Зовите меня Джин Миллер

Мирослава была ответственной за эфиры, и более неподходящего и вместе с тем подходящего на эту роль человека представить себе было невозможно. Юркая, меняющая цвет волос каждый месяц, попадающая в неприятности по собственной вине, увлекающаяся до фанатизма и внезапно равнодушная – Славка.

Сейчас она деловито пнула кресло, под которым лежал и смеялся Вадим, и забралась с ногами в соседнее. Светлые волосы (пока что светлые) упали на плечи, когда она откинула голову и уставилась в потолок.

– Думаю, вчерашнюю тему с конверсами надо развить. Напишу сегодня знакомым семиклассникам – ну, знаете, что говорят в школе… Кто под подозрением… Нам не хватает конкретики!

– Знакомым. Семиклассникам, – откликнулся Сухов, выползая на свет. – И кто эти знакомые? Кем они тебе приходятся, а? Слушай…

– Можно я уже пойду? – прервала их Женька. – Вообще не понимаю, почему ты меня притащила.

– Потому что ты должна рассказать всю правду, – строго сказала Славка, переведя на нее взгляд. – Правду, о которой так мило умолчала вчера.

– Какую правду? – Женя отодвинулась к стене.

– А что с тобой творилось весь вчерашний день! – подхватил Вадик. Саша с любопытством посмотрела на Высоцкую.

– Что она может такого творить? Она же ангел…

– Кто? Высоцкая? – Мирослава расхохоталась, но тут же оборвала себя: – Этот ангел пропустил половину уроков. И не говорит нам, в чём дело.

– Один! Я пропустила один! – взорвалась Женька. – И на один опоздала. Всего-то.

Ее одноклассники переглянулись. Взгляд Емельяновой стал еще более любопытным.

Высоцкая вздохнула. Нельзя сказать, что они были близкими друзьями, факт дружбы Женька всегда держала под сомнением, а со вчерашнего дня особенно. С Мирославой они сидели за одной партой и близко приятельствовали. С Вадиком общались, потому что с ним невозможно не общаться. Общение их длилось с начальной школы и каким- то чудом всё никак не могло затихнуть. А вот Емельянова – та училась в параллельном классе, и при ней Женьке меньше всего хотелось откровенничать. И вообще, почему она должна кому-то о чём-то рассказывать? Она же не требует от Вадика подробностей его бурной личной жизни или от Славки – всей тысячи приключений, в которые она ежедневно влипает.

Но открыто взбунтоваться Женька не решилась.

– Может, хотя бы не сейчас? После вашего ненаглядного эфира?

– Э! Так не пойдет. После ты опять свалишь, придумав новый предлог. Урок там или еще какая ерунда…

– Но вообще-то времени у нас и так нет, – Саша зевнула. – Эфир через две минуты.

– Я ухожу, – Женька, радуясь, что отделалась, вскинула руки. – Пойду посмотрю на вас снаружи.

– Паршиво осознавать, что, кроме нас и учителей, в школе реально никого нет, – вздохнул Вадик, когда она выходила. – А ведь я никогда никому – даже совсем отдаленно – не напоминал ботаника. Что за жизнь пошла?

Женька только улыбнулась, выходя за дверь. Вадик Сухов, в отличие от Высоцкой, чьи дни систематически меняли свой цвет, уж точно не страдал такой ерундой. Складывалось впечатление, что все дни его жизни напоминали полотно абстракциониста, на котором преобладали в основном яркие, экспрессивные цвета. Причем сам Вадим очень органично вписывался в эти полотна, варился в чехарде своей жизни, ни о чём не переживая и ничего не боясь. Он не анализировал каждый прожитый день, не готовился к новому и уж точно не считал себя парнем из пузыря. А еще Женька просто поражалась, как ловко он переключался с одного на другое. Эфиры «Телеболталки» – выступления перед невидимой публикой – были частью его повседневности.

Вот и сейчас, стоило Женьке подойти к телевизору в холле, полились пестрые картинки заставки и на экране появились Саша и Вадик, которые словно продолжали свой разговор, прерванный с её уходом из студии.

