Она знала его мальчиком, а потом мужчиной. Она знала его вдоль и поперек. По крайней мере, ей так казалось. Но когда он женился на другой – на той, которая ждала от него ребенка, – Одри поняла, что больше никому не доверит свое сердце. Раз Колт способен его разбить, полагаться нельзя ни на кого.
Верная своему слову, она больше никому не доверяла. В декабре ей исполнится тридцать семь лет. Недалеко и до сорока. Скорее всего, она так и не узнает, что чувствуешь, когда держишь на коленях своего ребенка или делишь жизнь с мужчиной, которого любишь так, как ее мать любила ее отца. Конечно, работа многое компенсировала – пока все не пошло под откос. Теперь ее ребенком можно считать газету. Чтобы не заниматься самокопанием, Одри стала слушать маму, которая говорила и говорила о далеком прошлом – о «хороших днях», как она их называла. О днях до того ужаса, который охватил их после сердечного приступа у отца… и тайны, которую они с матерью унесут в могилу.
Кое-что должно оставаться похороненным. Другого выхода не было – ни тогда, ни сейчас.
– А потом ты уехала и прославилась благодаря своим журналистским расследованиям, – произнесла Мэри-Джо после долгой паузы. Ее глаза засверкали от гордости. – Твой отец так гордился бы тобой!
Вот еще одна тайна, которую Одри надеялась сохранить. Мама никогда не узнает – как, впрочем, и кто-то еще, – что ее карьера моментально пошла под откос. Она совершила ошибку. Десять лет на вершине – и глупая, дурацкая ошибка перечеркнула все ее достижения. Ей так не терпелось написать сенсационный материал, что она доверилась источнику, не удосужившись проверить все факты. Поверила тому, кого считала своим другом, и очень хотела опередить остальных. И села в лужу.
Она крупно облажалась. Главное, ей некого винить, кроме себя самой. Пока она зализывала раны, позвонила мама и сообщила о желании Фила уйти в отставку. Одри сделала то, что должна была сделать. Примчалась домой и выкупила долю дяди в семейном предприятии. Никто лучше Одри не умел представить сенсационный материал. За год она могла бы снова сделать газету процветающей. Никаких проблем! За меньший срок можно выносить ребенка. Конечно, у нее все получится. Если она будет занята сохранением фамильного наследия, ей не придется думать о том, во что превратилась ее когда-то блестящая карьера.
И о тайне, о которой никто и никогда не должен узнать.
Мама положила голову Одри на плечо; на смену возбуждению пришла усталость.
Приехав домой, Одри вдруг с ужасом поняла: маме плохо. Ее забывчивость и рассеянность – не просто приметы пожилого возраста или переутомление от работы. У Мэри-Джо деменция. Если бы Одри приезжала домой чаще, она бы наверняка поняла, что потерянные ключи и пропущенные встречи, над которыми мама смеялась по телефону, – не просто забывчивость. Гораздо больше. Зато сейчас она здесь. И, как всегда говорил отец, «если жизнь подбрасывает тебе лимоны, сделай лимонад».
Идеальный пример тому – сегодняшняя стрельба. Ничто так не способствует росту тиража, как возможное убийство.
Глава 3
Колт оперся о кабину пикапа и устало вздохнул. Берт увез покойника. Тело следовало доставить на вскрытие в бюро судебно-медицинской экспертизы. Два криминалиста прочесали дом Содеров частым гребнем.
Куда же подевался муж Сары Содер? По ее словам, он должен вернуться из Гендерсонвиля, куда уехал на похороны. Он явно не торопился домой, хотя, по мнению Колта, узнав о том, что случилось, должен был сразу же примчаться к жене и детям. Колт предложил Саре пожить несколько дней у родных, пока дом считается местом преступления. Завтра нужно будет еще раз все осмотреть. Конечно, Колт не ожидал найти что-либо серьезное.
