Охота на мудрецов

Глава 27. Два генерала

Просыпаюсь от шороха брезента над головой. По глазам бьет яркий дневной свет, вычерчивая силуэт склонившегося надо мной цзы’дарийца. Моргаю часто, жду, когда глаза привыкнут, и понимаю, что вижу галлюцинацию. Очень реальную и красочную. Мужчина с длинной челкой, россыпью веснушек, одетый в темно-красную рубашку. Даже шрам под левой бровью есть. Щетина небритая, правда, совсем не по Инструкции, а так очень похож на Наилия. Настолько, что я прикрываю ладонью рот, боясь закричать. Слишком много крови потеряла, наверное, устала от бега и заболела холодной ночью в лодке. Чудится. Прощальный подарок от сознания – лицо любимого мужчины.

Галлюцинация хмурит брови до глубокой складки на переносице, а потом тянется ко мне.

– Публий, она здесь!

И голос похож. Пожалуйста, Вселенная, я не хочу возвращаться в реальность! Пусть он побудет со мной. Еще чуть-чуть.

– Вижу, – отвечает второй цзы’дариец и присаживается рядом на корточки, – Наилий, не бледней. Рваных ран никогда не видел?

Публий. Капитан Назо. Уже привычно резкий и совершенно реальный в своем форменном комбинезоне. Значит, второй действительно Наилий. Уставший, будто больной, с темными кругами под глазами. Почему в гражданском?

– Брезент на землю стели, – командует военврач, – одеяла и большой кейс из багажника возьми. Быстрее, Ваше Превосходство!

Генерал молчит, только поджимает губы и подчиняется. Снова раздается шорох брезента, а Публий аккуратно поворачивает мои руки, рассматривая успевшие подсохнуть раны.

– Крупный филин, – бормочет капитан, – когти как ножи. Где ты его гнездо нашла? В лесу? Яма должна быть или толстые корни деревьев.

– Не помню, – слова даются с трудом, а от слабости тело будто завернуто в вату, – темно было, что-то захрустело под ногами.

Публий цедит сквозь зубы длинное, витиеватое ругательство. Потом проталкивает руки под мою спину и тянет на себя, чтобы достать из лодки. Утихшая было боль снова вспыхивает пламенем. Кричать сил нет, но стоны сдержать не могу. Слышу, как планшет падает со стуком на дно лодки. Военврач не обращает внимания, несет меня через заросли высокой травы на расстеленные одеяла. Держать голову очень трудно, в глазах темнеет, уши закладывает до глухоты, и жажда мучает.

– Пить…

– Нельзя, – обрывает Публий, потом смягчается и поясняет, – не сейчас.

Вижу, как закатывает испачканные моей кровью рукава до локтей, отвинчивает пробку от канистры. Вода? Антисептик? Наилий здесь же. Приносит пузатый медицинский кейс и ставит рядом.

– Шить нужно?

– Разумеется, – кивает военврач, – через край, как я люблю. Руки мой, ассистировать будешь.

Вздрагиваю от холода на одеялах. Ветер заглушает тихие шорохи приготовлений. Мужчины делают все слаженно и быстро. Кручу головой, наплевав на боль от раны на затылке. Жадно ловлю каждое движение Наилия. Ни фантомных запахов, ни тонких ощущений – все перекрыто сильнейшей физической болью. А по мимике и жестам ничего не могу угадать. Генерал. Холоден, статичен, хмур. Всегда. Светило, утонувшее в океане.

– Наилий, – зову того чужака, что когда-то был ближе и роднее целого мира. Преданного мною. Брошенного у ворот особняка ради чужих интересов. Ни любви, ни дома, ни друзей, ни покровителей я больше не заслуживаю. Но упрямая надежда, что простит когда-нибудь, теплится робким огоньком в ладошке. Отражается в глазах склонившегося надо мной генерала. Спросить нужно много, а сказать еще больше. Но слова не идут на ум. Разве мог забыть, что ушла? Нет.

– Почему ты… приехал?