– На дворе двадцать первое марта, восемь часов утра, и для тех ранних пташек, которые предпочитают приходить в школу за полчаса до начала уроков, мы начинаем нашу утреннюю телеболтовню! Прилипните к огромным плазменным экранам школьных телевизоров, с вами я, неподражаемый Вадик Сухов, и моя бессменная соведущая, Саша Емельянова.

– Мне кажется или в твоей славной приветственной речи можно уловить нотки сарказма?

– Сарказма?! Успокойся, Саша, не думаю, что кто-то что-то заметил, ведь в такое время в школе действительно почти никого нет. Поэтому я взываю к тебе: так для кого мы ведем этот ежедневный утренний эфир?

– Задаваться этим бессмысленным вопросом стало для тебя традицией, Вадик. Для тебя это залог хорошего дня?

– Нет, это предпосылки для хорошего журналистского расследования, Емельянова. Неужели школа тратила безумные средства на оснащение коридоров телевизорами лишь для того, чтобы каждый день все могли лицезреть мою физиономию? Мысли об этом наполняют меня невероятной гордостью за себя!

– Не знаю как с гордостью, но самомнения тебе точно не занимать, медийная персона. Можно я теперь только так к тебе и буду обращаться?

– Вот за что я тебя люблю, Емельянова. За то, что ты способна поддержать диалог и помочь мне убить добрую половину нашего эфирного времени! И, кажется, стрелка часов действительно доползла до той отметки, когда нас кто-то может услышать. А посему – здравствуйте еще раз!

– Если вы приплелись в школу сонными, мы вас немедленно разбудим. А потом еще раз разбудим на большой перемене, чтобы вы – вдруг – не забыли наши лица.

– А пока я вангую – сейчас в школьном холле и без нас полно кутерьмы. Кто-то наверняка пришел без сменки, кто-то успел нахамить дежурному завучу, и у этого кого-то, конечно, нет дневника, чтобы вписать туда замечание, а кто-то стоит посреди коридора и слушает нас с замиранием сердца…

– В основном тебя, медийная персона. Кстати, о сменке. Похоже, история с конверсами вышла на новый оборот.

– Я тоже слышал об этом. Одна птичка, имени которой мы здесь не назовем, принесла на хвосте, что нашим таинственным вором был кто-то из одноклассников пострадавшего. По крайней мере, в среде семиклассников зреют волнения. Наш таинственный вор – верни то, что взял, на место, пока не поздно. И лучше сознайся – облегчи нечистую совесть, и все, включая и красные конверсы, простят тебе прегрешение.

– Боже, уймись, Сухов! Даже у меня от тебя уже уши закладывает. Передохни. Попей водички. А я пока отвлекусь от темы с обувью. Давайте-ка я быстренько расскажу, какие внеучебные мероприятия нам всем предстоят на этой неделе.

* * *

– И как это вам еще не запретили говорить о краже, – удивилась Женька, когда после эфира Саша, Вадик и Мирослава спустились на первый этаж.

– Вот! И я о том же, – Емельянова пожала плечами. – После сегодняшнего точно запретят.

– Ой, да ладно, расслабьтесь, – Мирка зевнула, не заметив, как толкнула какого-то пятиклашку, оказавшегося на ее пути. – Когда запретят, тогда и перестанем говорить. А вот сведения были проверенными. Семиклашки реально своего подозревают. Я провела суперрасследование.

– Ага, – фыркнул Вадик. – Расследование! Два вопроса в ВК!..

– Слушай, ты…

– Высоцкая!

Они как раз проходили через заполненный холл школы, так что все, кто был на этаже, тут же начали озираться.

Женька поняла, что обращаются к ней, только когда взгляды Саши, Мирки и Вадика уже начали высверливать в ней огромную дырку. Ну не привыкла она, чтобы ее кто- то звал!

– Что за… – Женька обернулась, и тут ее схватили за руку.

– Идем поговорим, – сказал Артур Раевский и без лишних слов потащил ее за собой.

– Эй!

Ноль реакции.

– Сбрендил?! – прошипела Женька. Не хотелось орать на весь коридор. Артур дошел до угла, завернул, и вокруг стало тихо. Они оказались возле дверей в малый спортзал.

– Через три минуты звонок! – Женька вырвала свою руку из руки Артура.

– Мы успеем.

– Что случилось?