Маршал Бранч Холлоуэй расхаживал по дороге туда-сюда и разговаривал по телефону. Колт не слышал, о чем он говорит. Насколько он знал, Бранч был на хорошем счету в Службе федеральных маршалов, но в прошлом году его почему-то перевели в округ Франклин, где редко случалось что-то достойное федерального уровня.
Сегодняшнее происшествие явно стало исключением. Бранч сказал, что убитый – мелкий чикагский мафиозо, но подробно о нем не распространялся. Колту такая скрытность не понравилась. Здесь его округ, и ему необходимо знать, что же произошло сегодня в доме Содеров. Он не собирался передавать дело в чужие руки, если не получит соответствующего приказа. Он, а не Бранч Холлоуэй отвечает за безопасность жителей своего округа!
Бранч убрал телефон и направился к Колту. Колт оттолкнулся от пикапа и положил руки на бедра.
– Ну, и что тебе сказал бывший босс?
– Я оказался прав. Убитый – Тони Марчелло. – Бранч посмотрел на темные окна дома. – Колт, он не случайно сюда вломился. Марчелло поручали грязную работу. Он выбивал долги, убеждал должников раскошелиться. Иногда охранял главарей. Но главное, он действовал по приказу. Не представляю, чтобы такой, как он, совершил ошибку.
Только этого не хватало!
– Хочешь сказать, что Содеры каким-то боком причастны к мафиозным делам? – Колт ничего не понимал. Такого просто не может быть!
– Очень похоже на то. Я вернулся всего год назад, поэтому плохо представляю, кто есть кто… Насколько хорошо ты знаешь Уэсли Содера?
– Ты вообще знаком с кем-нибудь из меннонитов? – спросил Колт. Бранч тоже вырос в Винчестере и понимал, о чем речь. – То, на что ты намекаешь, кажется мне невероятным даже при самой буйной фантазии!
Бранч пожал плечами:
– Но ведь Уэсли не отсюда родом? И десять лет назад его здесь не было?
Тут он оказался прав.
– Ну да, он поселился в наших краях как раз лет десять назад. По словам Сары, приехал из Маркема, штат Иллинойс.
– Маркем недалеко от Чикаго… – Колт подавил тяжелый вздох. – Мы узнаем больше, когда проверим отпечатки Содера.
Колт велел одному из криминалистов снять отпечатки пальцев с деревянных подлокотников кресла-качалки, стоявшего у камина. Рассказывая об Уэсли, Сара то и дело косилась на пустое кресло. Колт решил, что там любит сидеть ее муж.
– В нашей базе данных нет никакого Уэсли Содера ни из Иллинойса, ни из Теннесси, – продолжал Бранч. – Так что ты ничего на него не найдешь… Зато, если его отпечатки обнаружатся в базе, мы будем точно знать: он не тот, за кого себя выдает.
Дьявол! Бранч по своим каналам мог получить нужные сведения за секунду. У Колта таких ресурсов не было. Как ни хотел заранее поблагодарить маршала за помощь в расследовании, он понимал: его стараются отодвинуть в сторону.
– Пока не пришел ответ из лаборатории, нам известно только одно: у Содера нет криминального прошлого.
– Все возможно… Мы можем всю ночь гадать, из-за чего Сара выстрелила в незнакомца, и все равно ни на шаг не приблизимся к истине. – Колт понимал, что Бранч уже, так сказать, метит территорию. Он не собирался уступать.
– Бранч, мы обязаны действовать осторожно и грамотно… Как положено. И не бежать впереди паровоза.
Хотя Колт не знал наверняка, почему Бранча перевели из Чикаго в родной городок, но такой перевод граничил с понижением в должности. Едва ли в его прошлом есть что-то, способное украсить резюме.
– Что ж, будь по-твоему. – Бранч снова покосился на дом Содеров. – Пока. Завтра я с тобой свяжусь.
