Пари, миледи?

– Старшая духовица, – неохотно ответил тот.

– И что она делает?

– Следит за порядком в замке, – еще неохотнее буркнул Олли.

– Я могу ее увидеть?

– Если бы, – вздохнул Оллилен. – Она когда пожар тушила, слишком много сил отдала, совсем бестелесной стала. И никак назад не вернется. Потому меня с хозяином и отправили. Приглядывать, значит.

– А кто-то еще из духовиков в доме есть?

– Нет. Раньше Матушка Лея с братцем Робертом были. А как хозяин пострадал, так они и развоплотились. Одни мы с тетушкой остались.

Лицо Олли сморщилось, словно он собирался заплакать, и я поторопилась его отвлечь.

– Оллилен, а Стейн вообще знает о вашем существовании? Почему он вас не видит?

– Знать-то он знает, – как-то неуверенно ответил Олли, и мне показалось, что он не договаривает.

– Но?

– Забыл он про нас совсем, – после долгой паузы признался духовик. – Это старые хозяева к нам с уважением относились, помнили, что мы их любим, и поощряли за помощь. А лорд Рольф старину не уважает, все больше железками своими занят да чертежами. Малюет, малюет, а толку с того? Магии от этих каракуль не прибавится.

Олли обиженно поджал губы.

– А почему же ты не хотел, чтобы я про тебя сказала?

– Ты совсем глупая? Нас ведь только хозяева могут видеть или подземные. А ты тогда еще не была хозяйкой.

– Выходит, ты обо мне заботился?

– Ну да.

– Почему?

– Понравилась ты мне, – буркнул Олли. – Не хотел, чтобы хозяин тебя дознавателям сдал.

– Спасибо, Оллилен, – от души поблагодарила духовика и спросила: – А сколько вы живете?

– По-разному бывает, – ответил Олли. – Все от хозяина зависит. Сколько у него сил. Вот тетушке Амброуз уже больше трех сотен лет, она еще при старом лорде появилась. А мне всего тридцать. Плевый возраст, если по-нашему. Но ты не смотри, что я молодой и что сил у хозяина сейчас мало. Я его никому в обиду не дам!

– Мели больше, – послышался знакомый скрипучий голос. – Ты этого балабола не слушай, деточка, – продолжила тетушка Амброуз. – Соврет – недорого возьмет. Ну-ка, кыш отсюда, бездельник! Лучше иди чердаком займись. А мы с тобой пока побеседуем, хозяюшка, – добавила она.

И это вышло у нее так ласково, что я совершенно явственно представила кругленькую седую старушку с добрым морщинистым лицом и мудрыми светлыми глазами.

– Видишь, деточка, беда у нас в Рендолле случилась. Замок древний, его на месте аномалии построили. Той самой, что от запечатанной Грани осталась. Здесь когда-то самый главный Разлом проходил, через который эри в мир попадали. А как его запечатали, решили, значит, замок построить, вроде как память. Да только магия отсюда потихоньку уходить стала. Так со временем и исчезла. А ведь дому без магии никак нельзя. Хиреет он. Силы теряет. И мы вместе с ним. Держались, конечно, на привязке к хозяевам, они ведь высшие, могущественные, силы в них с лихвой плещется. А как лорд Рольф от взрыва пострадал, так и наши силы иссякать стали.

– И ничего нельзя сделать?

– Ты вот хозяина вылечить пытаешься, это хорошо. Поправится он, и нам легче станет. Да только все равно мало этого.

Тетушка Амброуз вздохнула и замолчала. А потом неразборчиво, будто про себя, пробормотала: – «А что если попробовать? Может, получится? Да нет, опасно это. Да и девчушка молодая, необученная…»

– О чем вы? Я могу как-то помочь?

– Что ты, деточка, глупости какие, не слушай причитания старухи, привыкла я сама с собой разговаривать, – речной галькой проскрипела тетушка. – Твое главное дело – лорда Рольфа нашего на ноги поставить. А остальное – это уж как судьба распорядится.

Она тихонько кашлянула и добавила:

– Ладно, пойду, мне еще оболтуса своего проверить нужно. Взял моду, от работы отлынивать. Вроде, и жалко его, малыш совсем и силенок ему маловато досталось, но и попускать нельзя, не то так и привыкнет лениться.

Моего лица коснулся легкий ветерок, занавеска на окне едва заметно колыхнулась, и тетушка Амброуз испарилась, а я задумалась. Выходит, Олли – совсем юный духовик? Тогда понятно, почему он так себя ведет. Похоже, пытается выглядеть старше и сильнее, а сам боится, что не справится. Потому и бубнит все время, как старик. А вот история с Рендоллом оставила много вопросов. Да и оговорки тетушки Амброуз. Что она имела в виду?

Я прислушалась к родовой магии и огляделась вокруг. Замок жил своей собственной жизнью, и она ощущалась в легком поскрипывании половиц и еле слышных вздохах, похожих на дыхание спящего человека. В солнечном свете, падающем из окон, отчетливо виднелись линии невидимого для обычных людей каркаса. Синие, желтые, серебристые, они были повсюду, скрепляя стены и тихо потрескивая в местах пересечения. Странно. Тетушка Амброуз сказала, что в Рендолле нет магии. Но тогда откуда этот каркас? И почему от него фонит силой?

Родовая магия толкнулась в солнечное сплетение, как раз туда, где висел невидимый кулон, и внутри вдруг тонко зазвенела незнакомая мелодия. Нежная, похожая на выводимую пастушьей свирелью старинную балладу. А потом в это переплетение звуков влился еще один – еле слышный, почти неуловимый, но удивительно притягательный. Он словно звал меня куда-то, и, повинуясь этому зову, я поднялась и пошла к выходу.

Коридоры второго этажа, лестница, холл, еще один коридор, бесконечные переходы, ведущие куда-то вниз – звук увлекал меня все дальше, вплетался в душу, и я шла, очарованная мелодией, что все явственнее звучала внутри.

Коридор стал уже, стены сдвинулись, нависли тяжелыми каменными боками, но звук не умолкал. Он все вел и вел меня вперед. Под ногами зашуршали мелкие обломки. Трещины в каменной кладке выглядели так, словно замок выдержал долгую осаду. А потом, за одним из поворотов, неожиданно появились массивные двери, а за ними открылся просторный зал, похожий на те, что описывались в рыцарских романах эпохи короля Торвуда, и я застыла, пораженная увиденным. Неровные стены терялись в темной высоте, узкие стрельчатые окна с разноцветными витражами, на которых изображались воины с мечами, бросали на пол разноцветные блики. Прямо посередине зала, на невысоком постаменте, стоял каменный саркофаг, а на него с потолка ниспадал огромный стяг. И цветок на синем шелке сиял так ярко, что казался отлитым из чистого серебра. А еще он был точной копией того, что «поселился» на моем запястье.

Я отодвинула манжету и уставилась на беззаботно кивающую головкой «живопись».

– И как это понимать? – Пробормотала вслух, сравнивая собственное нерукотворное украшение с тем, что сверкало на стяге. – Олли? – Позвала духовика, но тот не ответил.

Зато мелодия внутри зазвучала с новой силой. Цветочек изогнулся, и мне показалось, что он тянет меня к саркофагу. «Иди… – раздался в голове бестелесный шепот. – Подойди…»

Шаг. Еще один. И еще.

Я сама не заметила, как оказалась у надгробия. Зов стих. Цветок успокоился и довольно покачивал головкой. Я перешла на магическое зрение и едва не вздрогнула. Вот уж где силы было с избытком! Она разливалась в воздухе, мерцала темными всполохами по углам зала, кружила вокруг саркофага, то приближаясь, то удаляясь от него на расстояние вытянутой руки.

– Интересно, кто же ты такой? – Спросила еле слышно, разглядывая мраморное изображение на крышке.

Красивый, сурового вида воин неподвижно застыл со сжатыми на рукояти меча руками, и выглядел так реалистично, словно передо мной находилось не бездушное изваяние, а спящий человек.

– Наверное, кто-то из предков Стейна, – по привычке снова произнесла вслух, разглядывая полное силы и достоинства лицо, и присмотрелась к рассекающему каменную щеку шраму. Глубокий. Похож на те, что оставляет артийская сабля.

Запястье зачесалось, цветочек нетерпеливо подпрыгнул, а в памяти почему-то снова всплыл недавний поцелуй, и меня окатило горячей волной.

Рисунок на руке заволновался.

– Чего ты от меня хочешь?

Я непонимающе посмотрела на «украшение», а то настойчиво шевельнуло листочками и изогнулось, указывая на воина.

– Что?

Мне никак не удавалось понять, что нужно от меня затейливому «жильцу».