Хочу счастливым быть

Ронни от борща наотрез отказался, хотя борщ получился на славу. Он кушал только то, что в детстве готовила его мама: овощи, мясо и картошку, а морковку, огурец и свеклу он, вообще, не признавал за еду. Его причуды в еде знали уже все.

– Ронни, а, вот, пирожок с картошкой, это русский деликатес! – с улыбкой спросила Катя.

– Катя, как можно есть пюре запрятанное в тесте? – заволновался Ронни, который не знал ни одного русского слова, кроме «люблю» и «нет»?

– Зачем смотреть, что там сидит, ты попробуй пирожок на вкус! – не сдавалась Катя.

– А что я буду делать, если это застрянет в моей кишке? … Надя, – обратился он к жене, мне можно есть одну картошку?

– Ронни, для тебя я приготовила отдельно: отварная картошка, тушенное мясо с подливом и брюссельская капуста на пару, все, к чему твой желудок привык с детства. Ты доволен?

– Да, дорогая, я могу на тебя положиться, а Кате доверия нет! А кто там в кастрюле так жалобно плачет?

– Это пельмени, им вариться еще пять минут.

– Ребята, ваша мама заживем сварила пигмеев вам на обед?

Ронни явно рассчитывал на эффект.

– За то, что твои «пигмеи» морковку в детстве не ели, а, вот, тебя я люблю, и в кастрюле не сварю!

Это был привычный диалог, между Ронни и Надей, он повторялся из года в год, для поднятия аппетита у сидящих за столом.

Сытого человека обычно клонит ко сну, а Виктора к разговору на чистоту.

– Катя, признайся, честно, почему мужа с собой не взяла?

– Чтобы он не путался под ногами, в этой квартире у моря, и без него тесно, здесь можно ходить только вокруг стола, а если тебе без Кобы скучно, то поиграй с Софи, как любимый дядя, ей нравиться твоя борода, как у дядьки Черномора!

Витя медленно повернулся к маленькой Софи, и тут же соска выпала из ее рта.

– Софи мы будем с тобой играть, я тот, кого зовут Синяя Борода!

Витя скорчил такую гримасу, что девочка тут же закрыла глаза, а любимая кошка Ронни быстро спряталась за бюро, и всем почем-то стало смешно.

И довольный Витя, на правах дяди устроил Эмили допрос, как она успевает в школе, при этом он осуждающе поцокивал языком, а это было несправедливо, ведь девочка училась неплохо, хотя могла бы и лучше, но зачем об этом говорить при всех, да, еще на Рождество, и Эмили в ближнем бою отстояла право на тройку по рисованию и по труду.

За дочь вступилась Катя, что Витя сует свой нос в воспитание ее детей, пусть сначала своих заведет.

Тут Надя взяла сторону сына, а Эмили объяснила, что учеба учебой, но надо ей быть похитрее, ведь, что там не говори, а Витя имеет доброе сердце, а задирается из-за любви.

Семейная программа Рождества начиналась с поиска первой звезды, вспоминая, как к младенцу Христу с Востока пришли волхвы.

И, вот, Надя с Ронни, Витя, и Катя с детьми по-зимнему оделись и отправились, на поиски вечерней звезды, когда уже в сумерках не было видно, ни моря, ни зги.

Было слышно, как бушевал прибой, ветер бросался песком в лицо, а на набережной никого, от холода дрожала одинокая елка под красным фонарем, и только семейство Ронни продвигалось вперед всем стихиям назло, а Софи спокойно спала в детской коляске под целлофановым кульком.

Первым не выдержал Ронни, он любил гулять, но не пешком, а только на своем джипе и только сидя за рулем.

– Моя дорогая, – обратился он к Наде, – а в воздухе пахнет дождем? Какие могут быть звезды, в такую погоду. Любимая, давай вернемся домой, что будет очень вполне разумно, ведь всему свое всему, и грибы не растут ни летом.

– Ронни, не надо меня упрекать, что я летом грибы искала, я их и осенью не нашла, но терять надежду нельзя, так, что ноги в руки и за мной!

– Дорогая, ноги не надо брать в руки, нам руки тоже нужны, но не забудь, что нам не пели ангелы, и мы не пастухи.