Колт кивнул в знак согласия. Бранч сел в свой внедорожник и уехал. Колт смотрел ему вслед. Как жаль, что Мелвин Йодер лежит на смертном одре! Завтра нужно будет навестить его сыновей и попросить разрешения повидаться с патриархом местной меннонитской общины. Йодер наверняка знает зятя лучше, чем кто бы то ни было. Содер ни за что не смог бы жениться на дочери Йодера, если бы отец его не одобрил.
Если здоровье старика позволит принять гостя, Колт расспросит Мелвина об Уэсли Содере. Что он за человек? И почему не торопится домой, зная, что сейчас очень нужен жене и детям?
Напрашивался лишь один правдоподобный ответ: Содеру есть что скрывать. Колт в последний раз взглянул на дом и сел в машину. Что бы ни утаивали Сара Содер и ее муж, он все выяснит.
Едва Колт добрался до собственного дома, как возникла еще одна проблема. Во двор въехал его сын Ки и припарковался прямо за отцовским пикапом. Колт проверил время. «Комендантский час» для подростков давно наступил.
Сын не догадывался, что отец сидит в машине и видит его. Скорее всего, Ки считал, что его властный папаша, который понятия не имеет, как живет молодежь, уже давно спит. Колт наблюдал, как его восемнадцатилетний сын вылезает из машины и тихо закрывает дверцу. Потом он огляделся по сторонам и зашагал к дому.
Зашагал – сильно сказано. Его шатало из стороны в сторону… Колт негромко выругался. У него на глазах его единственный ребенок с трудом добрался до окна своей комнаты. Толкнул створку и перевалился через подоконник… Послышался глухой удар – видимо, Ки рухнул на пол.
Парень безрассуден и напрашивается на неприятности. Мать и дед избаловали его вконец. Только Колт пытался внушить ему какие-то правила; хорошо, что после развода он добился совместной опеки над сыном. По крайней мере, половину времени Ки вынужден хоть как-то подчиняться правилам.
Он давно нарывался на неприятности… Но сегодня Колт впервые увидел, как сын возвращается домой после очередной вечеринки. Он посмотрел в зеркало заднего вида на красный сверкающий пикап. Парень сел за руль пьяным! Колт все видел собственными глазами. Прежние выходки не шли с этим ни в какое сравнение.
– Черт бы все побрал!
Колт вышел из машины, захлопнул дверцу и направился к дому, который достался ему в наследство от отца, – единственное, чего Колт не лишился при разводе. Войдя в комнату сына, он увидел, что Ки лежит на полу, на том месте, куда упал, и громко храпит. Покачав головой, Колт подобрал с пола брелок от машины сына и сунул себе в карман. Теперь избалованный паршивец не сядет за руль по меньшей мере месяц. Будить сына и ругать его сейчас – напрасная трата сил. Спорить с пьяным себе дороже.
Может, уложить сына в постель? Колт решил: нет, пусть спит там, где лежит. Рядом с Ки валялся выпавший из кармана мобильник. Колт решил, что какое-то время сыну придется обходиться и без телефона – раз он не способен подчиняться правилам, поживет немного как все.
Усталый, измученный, Колт медленно побрел к себе в спальню. Он сел на край кровати и по очереди стянул с себя сапоги. Потом носки.
Иногда Колту казалось, что бывшая жена назло позволяет сыну делать все, что ему заблагорассудится, чтобы отомстить за развод. Бог свидетель, Колту никогда не позволяли валять дурака, и он не собирался потакать глупостям сына. Карен назвала его Китоном в честь своего отца. Колт не возражал, поскольку его сын носил фамилию Таннер. Он хотел, чтобы все было по справедливости. Но Карен Вильгельм никогда в жизни не играла честно. Ки исполнился год, когда Колт впервые застукал ее с другим. Десять лет он мирился с ее ложью и изменами в попытке сохранить семью. Потом понял, что с него хватит.
Он снял рубашку и потянулся к поясу, и тут завибрировал телефон Ки. Колт посмотрел на экран. Там высветилось: «Мама». Колт постучал по экрану и ответил так же, как всегда отвечал сын:
– Ну?