Служанка

Арн молча отодвинул меня от камина, присел перед ним на корточки, потрогал дрова, принюхался к чему-то и хмыкнул.

– Это кто ж тебя так не любит? – повернулся он ко мне.

Я настороженно посмотрела в синие – вовсе не красные! – глаза.

– Кто-то поленья мраловым корнем натер. Ты их до вечера разжигать будешь, – пояснил арн.

Он поднялся, окинул взглядом полную светло-коричневых дров подставку и спросил:

– В гостиной камин еще не горит?

Я отрицательно помотала головой.

Граф, не говоря ни слова, вышел, но не успела я понять, что к чему, как он уже вернулся, неся большую охапку буковых и дубовых поленьев.

– Вот эти попробуй.

Он сгрузил дрова на пол и, оттащив от стола стул, сел и уставился на меня тяжелым, немигающим взглядом. А глаза-то снова краснотой наливаются…

Мать-Создательница! Руки дрогнули. Что, если у меня не получится? Так ведь и работу потерять недолго!

– Чего ждешь? – поторопил меня граф.

Я постаралась скрыть волнение, присела перед камином и принялась складывать поленья. Это только на первый взгляд кажется, что все легко и просто, а на самом деле целая наука. Оно ведь как? Если камин для красоты и уюта разжигают, тогда дрова нужно шалашиком устанавливать. Правда, они прогорят быстро и тепла почти не дадут. А вот для отопления поленья по-другому укладываются. Вниз, вдоль топки очага – самые толстые, дубовые, второй слой – из коротких буковых полешек. Он поперек кладется и должен быть чуть потоньше. Потом нужно еще одно дубовое полено положить, а уже сверху, к самой стенке – щепу. Так камин долго гореть будет, и тепло по всей комнате разойдется. Этой науке меня Паница научила.

Сухие щепки занялись мгновенно – затрещали, застрекотали, загалдели. Огонь весело перекинулся на дубовое полено, лизнул буковые полешки.

– Кто тебя научил так дрова складывать? – будто подслушав мои мысли, спросил арн.

И как мне ему ответить?

– Отец?

Я отрицательно покачала головой.

– Брат?

А граф настырный! Вон, как цепко глаза смотрят. И отсветы в них багровые появились.

– Наставник? – не унимался лорд Крон.

Я кивнула. Так и есть, только не наставник, а наставница.

– Читать-писать умеешь? – последовал следующий вопрос.

Я утвердительно мотнула головой.

– Занятно, – словно про себя, заметил граф.

Он продолжал буравить меня взглядом, а я, вместо того чтобы опустить глаза, уставилась на арна и застыла, снова застигнутая врасплох тем, что творилось в сине-алой глубине. Недовольство, настороженность, интерес, раздумье – там было так много всего… И меня в сердце будто ударило что-то. И захотелось ближе подойти, ладонью по небритой щеке провести…

– Значит, так, – резко сказал арн, и я очнулась. – Чтобы я этого рванья больше не видел, – он брезгливо скривился, разглядывая мою штопаную рубаху. – Плачу вам по тридцать стависов, а выглядите, словно нищие оборванцы.

У меня от удивления глаза на лоб полезли, и все мысли глупые будто волной смыло. Какие тридцать стависов? Да я таких денег уже сто лет в руках не держала.

Граф смотрел на меня, и лицо его с каждой секундой мрачнело все больше.

– Понятно, – после небольшой паузы, сказал он. – И сколько же ты получаешь?

Я показала два пальца.

– В месяц?

Я помотала головой.

– В год?

Я кивнула. Глаза арна полыхнули алым, и я снова замерла, застигнутая врасплох зарождающейся в них бурей.

– Убью мерзавцев! – выдохнул лорд Крон и полоснул меня гневным взглядом.

Я невольно отшатнулась.

Лорд Крон поморщился. Он провел рукой по лбу, словно отгоняя дурные мысли, и сказал уже более спокойно:

– Одежду вам всем выдадут. Завтра. И чтобы больше я этого убожества не видел, – арн кивнул на мою рубаху.

Выдадут? А деньги из жалованья вычтут? Разве будет хозяин задаром рубахи раздавать?

Я расстроенно вздохнула. Правильно Микошка говорил. «Вот посмотришь, Илинка, приедет милорд, и тут совсем другие танцы начнутся», – посмеивался конюх. Видать, начались.

Граф поднялся со стула и молча пошел к выходу. А я смотрела ему вслед и думала о том, какие еще перемены нас ждут.

Штефан

– Ваше сиятельство, там вас у ворот спрашивают.

– Кто?

Он смотрел на Лершика, а сам прикидывал, замешан дворецкий в воровстве или управляющий один бесчинствовал.

– Военный какой-то. Не захотел представиться, – в голосе Лершика слышалось недовольство.

Еще бы! Это ж какое вопиющее нарушение правил – гость имя не пожелал назвать. Штефан хмыкнул.

– Проводи его в гостиную, – велел он, так и не придя ни к какому выводу. Интуиция подсказывала, что дворецкий причастен ко всему, что происходит в Белвиле, но вот доказательств не было. По документам, которые Штефан успел просмотреть, выходило, что Лершик исправно исполнял свои обязанности, получал ежемесячное жалование и ни к каким аферам слизняка отношения не имел. А вот к Винкошу у него теперь совсем другой разговор будет. Двадцать восемь стависов в год с каждого слуги. Пятнадцать слуг, восемь дворовых работников, десять человек охраны… И так двадцать лет. Хорошо нажился управляющий. От души брал, с размахом.

– Винкош где? – спросил он.