Операция «Аврора»

– Не буду, – брякнул, не подумав, Глеб и углубился в меню.

Сосед появился очень скоро – вертлявый мужчина лет тридцати, чересчур набриолиненный, со щегольскими усиками и при этом с обтёрханными краями рукавов. «Совята» в свободное время читали книжки, которые могли бы пригодиться и в служебной деятельности, а в последнее время немало спорили о мистере Шерлоке Холмсе и его дедуктивном методе. И Глеб уже наловчился высматривать всякие занятные приметы.

Сотрапезник пытался выглядеть светским кавалером – видимо, чтобы проникать в места, куда простому человеку вход закрыт. К «Палкину» он явился, чтобы солидные питерцы видели: человек может себе позволить обедать в солидном заведении. Но денег у него при этом не густо. Стало быть, стало быть… репортер?.. Точно! Из какой-нибудь «газеты-копейки», не иначе. А манеры-то, манеры!..

От «совят» требовали простоты в обращении и благопристойности. Чрезмерную жестикуляцию они считали привилегией французского цирюльника. А этот господин так суетился, словно сбежал из водевиля. Обычное: «Разрешите представиться – Николай Иванович, ударение, изволите видеть, на “о”!» – он произнес, поворачивая сверкающую голову то так, то сяк, чуть ли не ухом на плечо укладывая.

– Очень приятно, – ответил Глеб. – А я – Глеб Гусев.

Репортер покосился в раскрытое меню.

– Рекомендую взять севрюгу в рейнвейне, господин Гусев.

– Благодарю, я уже определился с выбором, господин Иванович.

– Позвольте карту вин…

– Прошу вас…

– У меня сегодня приятное событие, господин Гусев: я получил отличное известие и вот – праздную! И по такому случаю позвольте вас угостить ну хоть «Шардоне»?

Глеб был молод – всего-то двадцать пять годочков. Но в третье «совиное» управление кого попало не берут. Начальство ценило его деловитость, а что до упрямства и сверхъестественного желания всех переспорить – так на это до поры закрывали глаза. У офицера, желающего делать карьеру, должно быть самолюбие, должна быть и гордость, просто со временем поручик Гусев научится их проявлять не столь явно – так решили отцы-командиры.

Опять же, память…

Третье управление занималось сбором, обработкой и анализом сведений, которые могли бы иметь отношение к охраняемым персонам и вопросам их безопасности. Глеб держал в голове множество фамилий, прозваний, кличек, адресов, и где-то среди них обреталась и фамилия «Иванович» с ударением на «о», только он сразу не смог определить, где именно.

Подошел официант, принял заказ. Господин Иванович взялся пространно толковать о качествах вин, Глеб рассеянно соглашался. Его раздражало, что фамилия не тащит за собой из памяти портрета, подробностей, цифр.

И вдруг он вспомнил.

Это было связано с морским министром, контр-адмиралом Григоровичем. Человек, носивший странную фамилию, прорывался к нему на прием, затеял целый скандал, был решительно выведен вон, и у всех невольных свидетелей осталось такое впечатление: попади он в кабинет морского министра, мог бы натворить дел. Больше его, понятное дело, в министерство не впускали.

Еще одно воспоминание: что-то, связанное с Люйшуньским конфликтом – с тем временем, когда Григорович был комендантом Порт-Артура. Но подробности не всплывали; скорее всего, Глеб их просто не знал.

Он внимательно посмотрел на собеседника. По возрасту тот вполне мог участвовать в военных действиях. Однако – не моряк, на лбу крупными буквами прямо так и написано: «не моряк».

Хотя в служебные обязанности Глеба не входил допрос подозрительных личностей, и рядом никого из «совят», кому можно было бы сдать с рук на руки Ивановича, нет, он решил заняться суетливым репортером сам.

И тут же пришла первая разумная мысль: «Ведь были же в зале еще свободные столики, отчего тогда этот чудак присоседился именно ко мне?»