Генерал опускает взгляд. Представляю, что он увидел, когда нашел меня. Блузка разорвана, пропитана кровью почти наполовину, волосы комком прилипли к затылку. Босые ноги в грязи по колено. Подумал, что разжалобить пытаюсь? Ему побоялась звонить, через Публия решила в сектор приехать?

Истерика рождается мелкой дрожью, глаза горят от невыплаканных слез. Почти кричу на него.

– Почему?

Военврач берет за руку, касаясь сгиба локтя салфеткой с антисептиком.

– Потому что захотел, – нервно отвечает Публий вместо генерала, – сел ко мне в машину и поехал. Потом поговорите. Дэлия, я рад, что ты в сознании, но шить лучше под наркозом. Считай.

Укол почти не ощутим. Лекарство растекается по венам до тумана в разуме.

– Один, два…

Наилий так ничего и не говорит.

– Три, четыре…

Лицо генерала расплывается белесым пятном, а потом сознание гаснет.

***

Темнота отпускает медленно, с большим сожалением, простреливая напоследок затылок. Вздрагиваю, и пелена падает, открывая салон автомобиля и голоса двух мужчин.

– Быстрее надо, Публий. Давай я за руль сяду.

– У тебя медотвод от вождения, Наилий. Столько Шуи выпить за три дня.

– Так поставь мне еще раз сыворотку. Протрезвею окончательно.

– Нет! Галлюцинаций захотел?

– Нашел, чем пугать.

Голоса раздраженные и злые. Военврач за рулем, машина подскакивает на кочках и ухабах, двигатель ревет, а в окнах спокойно проплывают пушистые облака. Я укутана одеялом до подбородка, и поверх грубой материи меня обнимает Наилий. Убегаем из сектора уже втроем. Вчетвером, если не забывать про Юрао.

– Проснулась? – тихо спрашивает генерал, наклонившись ко мне. Касается подбородком, и я непроизвольно морщусь от колючей щетины. Наилий резко выдыхает, но не смеется, а только снова и снова проводит подбородком по моей щеке. Всегда боялась щекотки. Кручусь под одеялом, пытаясь увернуться. Тщетно. Генерал только обнимает крепче. Сильно, но осторожно. Мои порезы ноют, но уже не болят как прежде. Сдаюсь, подставляя лицо под генеральскую щетину, и тихо урчу от удовольствия.

– Через несколько дней отрастет сильнее и станет мягкой, – шепчет Наилий, – правда красивой бороды не выйдет. На щеках почти не растет, не повезло мне с этим.

Растворяюсь в ощущении радости. Не дышу, боясь спугнуть чувство покоя и умиротворения. В какой-то миг кажется, что ничего не случилось. Не было этих трех безумных дней. Сейчас красный медицинский автомобиль Публия завернет в ворота особняка, а на пороге дома среди охранников будет презрительно кривить губы Рэм. Флавий улыбнется, как всегда, вежливо, и ветер принесет аромат цветущей апельсиновой рощи.

Но военврач резко выворачивает с грунтовой дороги на шоссе. Мужчины нервно оглядываются по зеркалам заднего вида, и ко мне возвращается тревога.

– Сколько еще до границы сектора? – спрашивает у Публия генерал.

– Часа два. Много времени потеряли объезжая патруль. Рэм успеет?

– Давно доложил, что уже на месте и ждет.

Капитан выразительно кивает, не отвлекаясь от дороги. Широкая асфальтовая лента прорезает степь насквозь, упираясь прямо в горизонт. Мы словно плывем через травяное море. И седые нити ковыля колышутся пенными верхушками волн.

– Что у тебя случилось с Агриппой?

Вздрагиваю от вопроса генерала. Испуганно ныряю носом под одеяло. Сколько нужно времени, чтобы отправить запись на почту? Мгновение. Но почему Наилий приехал за мной, если все видел? Не понимаю.

– Почему с Агриипой? – бессвязно лепечу в ответ.

– Больше не с кем, – вздыхает Наилий, – слишком рьяно он взялся за мудрецов. Меры никогда не знал.