Рубиновый маяк дракона

– Тогда это мог быть только Озирис Северный Иней. Я не слышала больше ни об одном драконе с подобным увечьем. Ох, бедняга… – Эльфийка сокрушенно покачала головой.

– А что с ним такое? – Я пододвинула стул и уселась напротив них. – Почему новый глаз… м-м-м… не отрос?

– Не мог. Озирис подхватил странную хворь, которая медленно и мучительно убивала его дракона.

– Дракон без дракона? – удивленно выдохнула Фабиана. – Разве это возможно? Одно без другого?

Элиниэль пожала плечами:

– Не могу знать наверняка. Но если и так, то для их народа это просто чудовищно! Я очень надеюсь, что Озирис смог найти способ сберечь вторую ипостась. Он ведь к нам в Йолли приехал как раз к целителям. Изувеченный весь: и снаружи, и внутри. Произошло это лет десять назад. Я в то время еще училась, и этот случай был на слуху. Поговаривали, что вроде бы нашли какое-то решение. Или нет? Помню, что во время разбирательства вскрылось, что Озирис подцепил ту хворь в Мертвой Пустоши.

– Но ведь это запретные земли! – воскликнула я.

– Да, поэтому Озириса ждало наказание, а не исцеление. Он спешно покинул наши края, так ничего и не добившись.

– Сбежал?

– Именно. Не знаю, куда он подался. Но надеюсь, Северный Иней нашел какое-то иное решение. Потому что не быть собой – это ведь хуже смерти. Вот вы, дорогие, сейчас без магии из-за поглощающего артефакта, чтобы бед в пути не наделали. А представьте, что навсегда такими останетесь.

– Жуть! И история жуткая! У меня даже от одного его имени – Северный Иней – уже мурашки по коже. – Теперь и я поежилась.

А Фабиана задумчиво произнесла:

– А у нас в Рехии со всеми безнадежными проблемами со здоровьем идут в храм в Аолоне, просят милости у хранителя жизненных сил. – Она сделала паузу и шмыгнула носом. – В тот самый единственный храм с эльфийским кристаллом, в котором я потеряла все – Ильсира, семью, благородное имя. Это было так ужасно! Несправедливо! Нечестно!

«Она опять за свое? Любую тему вновь переведет на бывшего эльфийского женишка! Позорище!»

Хранители ведают, сколько сил мне понадобилось, чтобы не закатить глаза. Выдумав предлог, я выскочила из каюты и зашагала вверх по ступеням на палубу. Еще раз выслушивать нытье Фабианы было выше моих сил. И так уже нужно проветрить голову.

Снаружи соленый влажный воздух сразу же остудил мысли, а заодно донес звуки салмы с кормы. Я пошла на звук и вскоре присоединилась к группе адептов, что полукругом расселись вокруг боцмана, кто на чем. Ливемсир нежно перебирал струны, словно гладил любимую, и задумчиво смотрел на море.

– Что тут?.. – начала было я, но сидящий ближе всех ко мне здоровяк Но?лде с моего факультета шикнул:

– Тихо, не мешай ему настраиваться.

Я понятливо замолчала, и не прошло и минуты, как Ливемсир запел нежную найниэ. Слова мы не понимали, но это было не важно – волшебная мелодия вкупе со звенящими, как весенняя капель, звуками эльфийского дотрагивалась до самого сердца, сжимала его в кулаке и держала в тревожном напряжении. Затем я все же узнала балладу, которую он пел, – мы проходили ее на занятиях по литературе других народов еще на первом курсе. Но одно дело читать текст в манускрипте, продираясь через сложные эльфийские руны, и совсем другое – слышать, как ее исполняет настоящий живой эльф, аккомпанируя себе на чарующей салме. Ветер и тот сперва утих, словно прислушиваясь к мелодии, а затем стал завывать в такт. Я чувствовала, что по щекам текут слезы, но ничего не могла с собой поделать.

Ливемсир бросил на меня извиняющийся взгляд, закончил балладу и почти без перехода вновь ударил по струнам. В этот раз дерзко, звонко, по-залихватски затянул моряцкую песенку, которую тотчас подхватили другие голоса.

Судьба моряка —
Соль на руках.
Чужие моря – колыбель.
В волненье волны.

Мы жизни полны.
Не дней, не часов – недель.
Хэй, моряк, хэй!
Там мель!

Я быстро огляделась по сторонам и поняла, что кроме адептов пение Ливемсира собрались послушать и свободные члены команды. Капитана Лаирасула не было, но вот старпом стоял недалеко от нас, прислонившись плечом к деревянной перегородке. Дальше у борта замерли еще несколько матросов.

Ночами на мачте
Не гаснут огни.
Сливаются в дымке дни.
Свой галс у судьбы
Коль выкрали мы,
Еще раз ее обмани.
Хэй, моряк, хэй!
Тяни!

Кудри жены,
Чьи ласки нежны,
Смех сыновей – острее мечей.
Тянет домой
За полной луной.
Окна горят в стуже ночей.
Хэй, моряк, хэй!
Ты чей?

Но вновь за приливом
Нас ждут терпеливо.
И соль на губах горчит.
К добыче скорей,
Не знай якорей…
Как ветер нас шхуна помчит!
Хэй, моряк, хэй!
Кричи!

Да, моряк одинок,
Курс – на восток.
То правый, то левый галс.
И пусть без оков.
Пусть холод ветров,
Но в сердце огонь не погас.
Хэй, моряк, хэй!
За нас!

Под конец песни даже адепты уже притопывали и подхватывали незатейливый мотивчик. А я вот почему-то никак не могла успокоиться. Вероятно, дело было не в эльфийской балладе – просто со слезами выходило скопившееся напряжение. Я еще никогда не покидала семью так надолго, не уезжала из дома. Конечно же, я отчаянно скучала.

Увы, плакать красиво и возвышенно, как это полагается благородным маирам, я не умела. Матушка в свое время немало намучилась с этой моей особенностью, но так ничего и не смогла сделать. От слез мой нос тотчас опухал, а по щекам расползались красные пятна, которые были особенно заметны на моей бледно-фарфоровой коже. Не желая показываться в таком виде перед остальными, я резко отвернулась и сделала шаг назад. И сходу влетела в чью-то грудь. От неожиданности я резко вдохнула. Меня окутал аромат летнего леса, пряный и насыщенный. Нагретый солнцем джераббс, влажный мох, липовые соцветия… Я зажмурилась от удовольствия, а затем медленно открыла глаза, перевела взгляд выше… и наткнулась на непроницаемое лицо посла Анарендила.

«Ох, хранители, как же неудачно вышло!»

Хоть Анарендил сохранял внешнюю невозмутимость, в глубине его изумрудных глаз полыхало зарождающееся бешенство.

– Amin feuya ten’ lle[2 - Как же ты меня раздражаешь! (пер. с эльфийского)]! – прошипел он, почти не разжимая губ.

Я вспыхнула.