Когда идешь долго, сам не зная куда, то трудно остановиться, до финиша не дойдя. Ронни прибавил шагу, по самые уши поднял воротник, а Надя пустилась вдогонку за ними, а дети плелись позади.

Когда подходили к отелю, одиноко стоящему в дюнах, как приют для домовых, вдруг, все закричали разом: «Ура! … Мама, домой пора, потому что капает рождественский дождь!

Потом Эмили, бабушке в угоду, помахала бенгальской звездой, и все дружно помчались домой, а у порога стояла огромная красная сумка, а в комнате под елкой, на месте Деда Мороза, сидела Таня, но подарки, что из сумки торчали, быстро спрятала Надя, потому что всему свое время.

Надо сказать, что Таня имела особые жизненные приоритеты и гордилась этим. Она собирала красивые камни, на это тратила немалые деньги, приучая себя к голодной диете, и учила французский, когда бросала курить, а, когда курить перестала, то стала писать фантастические рассказы, на нидерландском языке, которые бережно хранила мама, как в древности фамильное серебро.

Чужих людей Таня сторонилась с детства, ни в чьей любви не нуждалась особо, зато в ее квартире проживала зоологическая семья: рыбки и птичка и грызуны, собачка Бобби и Фелиса дикая кошка.

Все радовались приходу Тани, это был чудесный сюрприз.

– Таня, – спросила Катя с улыбкой, – ты сообщила морским свинкам когда ты вернешься домой? … А, как поживают рыбки? … А, кролики? … А хомяки? … Ох, как бы я хотела, чтобы и мои дети так послушно себя вели!

Вечер, горят свечи, мантница пыхтит на плите, а на столе – салаты, грибы, свежие огурцы и помидоры, словно в зиму вернулось лето, не дожидаясь весны.

Ронни поднялся из-за стола, и с бокалом вина от лучшего винодела, с которым знаком был лично, он прославил Бога за рождение Христа, благословил накрытый стол и собравшихся за ним, и тех, кто не пришел и тех, кто далеко.

Вечером к чаю подавался торт-Наполеон и тихо велась беседа о событиях прошедшего года и планах на будущий год, а в полночь все устали и отправились на покой.

Рождественская ночь тиха и таинственна, а утро радостью славится. Солнечный свет заливал комнату, где подавались на завтрак бутерброды со всякой всячиной и горячие блины, а для поднятия настроения была открыта баночка красной икры.

В полдень Ронни с Надей навестили Джильберта и Розу, они жили этажом ниже, хоть в церковь не ходили, но тоже радовались Рождеству.

Когда в Бельгии правили немцы, Джильберт учился в колледже иезуитов, он искренне верил в Христа и принял проповедь епископа из Ватикана, что Германия для фламандцев братская страна, как божий призыв, и отправился на фронт, к немцам, как к старшим братьям.

Джильберт воевал на восточной фронте, потерял лучшего друга, был ранен в бою, а, когда в Бельгии праздновали Победу, вернулся домой, а его посадили в тюрьму за сотрудничество с врагом.

И лишился бедняга чести быть патриотом родной страны, как и наследства отца, обида на церковь долгое время в его сердце жила.

Прошли годы, Джильберт открыл новое дело, имел успех, женился на прелестной Розе, единственной дочери почтенной семьи, но от венчания наотрез отказался, решив, что церковь ему чужда, и в жизни вера в Христа ему не нужна.

Надо сказать, что и Ронни в церковь лет тридцать не ходил, как свидетель того, как там продавалась святость за деньги, и только встреча с Надей обратили его к Христу, они вместе искали церковь и нашли божью семью.

Джильберт с Розой жили в одном подъезде с Ронни, который слышал, как сосед привычно ругал Бога за свою искалеченную судьбу, когда с помощью приходил к старикам, и сердце его болело.

Однажды, Надя спросила мужа, – Зачем ты ходишь туда?

– А кто им расскажет о любви Бога, кто, если не я?

По прошествии пяти лет случилось чудо, как-то раз перед Рождеством, Джильберт спросил у Ронни верит ли он сам, что Христос из мертвых воскрес?

– Джильберт, я верю!