Заложник

Заложник не улыбнулся в ответ. Только кивнул.

– Именно так! Вы все точно поняли, доктор. Именно, учебник! И всему человечеству, хочет оно того или нет, придется освоить материал, записанный в этом учебнике.

Юсуф вспыхнул и отшатнулся от стола. Последняя фраза обожгла его, как пощечина. Особенно слова про «все человечество». Вот что значит проявить слабость. Он проявил вполне понятную мягкость к попавшему в беду человеку. А этот человек расценил его мягкость как слабость и решил, что его можно купить на дешевую пропаганду. Все! Больше такого не повторится. Хватит уступок и скидок на шоковое состояние. Юсуф решительно положил ладони на шершавую столешницу. Нелепыми сказками об этом «учебнике» его народ кормит человечество уже три тысячи лет. Больше это никому не интересно. Неужели этот человек не понимает, что все их беды из-за этой книги?! Их всех, скопом и каждого в отдельности ненавидят, гонят и убивают, пытают и вешают, топят и режут, а они упрямо продолжают тыкать всему миру свою книгу, в которой написано об их избранности. Конечно, они далеко не глупы и их действия совсем не бескорыстны. Благодаря сказкам, записанным в этой книге, они получили землю, которая им не принадлежит. Но так будет не всегда. Их враги набирают силы, лучшие друзья отворачиваются от них. Кольцо сжимается. Рано или поздно им всем придет конец. Они обречены. Их уничтожат. Вместе с их государством. И с этой книгой. Юсуф говорил горячо и громко, хотя понимал, что темный подвал, в котором прикован к столу человек, обреченный на страдания и смерть, – не лучшее место для такого монолога. Но остановиться не мог. Он говорил все громче и с каждым мгновением ощущал свою победу в давнем споре с Зарой. В каждой беседе должна быть поставлена точка. Этот человек должен знать правду.

Наконец Юсуф замолчал. Заложник поднял голову. Юсуф напряженно ждал его первого слова. Что он ответит? Какие найдет слова? Ясно, что будет спорить? Или промолчит? Заложник пожал плечами. Как-то равнодушно пожал. Словно не придал значения ни одному услышанному слову.

– Я с вами согласен.

Юсуф решил, что ослышался. Он в упор смотрел на заложника. Но тот не отвел глаз. И повторил:

– Я с вами согласен.

Юсуфом вдруг овладело неприятное чувство. Будто он толкнул ребенка. Или обидел калеку. Юсуф закусил губу и пожалел, что не сдержался. Не стоило говорить всего этого. Не стоило повышать голос. Конечно, этот человек не согласен ни с одним словом Юсуфа. Но вынужден лгать, потому что не смеет возразить своему палачу. Эта мысль была Юсуфу неприятна. Ведь он не палач. И не собирается им становиться. Он врач, делающий свое дело, и не он затеял этот спор. Он просто считал, что должен сказать все эти горькие слова. Юсуф решил объясниться и поднял глаза. Заложник смотрел на него, и в этом взгляде не было ничего от взгляда собаки, желающей завоевать благосклонность хозяина. В глубине глаз заложника сверкали холодные льдинки насмешки. Юсуф вдруг понял, что этот человек согласился с ним вовсе не из соображений, что узнику лучше не раздражать своего тюремщика.

– Я с вами согласен, – повторил заложник в третий раз. – Все будет развиваться именно по такому сценарию. Но только при одном условии. – Заложник замолчал, его верхняя губа опять поползла вверх, обнажая зубы. Юсуф понял, что вопросов задавать не нужно.

– При условии, что эта книга, – заложник поднял бордовый томик и встряхнул им, – написана человеком.

Юсуф молчал, не понимая смысла сказанного, но понимая, что монолог не закончен. Заложник перевел дыхание.

– Причем совершенно не важно, кем именно был этот человек и какие цели он преследовал. Был ли этим человеком пророк Моисей или эту книгу писала группа историков. Или мудрецов. Или аферистов. Это совершенно не важно. И цели, которые преследовали эти люди, тоже не важны. Хотели ли они получить власть над еврейским народом, оставить наследие детям, потешить свое самолюбие или заработать на тираже? Это все совершенно не важно. Важно только одно. Если эта книга написана людьми и основана на человеческой логике, то все будет именно так, как вы описали, доктор.

Юсуф молчал, а заложник принялся загибать пальцы.

– Мы много на себя берем? Конечно! Мы слишком отделяемся от других народов, вызывая раздражение? Именно так. Мы проникли во все области жизни и пытаемся везде занять ключевые посты? И это верно. В конце концов это всем надоест. В этом вы тоже правы. Как и в том, что друзья отвернутся, а враги окрепнут. Наше государство разрушат, а нас сбросят в море. Восемь миллионов не могут вечно сопротивляться миллиарду врагов.

