Эхо шума

– Все-все, понял, понял. Не бурчи. И вообще иди поспи. Ты на этой неделе вообще спал? В какую смену не хожу, вечно-то ты куда-то да бегаешь. Не надоело? Лицо, вон, зеленое уже совсем.

– Оно измождено текстом. Ничего фатального. Отчеты…

– Да, да. Их тоже. Понял я, понял.

Мужчина неловко почесал Бимку за ухом свободным пальцем, плечом он потеснил своего молодого начальника и направился прочь.

Плечи Аркадия устало поникли. Тон сменился с уважительно-рабочего на усталый и серьезный.

– У нас планируется запуск. Времени совсем мало.

– А ты хочешь, чтоб все было идеально. Да, да, знаю, знаю.

– Не факт, что разрыв цепи даст нам преимущество, но оно почти точно вызовет необратимые изменения, хотя бы в науке, в понимании вещей. В схеме ошибки, они могут стоять слишком дорого. Если правильно все объяснить, верхи могут отменить проект.

– Вот что, мальчик, – Сергей Владимирович на это нехорошо нахмурился, остановившись. – Я много на этом свете пожил. Я две войны пережил, понимаешь? И каждую считали Великой. И последней. И короткой – перед ее началом наивно. И ни черта подобного. Я никому не верю. Но знаю, что между ними шло расстояние в двадцать лет. И сейчас снова – прошло двадцать лет. Что-то грохнет. И я бы хотел, чтобы моя дочь, там на Земле, и Варвара моя у нас в столовой, благополучно все это пережили. И, скажу тебе честно, мне плевать, какой ценой. Благородные речи хорошо вещать, когда хорошо задница прикрыта. Вот, что я тебе, с высоты моих седин скажу. Мотай на ус, пока я жив.

Аркадий даже не огорчился, в глубине души понимая, что неприятно, но справедливо. Сам он лишь смутно помнил последствия окончания первой – мелким еще был. Помнил только, как мать рыдала, когда отец не пришел. Его тогда к тетке увели. Он не совсем еще понимал, что происходит, и больше орал из-за расстроенной матери, чем из-за какого-то незнакомца, которого никогда не видел.

Он с детства не очень верил в войну. Не очень ее понимал. Но был ответственным, всегда. А это предлагало выполнение своих задач, и сейчас – активную работу с людьми. Судя по удаляющейся спине Воронова, выходило это у него неважно. Впрочем, не сказать, чтобы это было большой новостью.

Аркадий отстраненно помассировал живот. Немного подташнивало. Совсем чуть-чуть. Но это точно не от недосыпания, хотя здесь Воронов прав был – оно имело место быть. Перевернув на автопилоте висящее на крючке зеркальце отражающей стороной к стене, он устремился к себе. Не сказать, что его последняя нелюбовь к зеркалам была вызвана нелюбовью к собственному отражению. Он никогда не испытывал неприязни к собственной внешности, напротив. Многие девушки считали его привлекательным: правильные черты лица, высокие скулы, серые глаза и светлые волосы, а бледность и очки придавали облику романтичность непризнанного гения.

Он дошел до кабинета и деловито поправил покосившуюся табличку, распахнул привычную дверь, но замер на пороге нелепо наполовину занеся ногу. Моргнул. Спешно извинился, запер за собой обратно и поспешил прочь.

На ходу поправил сползшие на нос очки. Возможно, слова Воронова и Марины имели смысл. Недосып бил по соображалке. Но что оставалось делать? Времени уже который месяц ни на что не хватало.

Он оглянулся назад. За дверью шел разговор на повышенных тонах.

Угораздило же по привычке свернуть в свой бывший кабинет. Кажется, он прервал какое-то совещание. Он снова раскрыл сжимаемую под мышкой папку, углубляясь в чертежи и схемы. Не сходилось.

– Ужинать! У-жи-нать!

Мимо проехал на колесиках уже знакомый Э-24. Шустро распахнув ближайшую комнату и гаркнув привычное объявление, укатил к следующей – продолжать свою миссию.

Аркадий устало провел ладонью по лицу. Голова представляла собой на редкость тинистое болото. От недосыпа скакала температура. Бросало то в жар, то в холод. Не слишком часто, но все равно неприятно. Пожалуй, пообедать бы не помешало. Подкрепить силы.

Он пошел в обход – не любил лифты, всегда предпочитая лестницу. На ней было меньше шансов встретить ленивую толпу в растоптанных тапочках и домашних халатиках с кружками и ложками в цветочек наперевес.

