Ника. – Скорее сереньким туповатым зайчиком.

Недописанный роман закончился на самом интересном месте. Катерина сообщила Петру, что завтра ее муж уезжает по делам в Энск с ночевкой и они пойдут на дело. Ранним утром, примерно в четыре часа, они будут ждать кого-нибудь из водителей, переночевавших в Глухарево и выдвинувшихся в направлении Алтая. Катерина будет изображать деву в беде, заманит кого-нибудь из них в придорожную лесополосу, а там их будет поджидать Петр с обрезом, который, после успешного завершения задуманного, будет подброшен в дом Чеботкова.

Заканчивался текст такими словами: «Неслучайно Катерина выбрала именно это время – четыре часа утра, час волка. Зимой в предрассветные часы в наших краях в это время особенно темно, и не отличить путнику волка от собаки, и не догадаться ему, что под маской приветливой нежной испуганной красавицы скрывается хищный оскал настоящей волчицы. А только что проснувшийся, еще не избавившийся от сонной одури человек в темноте наиболее уязвим и беззащитен».

После прочтения Никой последних строк в кабинете воцарилась полная тишина. Внезапно Ника осипшим от долгого чтения вслух голосом спросила:

– Ну, и что теперь с этим дерьмом мне прикажете делать?

Возникла новая пауза, которую на сей раз прервала Леся.

– Похоже, что надо ехать и брать эту Катерину Медкову. Учитель не просто так пропал. Судя по его писанине, она та еще штучка и после второго убийства «зачистила» подельника.

– Надо брать побольше толковых полицейских, – сказал ДД. – Если хотя бы половина написанного ее дружком Сосновским правда, то эта Катерина просто так не сдастся. Она еще половину опергруппы на тот свет за собой утащит.

– Там еще один тонкий пикантный момент. Эту Катерину покрывает наша доблестная полиция, – сказала Ника.

– А ее-то с чего? – хором удивились все присутствующие, кроме Дениса Денисовича. Ему Ника под большим секретом успела поведать об исчезнувшем ноже.

– Долгая история. И как мы ее будем брать?

– Пойду позвоню своим знакомым в ГУВД, объясню им ситуацию. Попрошу, чтобы помогли. Если что, карточки на раскрытие потом на них выставим. – ДД ушел в свой кабинет, оставив трех следователей и практиканта продолжать планировать захват Катерины Медковой.

– Вот здорово, – мечтательно сказал Макс. – Мы одним махом два дела раскрыли. И твои убийства, и мое исчезновение учителя. И это перед личным приемом. Крутяк.

– Ты учителя еще не нашел, – подколола его Леся.

– Да его точно эта баба грохнула. А я же почти пошел с ней на свидание, – ужаснулся Макс. – Она же и меня могла вовлечь в свои криминальные сети.

– И самое смешное знаете что? – нервно хохотнула Ника. – Раскрытие два дня валялось у нас буквально под ногами. Я на ту коробку, которую осматривал Кеша, два дня ставила ноги. А в ней оказалось все. И преступление, и признание.

– И даже «сочная спелость лона», – констатировала Леся, которую словесная эквилибристика Сосновского тоже не оставила равнодушной.

– Нам завтра с утра дадут оперов, поедем за Медковой, – заглянул в кабинет Денис Денисович. – Я договорился. В пять утра всем быть на рабочем месте в отделе, поедем отсюда.

Ника посмотрела на часы. До начала реализации оставалось восемь часов. Нужно попробовать поспать.

Ника проснулась по будильнику в четыре утра. За окном был, выражаясь аллегориями Сосновского, час волка во всей красе. Темень стояла такая, что хоть глаз выколи. Вдохнув предутренний морозный воздух и стряхнув с машины подмерзший за ночь снег, Ника порулила в отдел.

В отделе сонно почесываясь, попивая растворимый кофе, медленно просыпалась реализация: из угла в угол ходили опера. Жаворонки среди них пытались флиртовать с симпатичной блондинкой Лесей, обмениваться шутками с Максом и Никой, остальные же еще пытались отойти ото сна и прийти в себя. На такси прибыл в отдел Кеша, который накануне отказывался идти домой, пока Ника на комментарии к уголовно-процессуальному кодексу не поклялась, что возьмет его на обыск и задержание Катерины Медковой.

Наконец, мелькание бланков, форменных брюк, камуфляжа, недопитых кружек с кофе закончилось, все погрузились в машины, и правоохранительная кавалькада двинулась в Глухарево.

В село они въехали ровно в шесть утра.

«Забавно, – подумала Ника. – По идее старая следственная хитрость с ранним началом времени обыска сродни рассуждениям Петра и Катерины про час волка. Что в часы, когда ночь встречается с утром, сон особенно крепок и сладок, а человек спросонья слаб и доверчив, может открыть дверь, не задумываясь. Эффект неожиданности под утро срабатывает сильнее».

Стараясь действовать максимально незаметно, насколько это возможно в деревне, следователи, опера и понятые вышли из машин за несколько проулков до дома Медковых, где их тут же «срисовали» несколько деревенских кумушек, спешащих с утра на работу.

«Уже можно особо не таиться», – подумала Ника.

Вот кто-то из оперов постучал в знакомую калитку и несколько раз продолжительно нажал на кнопку дверного звонка. Из-за забора в доме послышалась слабая трель. Через пару минут калитка открылась, на пороге стоял Семен Медков в знакомой Нике камуфляжной куртке, наброшенной поверх футболки и тренировочных штанов.

– Здравствуйте, Семен Михайлович! Мы пришли провести неотложный обыск в вашем доме. Вот постановление, можете ознакомиться. – Ника протянула Медкову постановление и, на всякий случай, свое служебное удостоверение.

Медков посмотрел на присутствующих каким-то стеклянным взглядом, не выражающим никаких эмоций. Даже не взглянув на постановление, он молча кивнул Нике и сказал:

– Пойдемте.

Ника хорошо запомнила не самую дружелюбную реакцию Медкова на свой предыдущий приход, поэтому была несколько удивлена, но потопала вслед за ним. За этими двумя потянулись и все остальные.

Вот и знакомое крыльцо, небольшой холл, а вот и гостиная, в которой Ника тоже уже была. И эта красивая внешне, но страшная по своей сути женщина все так же сидит на диване. Вот она поднялась навстречу Нике и своему мужу. Ника внутренне немного сжалась, от такой всего чего угодно можно ожидать. Подождав, когда все опера зайдут за ними, следователь Речиц объявила:

– Сейчас здесь будет произведен неотложный обыск на основании моего постановления. А вы, Медкова Катерина Петровна, задержаны по подозрению в совершении убийств Шевкопляса и Кротова.

И без того белое лицо Катерины стало смертельно бледным.

– Каких убийств? Каких Шевкопляса и Кротова? – только и смогла вымолвить она.

– А вот таких! – не смогла сдержать своего негодования Ника. – Мы нашли записи Сосновского. Не вздумайте отпираться, что вы не знаете, кто это такие.

– Она и правда не знает, кто это такие, – раздался откуда-то сбоку голос Семена Медкова. Такой же бледный, как и его жена, он стоял у камина и обеими руками держался за каминную полку, будто это единственное, что давало ему точку опоры. – Она не знает, кто это такие, – повторил он. – Не надо ее задерживать. Это не Катя. Это ее младшая сестра Настя. – Медков оторвался от каминной полки и подошел к Нике, протягивая ей свои руки. – Задерживайте меня. Я убил и Катерину, и этого Сосновского. Задерживайте меня, и я вам все расскажу.

И вот снова поменялась следственная мизансцена, и вот уже Ника сидит в своем кабинете, светится красный огонек видеокамеры, а Семен Медков в присутствии дежурного адвоката рассказывает о развязке глухаревской драмы.

– Когда я увидел свой нож и услышал, что его нашли в сожженной фуре, я сначала не поверил. Я не мог поверить в то, что Катя причастна… может быть причастна к убийствам. Но когда Кати не было дома, я обыскал ее комнату, нашел деньги. Я понимал, что она вряд ли смогла бы в одиночку все это провернуть. Я решил расспросить ее подружку, Анжелику Хачатурян. Анжелика сначала отпиралась, но я смог ее немного припугнуть, она мне и проговорилась про этого учителя. И рассказала, что для встреч с ним Катя сняла у Анжелики домик в Гусином Броде.

Я сказал Кате, что снова уезжаю на несколько дней в Кемерово. Я туда часто ездил в последнее время. Вы, наверное, слышали, что у меня есть ферма, я ездил в Кемерово, чтобы посмотреть, как устроены хозяйства с животными той же породы. Вот Катерина этим и воспользовалась. Я хотел застукать их, так сказать, при исполнении супружеской измены, поэтому в Кемерово не поехал, а уехал в Гусиный Брод и припарковался недалеко от домика, про который рассказала мне Анжелика. Домик оказался почти в лесу, на задворках деревни, его от сельских домов и не видно совсем.

Но ночью к домику никто не приехал. Потом я понял, что они снова пошли на дело. Под утро в какой-то момент я задремал, а когда проснулся и увидел у домика Катину «Ниву», у меня кровь так прилила к лицу и в висках так застучало, что я подумал, что умру в тот же час. Я распахнул дверь. Домик был совсем крошечный, на две комнатки: там были теплые сени и что-то вроде спаленки. Я как их увидел на той кровати, так себя совсем забыл. Помню только Катькины глаза, она, когда я зашел, как раз лицом к двери была, сразу меня увидела. Нет, не бесстыжие у нее глаза были, а какие-то ясные, все понимающие, будто она этого всего и добивалась, будто такого финала сама хотела. А этот хлипкий учителишка даже не понял, похоже, что случилось…

Где я топор взял, не помню. Какие-то картинки в голове мелькают, будто он в сенях был в дрова воткнут. Но герою-любовнику я первому голову им снес. Катька была вся в его крови, в мозгах, опомнилась, пыталась убежать, спрятаться. Но прощения, сучка, не просила, я бы ее простил, конечно. В угол уползла, спряталась, голову руками закрыла. Ну, я ее и ударил наотмашь, в висок ей попал…

Страшно то, что она и мертвая лежала красивая. Волосы рыжие, кровью пропитались, раскинулись по полу. Глаза я ей закрыл, а нос и губы у нее такие гордые, такие резко очерченные, что когда я в себя немного пришел, то волком выл, так мне стало ее жалко. За ее красоту, за гордость, за то, что стольких привела она на смерть из-за своей непонятной до жизни жадности. Всегда ей хотелось всего и побольше. Как она меня пилила за то, что в глуши живем, что зарабатываю мало. Детьми шантажировала, обещала, что родит мне пацана и девку, когда я окончательно поднимусь и в город ее перевезу. А видишь, что она удумала, другого вокруг пальца обвести…

Я сейчас ее даже к нему не ревную. Просто брезгливость какая-то страшная. Неужели ей насколько со мной плохо было, что она на этого сопляка позарилась? И зачем она все это с мужиками с трассы затеяла?..