Честное лисье слово

– Нет. Точнее, заметать их можно, только когда мороз и снег пушистый, и когда по насту бежишь, по твёрдому… А когда обычный снег, их не заметать, а путать надо.

– Точно! – оживился вдруг Ури. – Я ей так и говорил: «Учись путать следы!»

– Ничего подобного, – не согласилась Фьор. – Ты говорил – заметай!

– Неужели? – брат деланно удивился. – Это я оговорился… или ты неправильно услышала.

– Так ты же и хвостом показывал – вправо-влево…

– Ну, может и показывал, – Ури выкручивался, как мог, чтобы не уронить своего авторитета, – просто не учёл, что снег от солнца сырой сделался. Зима-то, сама знаешь, сегодня первый день. Поди разберись так сразу!

– Да хватит вам спорить, – пришёл на помощь приятелю Фидо. – Давайте лучше вспомним, как «лисьи петли» на снегу крутить, чтоб никто ваших следов распутать не мог.

Ури с благодарностью взглянул на Фидо: вечно он выручает его в трудные моменты. А тот тут же принялся показывать друзьям, как это делается. И Ури, и Фьор смотрели со вниманием, потому что каждому сразу было видно: Фидо и впрямь неплохо справлялся с лисьей наукой. Вскоре все трое с энтузиазмом придумывали всё новые и новые прыжки и увёртки, которые хоть кого могли сбить с толку – такой замысловатый и петляющий получался след. И пойди тогда разберись – в какую именно сторону шла эта хитрая лиса. Теперь-то Фьор всё стало ясно – как и что делать. Это оказалось даже очень интересно. А Фидо всё поглядывал на Фьор, словно хотел о чём-то спросить, но никак не решался. Так и ушёл домой. Впрочем, где его дом ни Ури, ни Фьор не знали – он никогда им не показывал.

После того дня брат с сестрой не так часто бегали по лесу. Потому что следующий месяц выдался до того снежным, что трудно было себе представить: снег валил почти каждый день. По лесу намело такие сугробы, что как выйдешь, так и проваливаешься прямо по брюхо – тут уж не порезвишься особо. Но в первый же погожий денёк лисята отправились на прогулку.

Лес преобразился. Знакомые места выглядели зимой совсем по-другому. И хотя пробираться по снегу было непросто, настроение у обоих было замечательное. Небо голубело, снег искрился на солнце. Самое время заняться чем-нибудь весёлым!

– Интересно, что поделывает Фидо, – сказала Фьор. – Мы так давно его не видели.

– Да уж! Хорошо бы его разыскать, – согласился Ури.

– Ты знаешь, где он живёт?

Брат отрицательно помотал головой.

– Нет. Обычно мы в лесу где-нибудь встречались, или он сам к нам прибегал, ты же знаешь.

– Пойдём вдоль ручья к озеру, только по верху, – предложила Фьор. – Здесь такое яркое солнышко, а я по нему соскучилась. И потом отсюда всё хорошо видно, может заметим где-нибудь Фидо. Наверняка он тоже гуляет в такую прекрасную погоду.

Ури не возражал, и они двинулись по бровке склона, внимательно оглядывая округу – не мелькнёт ли где-нибудь рыжая шубка.

– Ой, смотри, какие красивые!.. – воскликнула вдруг Фьор и показала на большую ёлку, росшую ниже по склону. Вершина её была почти вровень с гребнем, по которому шли лисята. А на вершине ёлки висели малиновые чешуйчатые шишки. – Я сейчас достану себе одну!

И прежде чем брат успел что-то ответить, лисичка прыгнула изо всех сил, в надежде допрыгнуть до ёлки и ухватить заветную шишку. Падать она не боялась – ведь снег, он мягкий, как толстенная перина – ни за что не ушибёшься. Долететь до ёлки ей не удалось – толчка-то хорошего не получилось. Да и как он мог получиться, если под лапами не было твёрдой опоры. Вместо этого Фьор перекувырнулась в воздухе и приземлилась в пушистый снег. Забарахталась, стараясь выбраться, но не удержалась на крутом склоне и заскользила вниз, к руслу ручья.

– Э-эй! – закричал сверху Ури. – Осторожней! Там вода под снегом! Тромози-и!

Он отломил еловую ветку и, ловко оседлав её, помчался с горы, как на ледянке, вдогонку за сестрой.

По счастью, Фьор застряла внизу в огромном сугробе и избежала опасного места, где могла провалиться в ручей. Не то не миновать бы ей жестокой простуды, не говоря уже о том, что весёлая прогулка на этом бы и закончилась – ведь пришлось бы срочно возвращаться домой.

Ури начал было ворчать на сестру: что это вдруг взбрело ей в голову прыгать на ёлки! И на кой ей сдались эти шишки! Могла бы вообще разбиться, кабы не снег!

– Кабы не снег, я бы и не прыгала, – весело отмахнулась Фьор. – А шишки очень даже красивые! Жалко, что мне ни одной не досталось… Ну, пожалуйста, Ури, не сердись! Давай лучше с горы покатаемся! Я и не знала, что это так здорово! Летишь – и сердце замирает… У-ух!..

