Тыквенная книга

До невообразимости много кошек.

Повсюду: в медных волосах девицы, на тонких руках с синими венами, в складках измятого бального платья. Кошки ластятся, довольно урчат, трутся о ноги, путаются в волосах. Они вьются вокруг неё как пыль, совершенно невесомые, почти не существующие, как призраки, то появляются, то исчезают. Кошки – они точно, непослушный узор гранатовых косточек, словно кто-то разорвал ожерелье, и теперь ветер незатейливо перебрасывает бусины с места на место.

И прежде чем Элла осознает, реальность ли это или обман зрения, её оглушает вопль.

– А-а-а! – надрывается незнакомка и заходится в сухом кашле.

Серый кот спрыгивает с её рук и бросается на Эллу. Царапает, бьёт когтями по ногам, точно обезумивший дракон. Девочка, тихо повизгивая, вскакивает и бежит прочь, на первый этаж, едва не споткнувшись на лестнице. Кот устремляется за ней и пытается ухватить за пятку, самое лакомое для котов место.

– Ещё увидимся! – бросает ей Дантесса. Неуверенно машет рукой и обречённо, устало вздыхает.

Внизу Эллу уже ловит разгневанная Марфа Ильинична. Сегодня она подвязала волосы красным платком в белый горошек, что сделало бы её облик более добродушным, если б не суровый взор поверх огромных очков на кривом носу.

– Так-так. Ты поднималась наверх?

– Нет, Марфа Ильинична, – Элла с трудом дышит и оглядывается. Погони, слава богу, нет, свирепый кот где-то отстал. Ещё удастся выкрутиться!

Экономка смеряет шалунью недовольным взглядом, точно злая мачеха, разочарованная безупречностью золушки.

– Твоему дяде, Марку Андреевичу, очень не понравится, если ты будешь шуметь и гулять где нельзя. Ты хорошо поняла?

– Да, сударыня, – Элла виновато опускает голову. Не больно-то и хочется вновь встречаться с сумасшедшими девицами: одна чашками танцует, другая носится с кошками как изрыгающий пламя дракон.

– За непослушание у нас принято наказывать. После завтрака помоешь посуду.

– Хорошо.

Ну что сложного и ужасного может быть в мытье посуды? Вот Демидовы один раз по-настоящему хорошо наказали! Элла тогда после школы решила прогуляться по магазинам, выбрать классной руководительнице подарок на день учителя, и никому и слова не сказала. А Демидовы напрасно ожидали её к обеду. Выбранный Эллой магазинчик оказался закрыт, и глупышка несколько часов, пока не стемнело, околачивалась у витрины и разглядывала статуэтки ангелочков. Очень хотелось купить того с позолоченными крылышками. На двери не висело таблички «закрыто», и Элла надеялась, что продавщица вот-вот вернётся. Ещё пять минуточек – и обязательно. Так и простояла, пока сзади к ней не подкралась Демидова и не заехала ладонью по шапке.

«Вот негодяйка! Где ты носишься? Мы уже весь район на уши подняли! Как так можно, неблагодарная?»

Эллу безжалостно наказали: отобрали все книги и запретили читать целых две недели. А то эти книжонки ей совсем мозг убили! Думать разучилась самостоятельно! Несчастная, она сутками маялась, наблюдая за тем, как танцуют осенние листья, как капли дождя наперегонки стекают по стеклу и как голубь на подоконнике сосредоточенно чистит перья.

Ну, разве после такого какое-то мытьё посуды может её испугать?

Кухня – тесная комнатушка. В ближнем к двери углу – небольшой стол, накрытый поеденной молью скатертью. Тарелка остывающей каши и тёплый чай с миндальным пирожным. Вдоль стен – две раковины, три плиты по четыре конфорки каждая, несколько разделочных столов, над которыми висят сушилка и полки с крупами и приправами.

Элла наскоро съедает завтрак и принимается за посуду. Увы, из крана течёт лишь холодная вода, и полотенца для рук нет. Девчонка брезгливо стряхивает руками и расставляет посуду в сушилку над раковиной. Скорее бы! Пальцы уже окоченели. Со стороны Марфы Ильиничны отключить горячую воду – очень коварно. Впрочем, может, дела господина Норкина идут неважно, и семья вынуждена экономить? Ура! Последняя тарелка.

– Ах!

На столе вновь высится гора немытой посуды. Тут и чашки с прилипшими кусочками размокшего печенья, и тарелки, обильно смазанные мерзким на вид соусом, и просто жирные сковородки и кастрюльки с пенкой от бульона, которая подозрительно похожа на грибковый нарост.

– Откуда?