«Совят» не раз и не два предупреждали о бдительности. Вот и представился поручику случай ее проявить!

– Сдается, мы уже где-то встречались, – сказал Глеб. – Может, в «Бродячей собаке»?

Это артистическое кабаре за два года приобрело огромную популярность среди столичной публики. Но как раз в нем Гусев еще ни разу не бывал.

– Да, верно, в «Бродячей собаке»! – обрадовался Иванович. – Вот откуда мне ваше лицо знакомо…

«Ага! Попался, голубчик!..» – возликовал поручик, а вслух невинно продолжил: – А вы все там же трудитесь, на ниве пера и блокнота?

– Да, именно на сей ниве. Я, изволите видеть, предан идеалам, да! И оттого сотрудничаю с «Вестником Европы»!

«Ясно, – подытожил Глеб, – идеалы, значит, либеральные. Журнал почтенный, хорошие повести публикует, а вот с идеалами промашка вышла. Впрочем, похоже, что врешь ты, друг ситный! Сотрудничаешь, значит, изредка статейки кропаешь? А трудишься-то на ином поприще!..»

– Понимаю, – многозначительно кивнул он. – И уважаю.

– Я так и думал, – заявил вдруг собеседник совершенно иным тоном, и даже лицо у него вроде бы затвердело. Глеб насторожился: уж не ловушка ли тут расставлена на него самого, сотрудника третьего «совиного» отделения?

Родилась новая мудрая мысль: немедленно телефонировать начальству. Пусть пришлют кого-нибудь из пятого управления – им положено отрабатывать возможные контакты с агентами противника. Хорошо бы сам капитан Голицын приехал – ему разобраться с таким, как этот Иванович, раз плюнуть.

– Простите, я отлучусь на пару минут, – Гусев состроил скорбную мину. – Проклятый здешний климат мне на пользу не идет. Застудил все, что только можно…

– В ваши-то годы?! – натурально ахнул репортер.

– Да вот, и в мои годы такое случается. Извините.

Глеб бочком выскочил в вестибюль и метнулся к метрдотелю.

– Мне нужно срочно телефонировать начальству!

– А вы, собственно…

Закончить хозяин зала не успел – Гусев быстро показал ему «совиное» удостоверение. Разобрать, что там написано, метрдотель не успел, но двуглавого орла на обложке мигом опознал.

– Вон туда, ваше благородие. Там канцелярия…

Глеб рванул было по коридору, но вовремя оглянулся. Так и есть: Иванович вышел за ним следом.

– Черт!.. – шепотом ругнулся поручик. – Тогда сперва – в клозет…

Где располагалось сие заведение в «Палкине», он знал. Оно было оборудовано по последнему слову клозетной моды и имело не только писсуары из безупречно-белого фаянса, но и унитазы в кабинках.

Репортер буквально ворвался туда следом за Глебом.

– Простите меня, господин Гусев! – зачастил он. – Я должен воспользоваться случаем, чтобы поговорить с вами наедине. Просто обязан!

– Слыхал я про репортерскую наглость, – немедленно вскипел Глеб, – но это уже превосходит всякое воображение!

– При чем здесь мое ремесло? Ну да, мы берем интервью в разных местах, бывает, и в окошки лезем, и подкарауливаем… Но тут – иное, поверьте мне! Очень важный разговор!

– Для которого вы подобрали самое подходящее место!

Глеб уже примерился пинками выставить Ивановича из клозета, но тот возопил пуще прежнего:

– А где ж еще?! В других непременно помешают, а то и подслушают! Говорю же вам: дело архиважное! И, кроме того, вы можете поиметь с него свой профит!

«Черт знает что! – засомневался поручик. – Но не может же человек в относительно здравом уме говорить о профите сотруднику СОВА в таком заведении? Для этого нужно совсем спятить!..» И тут его осенило: