Лицо Публия застывает маской, а черты лица становятся жесткими. Мне кажется, я слышу скрип зубов, а потом медик отвечает:
– Да, получил. Я не видел саму запись, в курсе только по твоему рассказу в машине, но это была она.
От страха противно крутит пустой живот. Пять дней жила на физрастворе и в неведении. Быть может, мне уже некуда возвращаться из медцентра. Друз – хороший актер. Убедительный. И даже Конспиролог подтвердит, что запись подлинная.
– Наилий говорил…
Замолкаю, так и не подобрав слова. Кем меня назвал генерал, увидев запись? Куда велел отправить, когда проснусь?
– Говорил, – напряженно отвечает военврач, – и приказывал выдать медицинское заключение. Дэлия, капсула с её возможностями в диагностике может определить, было ли насилие и свершился ли половой акт в течение восьми часов после события.
Ничего не было, но я жду, что скажет Публий.
– Я послал Его Превосходство в бездну, – нервно цедит капитан, – потому что медицинская капсула создана для реабилитации больных и раненых, а не для спокойствия ревнивых параноиков.
– Зачем? – взвиваюсь я, чуть ли не набрасываясь на медика с кулаками. – Как я теперь докажу, что ничего не было?
– Я и без капсулы уверен, что не было, – ровно и спокойно отвечает Публий. – Это вопрос доверия, а не медицинской диагностики.
Закрываю лицо руками. Я еще в машине сделала, что могла, и рассказала как есть. Понимаю, что смотреть запись было крайне неприятно, но руки опускаются в бессилии. Спасибо, что хотя бы из сектора не выгнал.
– Куда мне теперь? – поднимаю глаза на Публия
Военврач дважды нажимает на кнопку гарнитуры. Вшитый в память номер, доступный всегда.
– Наилий? Она проснулась, можешь забирать. Да не за что.
Окончательно перестаю понимать хоть что-нибудь. Смотрю в дымчатые глаза капитана с приоткрытым ртом и молчу.
– Ты позволишь совет, раз уж я в курсе ситуации? – осторожно спрашивает Публий. Киваю и жду. – Постарайся не обижаться и забыть. Доверие должно быть обоюдным. Не скажу, что Наилий внутренний подвиг совершил, но для него это много.
Капитан прав. Все, что сейчас нужно сделать, – забыть. Впереди еще целая жизнь, и там будут новые сложности. Не бывает дорог без камней на пути. Наш выбор – запнуться или переступить.
– Я могу подождать Его Превосходство в коридоре?
Публий подает мне руку, помогая спуститься из капсулы на пол. Надеваю больничные тапочки и нетвердой походкой только что проснувшегося цзы’дарийца иду на выход из комнаты. Военврач открывает передо мной дверь, прикладывая ладонь к считывателю. Тяжелая металлическая створка идет в сторону. После искусственного освещения вечерний свет выглядит золотом, льющимся из окон. В коридоре из мебели только низкие диваны. Светильники на длинных ножках дремлют под широкими абажурами. На стенах фотографии с равнинами пятого сектора. Замечаю вазу с цветами, которой раньше не было, и что один из диванов передвинут к противоположной стене. В моем сне прошли мгновения, а для всех остальных – пять дней.
– Спасибо, капитан Назо, – говорю, опускаясь на диван, – я побуду здесь. Не хочу вас задерживать.
– От штаба до медцентра можно пешком дойти, – сообщает Публий, – я уж дождусь Наилия и передам ему тебя с рук на руки.
Хочу пошутить про «пост сдал, пост принял», но не успеваю. Открывается дверь лифта и в коридоре появляется генерал пятой армии в форменном комбинезоне. Подтянутый, гладко выбритый и очень довольный. Он кивает Публию и обнимает меня.
– Ты спала, а я скучал, – шепчет на ухо и увлекает за собой к лифту. Стараюсь изо всех сил не отстать от его размашистых шагов, вдыхаю тонкий аромат эдельвейса, слушаю, как рассказывает про Сновидца в анабиозе, и жмурюсь от удовольствия. Рядом с Наилием теплее, чем под лучами светила. Заходим в лифт, и он берет за руку. Целует в раскрытую ладонь и ведет пальцем по пластырю.
– Не переживай за раны. Заживут до спокойных рубцов, и мы все сведем машинкой. Ни одного шрама не останется.
– Я знаю, – улыбаюсь в ответ, – кожа снова будет чистой, будто не случилось ничего.
На мгновение в глазах генерала мелькает удивление и любопытство, но молча ведет меня дальше через стеклянный холл на парковку. Ищу глазами черную машину Рэма и замираю перед серебристым воздушным катером с синими вставками на корпусе. Генерал достает брелок из кармана и нажимает на кнопку. Стеклянная крыша откидывается вверх, а внутри вспыхивают индикаторы и мониторы.
– Просил, чтобы сделали двухместным, но ради этого нужно серьезно менять конструкцию. Задание я дал, инженеры думают, а пока летать будешь ты.
Наилий кладет в мою ладонь брелок и зажимает пальцы.
– Я не хочу, чтобы ты выбирала между мной и свободой. Между мной и своим будущим. У этой задачи изначально неправильные условия. Выбор можно не делать совсем.
Держу в кулаке свою свободу. Воздушный катер, для которого не существует дорог, указателей, правил и ограничений. Он может доставить в любую точку планеты и вернуть обратно. Но теперь мне не хочется никуда бежать. Моё место рядом с Наилием. Мой дом там, где мы спим в одной кровати и едим за одним столом. Только теперь я могу уходить дальше, чем за ворота особняка.
– Помнишь, ты говорила, что мало сформулировать Великую Идею? – продолжает генерал. – Её предстоит распространить, а для этого нужен правитель. Карманный, ручной, исполняющий все указания. Я гожусь на эту роль?
Лукавые искорки вспыхивают в голубых глазах и тут же гаснут. Серьезен, хоть и повторяет мою фразу слово в слово вместе с заложенной в неё иронией. Легко строить теории, жонглировать чужими жизнями как цифрами в статистике, пока это не касается лично тебя. Пока каждый шаг можно делать, не зажмуриваясь от страха и не ожидая в ужасе последствия. Куда сложнее осознавать, что ты делаешь и зачем в каждое мгновение. Наверно, этим и отличается «жить» и «существовать». У нас будет ровно то, что мы сами создадим.
– Конечно, – киваю в ответ, – а у тебя будет своя собственная тройка.