Заложник поднял голову и сжал руки в кулаки.

– Я вам больше скажу. – Заложник понизил голос, будто кто-то мог его услышать в полутемном подвале. – Если эта книга написана людьми, то Иерусалим вовсе не святой город. А если так, зачем за него сражаться и умирать? Если эта книга написана людьми, то Творец не отдавал нашему народу эту землю. И тогда какому глупцу пришла в голову мысль создать еврейское государство в самом сердце исламского мира? Зачем? Почему именно здесь? Гораздо лучше было бы найти для нас какой-нибудь остров в океане.

Заложник перевел дыхание. В его глазах светилась отчаянная решимость. Юсуф молчал.

– Но есть и другой вариант. – Голос заложника окреп. – Эта книга не написана людьми, а дарована Творцом мира пророку Моисею на горе Синай. И в ней записаны законы, по которым этот мир живет и управляется. Тогда, простите, доктор, но я не соглашусь ни с одним словом, сказанным вами. Если дело обстоит именно так, то никому не удастся нас уничтожить или сдвинуть с этой земли. Ни одной армии мира, как бы ни была она велика, хорошо вооружена, оснащена и подготовлена.

Мягким движением заложник опустил бордовый томик на стол. Стальные браслеты столкнулись и звякнули. Вероятно, долгий монолог утомил заложника.

– Никому не победить Творца мира, – устало произнес он. – Хотя люди постоянно пытаются опровергнуть эту истину.

Юсуф ощутил замешательство. Вероятно, он должен что-то сказать. Но сказать ему было нечего. Он мельком взглянул на часы. С момента, как за ним закрылась металлическая дверь, прошло тридцать пять минут. Его врачебный осмотр явно затянулся. Пора идти. Как бы не возникло у Тайсира ненужных подозрений. Юсуф сделал шаг к двери. Заложник поднял голову.

– Вы верующий человек, доктор?

Юсуф остановился.

– Конечно!

Заложник улыбнулся.

– Значит, вы верите, что эту книгу не писали люди. В противном случае, пророк Мухаммед не стал бы комментировать и подробно разбирать ее в своем Коране. К чему пророку, находящемуся под покровительством Творца, комментировать книгу, написанную людьми? Очередную книгу, основанную на человеческих заблуждениях и не содержащую в себе ни грамма Божественной мудрости.

Юсуф пошел к двери, чувствуя себя солдатом, бегущим с поля боя. Он не знает, что ответить этому человеку. Он не был готов к такому спору. К оказанию помощи и выведению из шокового состояния – да. Но не к тому, что он услышал в этом подвале.

Теперь ему надо все обдумать. И понять, услышал ли он нечто важное или просто запутался в хитросплетении банальных парадоксов. Заложник не сводил глаз с кончиков своих пальцев. Юсуф хотел попрощаться, но передумал. Просто шагнул к двери и стукнул в нее кулаком. Открылось маленькое окошко. Зоркий черный глаз прошелся по Юсуфу и перешел на заложника. Судя по всему, охранник не заметил ничего подозрительного. Щелкнул замок, и дверь открылась.

* * *

Зара помогла мужу раздеться. Выражение ее лица было скорбным. Юсуф понимал причину этой скорби. Радио уже сообщило новость о захвате заложника «Отрядами народного сопротивления», и мудрая Зара, конечно, связала с этой новостью его внезапный и срочный вызов к Тайсиру. Фантазия Зары разыгралась не на шутку. Она решила, что задумчивость ее бедного мужа связана с тем, что ему пришлось наблюдать, как люди Тайсира пытают своего пленника. Юсуф клялся, что это не так, доказывал, что заложник нужен Тайсиру в нормальном состоянии и потому никто не собирается его пытать. Зара молча слушала, кивала головой и не верила. Почему же тогда Юсуф вернулся домой таким мрачным? О чем он все время думает? Ссылку на усталость она всерьез не приняла. Обычно уставший Юсуф позволял ей снять с себя рубашку и обувь, ужинал не торопясь. А сегодня! Наскоро, без всякого аппетита съел лепешку с сыром, одним глотком выпил чашку кофе, бродит из угла в угол в тяжелых ботинках.

Юсуф слушал жену и не отвечал, пытаясь привести мысли в порядок.

Оказавшись за дверью подвала, он понял, что должен еще раз увидеть этого человека. И потому, рассказывая Тайсиру о заложнике, сгустил краски. Шоковое состояние, неустойчивая психика, потрясение от всего произошедшего и необходимость постоянного врачебного наблюдения. Тайсир слушал Юсуфа внимательно, вроде бы соглашался, но почему-то хмурился, и взгляд его был недоверчивым. Неужели что-то заподозрил? С чего ему подозревать Юсуфа? Юсуф доказал свою преданность. Да и сейчас не собирался обманывать своего страшного босса. А то, что диагноз оказался не очень точным, уж извините. Кто поставит безупречный диагноз без детального обследования пациента? Без приборов и анализов. На глазок. Вот он, как врач, и перестраховался. Сгустил краски. С кем не бывает?