Слабо шелестели бумажные гирлянды. Было слегка прохладно, и он зябко передернул плечами. Мимо прошел Егор, приветливо помахав рукой. Аркадий постарался выдавить из себя улыбку в ответ. Он считал Егора лоботрясом.

Семье Фоминых дальше он улыбнулся уже более искренно. Маленькой Ане передал барбариску, припрятанную для нее в кармане серого халата.

В столовой уже была толпа. Люди весело болтали, предвкушая грядущие праздники. Как всегда, его больше всего поражал один из инженеров, Андрей. Он сейчас вновь врал очередной пассии, обещая той притащить в сочельник такую пышную ёлку, что та у нее в комнате не поместится. Это, на секундочку, на космической станции, где из деревьев только пара-тройка березок с дубками да армия сердитых тополей в парке, и где все перечисленные стоят на учете и ежедневно пересчитываются.

– А ты слышал, они ее отловили? – шепталась за другим столиком бухгалтерия.

– Дамочку, которая спрашивала который час?

– И ведь в инструкциях же всех сказано – "никогда не говорите с "зеркалами"!». Надо же так…

– Слушайте, блин, я же по секрету вам рассказал, тише, тише!

– Да ладно тебе.

Он проводил сплетников взглядом, ускоряя шаг. Он их знал, но не хотел обращать на себя внимания – тогда бы пришлось подсаживаться и заводить беседу. А он хотел по-быстрому выбрать еду с собой, и перекусить уже в кабинете.

Не то, чтобы он прям совсем не любил компанию, нет. Конечно, у него были знакомые, с которыми болтали. Ровно от выхода из лаборатории до развилки по дороге к комнатам. Никто никогда не звал его на чай. Чистоты эксперимента ради, стоит признаться, что и он не напрашивался.

– Опять желудок портишь?

– Приходится, приходится, – он освидетельствовал как добродушная повариха Варвара сурово направила на него поварешку. Выбранный им набор на подносе ее явно не устраивал.

– И спать, поди, тоже всю ночь не будешь?

– Дело прежде всего, – он постарался аккуратно уйти из-под вымазанного подливой прицела, но не вышло.

Женщина неодобрительно закачала головой. Она была удивительно похожа на мужа – характером так точно.

– Ну хоть разочек супчик бы взял. Жиденькое же есть тоже надо! Хороший такой получился. Ну попробуй хоть разок! И себе хорошо, и мне приятно сделаешь!

– Никак не могу, не в обиду Вам будет. Бежать пора, до свидания!

– Ну ты не перенапрягайся там, а, – крикнула она ему вслед, привлекая внимания остальных работников. – Здоровье смолоду нужно беречь, а ты же у нас незаменимый, как никак, что ж без тебя делать-то будут.

Аркадий не стал разбираться, скрывалась ли насмешка в последней фразе. Даже он со своей атрофированной социальной адаптацией осознавал, что в совете его мнение с благожелательным видом выслушивали только для галочки. Никому оно здесь не сдалось. И не только оно, если быть полностью откровенным.

– Аркаша!

Он резко замер, деревянно расправив спину. Марина была бойкой девушкой, которая с момента их первой встречи на станции решила взять на себя за него ответственность, словно он был маленьким ребенком. И сейчас она приветливо махала ему из-за столика с другого конца столовой. Она была не одна.

Наверно, делать вид, что не заметил, было уже поздно.

– Ну Аркадий же!

Несмотря на определенную назойливость, из всех его знакомых, Марина была, пожалуй, единственным исключением, которое он мог бы назвать другом. Выбора не было.

– Иду! Не кричи.

Приятельские отношения с Мариной завязались насильно. Она работала в другом отделе. Но навязчиво раз за разом подсаживалась к нему в столовой. Сперва он боялся, что это была какая-то тактика соблазнения, но вскоре успокоился, уверившись, что кроме компании девушке от него больше ничего нужно не было. Она была по-своему красива: черные брови и волнистые волосы, тонкая фигура и хорошая осанка, и мягкие черты лица с карамельными глазами, из-за которых не сразу удавалось разглядеть прячущееся внутри неуемное желание действий.

– Петрович, успокойся уже.

– Но я правда не понимаю! Это тварь реально что ли специально летала здесь кругами, чтобы целенаправленно сдохнуть у меня в щах?

– А как двусмысленно прозвучало!

– Ну тебя.