– Ладно, давай… – пробурчал Ури, меняя гнев на милость. – Но учти, если съедешь в ручей и промокнешь – заболеешь. И тебя тогда из дому долго не выпустят. Так и будешь в норе сидеть, пока зима не кончится.

– Не съеду, не съеду… и в воду не попаду-у… – пропела Фьор. – Я буду в этот сугроб целиться, – показала она на место своего благополучного прибытия сверху. Потом огляделась и уточнила: – Или вон в тот… Он ещё больше.

Ури повернулся посмотреть, куда это его сестра собирается съезжать на еловой «ледянке». Огромный снежный бугор в самом низу склона, практически на дне оврага – интересно, что там внутри, под снегом? Чем-то этот сугроб показался ему подозрительным. Надо посмотреть поближе. И Ури направился к бугру, чтобы удостовериться, что место это не опасное, что внутри под снегом не торчит здоровенный камень и что внизу под бугром не журчит незамёрзший ручей. А Фьор пошла за ним и обошла бугор с другой стороны.

– Ури, посмотри-ка!.. – позвала она. – Этот холм живой! У него тут маленькая дырочка, и он в неё дышит – парок идёт.

Брат подошёл взглянуть и замер на месте, не отрывая глаз от того отверстия, откуда и впрямь поднимался пар.

– Не ори! – разобрала Фьор его слова, произнесённые настолько тихо, насколько только можно было, но при этом казалось, что сам Ури как будто орал. – Беги! Вверх! Молча!..

Фьор испугалась. Её брат никогда ничего не боялся! Что это с ним!? Она не стала выяснять – что да как – и бросилась бежать со всей возможной прытью, как и велел Ури – молча. Брат не отставал от неё ни на шаг. Выбравшись на верх холма, они остановилась отдышаться и оглянулись. Всё было тихо. Ни живой бугор, ни его возможный обитатель не гнались за лисятами. Ярко светило солнышко, и вообще вся картина окружающего леса выглядела столь мирно, что Фьор совершенно успокоилась.

– Ты чего?! – приступила она к брату. – Что тебе примерещилось?

– Примерещилось, – фыркнул тот. – Ты ещё глупая и не понимаешь…

– Чего?

– Медведь, – коротко ответил Ури.

– Медведь?! – прошептала Фьор. Глаза у неё стали большими и круглыми, как пуговицы от пальто. Конечно, ей не приходилось ещё видеть медведей, но она уже много о них слышала – какой это большой и серьёзный зверь. – Но ведь папа говорил, что медведи у нас здесь не живут! – Голос её чуть дрожал.

– Вчера – нет, а сегодня – да, – мрачно проговорил Ури. – Значит, забрёл как-то… что его никто не видел. А то знаешь, какой звон бы пошёл по лесу! И нас бы родители ни за что одних гулять бы не пустили…

– И нам пришлось бы всё время сидеть в норе?! – ужаснулась Фьор. Такая перспектива показалась ей едва ли не более страшной, чем встреча с медведем, от которого можно было, в случае чего, и убежать… а может, и договориться.

Ури помолчал немного. Он раздумывал.

– Пожалуй, нет. Не пришлось бы. Вообще-то, медведи злые только когда очень голодные, то есть зимой. Поэтому хорошо, что зимой они впадают в спячку и спят до весны. Но если кто-то медведя разбудит – ну, случайно… если громко кричать будет, или вдруг с горки прямо к нему в берлогу влетит… – Ури выразительно взглянул на сестру, – тогда конечно… выскочит и съест! А потом станет, как неприкаянный, шататься по лесу и есть всех, кого ни встретит. И таких называют – медведь-шатун. Страшное дело!

Фьор поёжилась и с беспокойством посмотрела в сторону ручья.

– Как ты думаешь, мы его не разбудили?

– Надеюсь, что нет…

– А вдруг его кто-нибудь другой разбудит? Никто же не знает, что он тут спит!

– И не должен узнать, – решительно сказал Ури. – Потому что если узнают… сама понимаешь. Так что помалкивай.

– Совсем-совсем никому нельзя говорить? Даже маме?

– растерянно спросила Фьор. Хранить такую важную тайну показалось ей слишком трудным делом. И чересчур ответственным.

– Ни-ко-му! – отчеканил брат. – Пошли отсюда.

Он повернулся и побрёл в сторону озера, а сестра, вздыхая и оглядываясь, последовала на ним. Некоторое время лисята шли молча. Каждый думал о своём. Точнее, оба думали об одном и том же – о медведе, но по-разному. Наконец, Фьор не выдержала:

– Нет, ты представь только, вдруг медведь всё-таки проснётся! А еды нету… Я так думаю: раз мы первые узнали, что он тут, и никому про него не скажем, придётся принести ему что-нибудь поесть. Положим перед дырочкой, откуда пар поднимался, и…