Недовольная упорным молчанием мужа, Зара вернулась с еще одной чашкой кофе. Поставила ее на тумбочку, присела рядом. Протянула руку, погладила Юсуфа по голове и спросила, отошел ли он.

– От чего? – вспыхнул Юсуф.

– От тех ужасов, которые ты видел у Тайсира.

Юсуф всплеснул руками. Не было никаких ужасов. Зара улыбнулась и покачала головой. Дескать, не делай из меня дурочку. Юсуф отвернулся. Хотелось, чтобы Зара вышла. Или замолчала. Пусть сидит вот так, рядом, гладит его по волосам, по плечам. И молчит. Он должен подумать. Но Зара не собиралась молчать. Она хочет знать правду.

– Какую еще правду? Какую, к черту, правду? – Юсуф не выдержал и повысил голос.

Зара тяжело вздохнула. Почему он так нервничает? Почему он кричит на нее? Нет, она все понимает. Когда насмотришься такого, невольно станешь неврастеником. Но почему он не хочет с ней поделиться? Неужели непонятно, что ему сразу станет легче? Намного легче. Юсуф ощутил волну раздражения, поднимающуюся изнутри. Дрогнула в руке чашка с кофе. Стоп! Только не начинать ссору. Тогда уже мыслей не собрать. Юсуф пригубил горячий напиток, откинулся на спинку кресла и опять закрыл глаза. Рука Зары легла на лоб.

– Тебе нехорошо?

Юсуф кивнул.

– Оставить тебя одного?

Юсуф кивнул еще раз. Зара поднялась, и он ощутил волну привычного аромата ее духов. Затем зазвучали шаги, и дверь закрылась.

Он должен еще раз увидеть этого человека. Так он решил, пока шел по подземному коридору и поднимался по лестнице в комнату с сундуком. Он должен понять, к чему клонит этот человек. Хотя…

Неужели он, серьезный и вдумчивый врач, убежденный мусульманин, стал жертвой говоруна, опутавшего его словесной сетью? Надо отдать должное этому человеку – его сеть сплетена весьма лихо. Но из нее надо выбираться. Запутаться в его сети значит проиграть. Все. Идею, веру, землю, государство, дом деда, ключ от которого лежит здесь, в спальне, в шкафу под майками и трусами Юсуфа.

Он просто проявил слабость. Запутался в словах. И это сразу привело к последствиям. К нежелательным последствиям. Он солгал Тайсиру о тяжелом состоянии заложника. А ведь он давал себе слово никогда не лгать Тайсиру. Это ему урок. Одна слабость порождает другую, а та тянет за собой третью. Ошибка ведет к ошибке. Он должен был быть сильным. А он размяк. Как тогда на вечеринке, которую ему не забыть никогда. С этой девкой. Гадиной. Шлюхой. Как ее звали? Лена? Нет, не Лена. А, Лина. Точно. Лина Скляр.

Она считалась королевой лечебного факультета. Когда она проходила по коридору в коротком белом халатике и маленькой шапочке на черных кудрях, студенты всех курсов – от первого до седьмого – теряли дар речи одновременно со способностью поворачивать голову в другую сторону. На Юсуфа она как-то бросила взгляд, который он посчитал заинтересованным, и это дало ему право думать, что королева вовсе не прочь назвать его своим королем.

Все должно было решиться на вечеринке, посвященной началу зимней сессии, Юсуф выдержал настоящий бой за право сидеть рядом с ней. Она пришла в коротком черном платье и черных чулках, сверкающих синими и фиолетовыми нитями люрекса. Каким-то особым мужским чутьем он сразу понял, что на ней чулки, а не колготки. А значит, над гладью нейлона и колючей проволокой люрекса есть широкая кружевная резинка, жесткая на ощупь. И над ней начинается царство белой прохладной кожи. От мысли о его торжественном въезде в это царство кружилась голова, и он торопил организаторов поскорее приступить к ужину. Наконец из кухни был доставлен к столу последний салат, гости расселись, в рюмки и бокалы обильно полились водка и вино. Юсуф сел на отвоеванное рядом с королевой место и замер от запаха роскошных духов и полной груди, с любопытством поглядывающей на соседа сквозь вырез платья. Он чувствовал себя ковбоем, чье лассо уже захлестнуло шею золотой кобылицы, за которой безрезультатно гонялись глупые соседи. Но когда пальцы Юсуфа коснулись под скатертью черной коленки, Лина ошпарила его недоуменным взглядом, ни слова не говоря, резко отодвинула стул и пересела на свободное место между двумя подругами. Мужское население стола радостно охнуло и теснее прижалось к своим дамам, всем своим видом подчеркивая преимущества прирученной синицы в руках перед строптивым журавлем в небе. Юсуф растерялся. А тут еще на свободный стул уселся парень одной из подруг Лины, и праздничный ужин, которого так добивался Юсуф, потерял всякий смысл.