Терпеливо, стиснув зубы, Элла моет и эту посуду, и вновь – на столе волшебным образом возникает новая партия, даже попадаются стаканы, в которые заботливо напихали огрызки яблок и использованные салфетки с отпечатками помады. Ну что за манеры! Любимые опекуны этого бы не одобрили, но, увы, их здесь нет, чтобы разразиться грозной тирадой.

– Как такое возможно? Никто же не входил!

Элла опускается на корточки и заглядывает под стол в поисках какого-нибудь люка или подъемного механизма, но находит лишь тонкую брошюру.

«Грязная посуда всех времён».

И перед глазами наказанной предстают страницы нелицеприятных описаний, вырванных из романов, а может, и сочинённых кем-то из домочадцев. Первая исписана бисерным почерком.

«После мытья посуду надлежит складывать в сушилку, чтобы с неё стекла вода. В это время на столе появляется следующая партия грязной посуды. Как только новую приносят в раковину, из сушилки пропадает предыдущая, и место освобождается. Так продолжается двадцать девять раз, пока не иссякнет запас грязной посуды для провинившегося негодника…»

Элла читает детальное описание узоров грязи на фарфоровых тарелочках, количество засохших пятен рагу, масла, соуса. Упомянуты даже отколотые края блюдец! Педант, потративший вечера на сей монументальный труд, небось, сгорел от гордости!

– Что ты делаешь под столом? Посуда ждёт. Ты вынуждаешь меня возложить на тебя ещё одно наказание!

Марфа Ильинична. Кто ещё это может быть? Упёрла руки в бока и смотрит коршуном. Вновь похожа на Бабу-Ягу. Сейчас, чего доброго, опоит мёртвой водой и в печь засунет.

– Извините, ? провинившаяся девчонка быстро возвращается к раковине.

В кухне-подвале нет ни часов, ни окон, и Элла не следит за временем. Молча моет посуду и пикнуть боится. Ноги болят. Онемевшие от холода пальцы едва сгибаются. Кожа потрескалась от моющего средства, хочется поскорее вырваться из этого кошмара и намазать руки кремом.

«Ах, да я ведь забыла его в Москве! – всхлипывает Элла. – Вряд ли Марфа Ильинична станет мне помогать».

Незадолго до ужина Элла с облегчением запихивает в сушилку последнюю тарелку. Оборачивается – слава богу, ни одной грязной посудины в очереди на водные процедуры! Наконец-то, можно отдохнуть!

«Интересно, безопасно ли сейчас спросить о Тошке или меня снова накажут? С другой стороны, у той же девочки с третьего полно кошек! Почему же мне нельзя? Подумаешь, на одну кошку больше».

Эллу передёргивает от неприятного воспоминания. Лучше держаться от чокнутой кошатницы подальше и не упоминать о ней, не будить лихо.

– Тебе понравилось мыть посуду? – низкий мужской голос. В том углу, где раньше был исцарапанный разделочный стол, теперь большая белая печь. Приятно трещит огонь, валит жар. На лежаке сидит маленький, не более метра ростом, мужчина, гном, с длинной густой бородой цвета каштанов, неожиданно напомаженными бакенбардами и пенсне на медной цепочке.

Элла замирает в недоумении.

– Я спросил, понравилось ли тебе мыть посуду? – вкрадчиво повторяет незнакомец и почёсывает локоть, пробурчав. – Свитер колется, зараза.

– Нет.

– «Нет»? – мужчина удивлённо поднимает бровь и забывает о шерстяном недуге. – Всего лишь «нет»? Разве тебя не научили манерам?

– Простите, но о каких манерах идёт речь?

Мужчина хмурится.

– Стоит говорить «нет, сударь» и «о каких манерах идёт речь, сударь». Ты поняла, необразованная девочка?

– Да, сударь.

– То-то же, – сладко улыбается. – Иди и переоденься. Затем спускайся в гостиную. Познакомишься с семьёй.

Вернувшись в спальню, Элла вновь подпрыгивает и зависает в воздухе. Осторожно шагает, боясь провалиться. К ужину первого знакомства хочется одеться с особой тщательностью. Элла выбирает несколько сарафанов: длинный, почти в пол, чёрный с серебристым узором на бретельках; тёмно-синий с вышитым на груди орлом и зеленый с аккуратным чёрным кружевом. Сарафаны Элла бросает на кровать и ищет подходящую блузку. И найдя, оборачивается и ахает.

Сарафаны в снопе искр кружат под потолком. Элла пытается схватить одежду, но платья проскальзывают меж пальцев и, как непослушные котята, отбегают в другой угол. Элла прыгает и прыгает, и, наконец, цепляет край чёрного кружева. В руках у неё оказывается тёмно-изумрудный сарафан.