Потом он пригласил ее танцевать, уверял, что она его не так поняла, оправдывался, ощущая себя уже не потенциальным монархом, а в лучшем случае старшим конюхом дворцовой конюшни, допустившим появление стригущего лишая у племенного жеребца. Королева снисходительно улыбалась, и эта проклятая улыбка сыграла с ним еще одну злую шутку. Решив, что он прощен, Юсуф вновь попробовал бросить в атаку осадные машины. Его ладонь соскользнула с тонкой талии ниже. Ощутив под пальцами тугую плоть, Юсуф сжал королеву в объятиях. И тут произошло неожиданное. Королева ткнула его двумя пальцами в солнечное сплетение так, что он мгновенно понял на практике, что такое свистящее дыхание астматика. Студенческая темнота скрыла его позор от остальных. Лина легко выбралась из его ослабевших рук, шепнула на прощание: «Этому приему меня научил мой жених» – и исчезла за силуэтами слившихся в экстазе тел. Брошенный на произвол судьбы Юсуф еще пару минут не мог сделать ни шагу, смахивал проступившие слезы и извивался на месте, изображая любителя индивидуального танца. Отдышавшись, он отправился искать ее, чтобы рассчитаться. Лина была на кухне. Ее окружали подруги, она что-то громко рассказывала, привалившись спиной к какому-то тщедушному однокурснику. Однокурсник блаженствовал, его ладонь покоилась на ее крутом бедре, а прыщавая физиономия сияла от осознания собственной исключительности. В этой части квартиры Юсуфа не любили. При его появлении разговор увял, а лица стали напряженными и оттого неприятными. Юсуф поспешил ретироваться, решив отложить окончательный расчет на потом. Уединившись на балконе, он разработал план мести, коварный не менее, чем «Барбаросса». Он дождется, пока Лина уйдет, настигнет ее в подъезде и объяснит разницу между мальчишкой, которого можно унизить, и мужчиной, который унижений не прощает. Он больше не позволит застать себя врасплох ударом исподтишка, он прижмет ее к стене и доберется, наконец, до запретной территории над кружевной резинкой. Юсуф еще час лелеял свой план, продумывал приятные детали безоговорочной капитуляции и, заметив, что Лина прощается с подругами, выскользнул в подъезд. Увы, его план перенял от «Барбароссы» не только коварство, но и полную неспособность к реализации. На лестничной площадке Лину ждал двухметровый детина комплекции Кинг-Конга. Влюбленные не заметили затаившегося Юсуфа и в обнимку побежали вниз по лестнице, причем рука Кинг-Конга бесцеремонно вторглась на территорию, с которой Юсуф был изгнан с позором. Юсуф проводил их до выхода. На улице Кинг-Конг усадил добычу в подло-красный «Феррари», сам плюхнулся на водительское кресло и взревел мотором. В последнюю секунду Лина повернула голову и увидела его. Что она прочла в глазах Юсуфа – неутоленную страсть или все национальные обиды, вместе взятые, – он так и не понял. Но Лина презрительно скривилась, «Феррари» рванул с места, и Юсуф понял, что проиграл нокаутом.

Он шел домой один и ругал себя последними словами. Как он мог так опростоволоситься?! Он, гордый сын пустыни, стерпел оскорбление от этой сионистской сучки. Лина не была сионисткой. Более того, выбрав местом своего жительства Россию, она нарушила главный сионистский завет – перебраться на Святую землю, но он думал о ней именно так: «сионистская сучка». Зачем он пригласил ее на танец после ужина? Зачем пошел искать после подлого удара под дых? Зачем провожал до машины? Неужели ее реакция на невинное прикосновение к коленке не сказала ему все? Дурак! Дурак и слюнтяй! Надо было переключиться на одну из ее подруг. Подруга, конечно, сообщила бы ей о своем новом потрясающем любовнике. Это заставило бы ее присмотреться к нему. И тогда он начал бы осаду. А он ошибся. И одна ошибка потянула за собой другую.

Юсуф перешел в спальню, плюхнулся на кровать и раскинул руки. Не туда. Не туда пошли его мысли. Неужели все, что он услышал сегодня, было лишь пропагандой? Сетью для глупца? Или это было тем важным, что меняет жизнь и делает друзьями непримиримых врагов? Что-то важное было в словах этого человека. Что-то такое, от чего он не мог отмахнуться. Но что именно, Юсуф понять не мог. Вот потому он и должен увидеть его еще раз. Зара неслышно, как тень, появилась у кровати.