Капитолина-2: Будем жить!

– Старый, – вздохнул Костя.

Таир выскочил на берег, положил куклу и тщательно встряхнулся. Покончив с сушкой, подцепил зубами целлофан и подбежал к Ларисе. Девочка отпрянула, неуверенно посмотрела на мать. Саша на всякий случай шагнул вперед.

– Это Таир, не бойтесь, – успокоила Капа. – Старый знакомый.

Таир галантно положил куклу на песок и гордо удалился, всем своим видом показывая: и не благодари!

– Страсти-то какие! Рысь! – испуганно загудели пассажиры, сбившись в кучу. – Нигде покоя нет: не разобьемся, так съедят!

– Таир – свой, сибиряк! – прикрикнул Тихон Авдеевич и зыркнул в сторону зятя. – Не то что некоторые!

Костя вздохнул и покачал головой.

***

Итак, стол есть, закуски есть, гости, свалившиеся с неба, тоже имелись – почему бы не выпить? Тем более, поводов предостаточно.

Развели костер до неба, пионерский. Мужики быстро и умеючи сколотили столы. Пассажиров завели за деревья, вытряхнули из мокрой одежды, нарядили в сухую и неказистую. Все то, что недоела моль в шкафах и сундуках, вдруг пригодилось, обрело вторую жизнь, стряхнуло пыль времен. Баба Маня Астахова, местная долгожительница, тоже решила сходить домой за революционной шинелью мужа, но по дороге забыла, за чем шла, и вернулась с фотоальбомом.

– Не «Montana», конечно, но мне нравится! – Владимир, в ситцевой рубахе и шелковых шароварах, гордо вышагивал яловыми сапогами под смех остальных, которые выглядели не лучше и не хуже: в блузах и сарафанах, в длинных льняных рубахах и широких штанах. Хотя, кое-кому досталось и вполне современное – например, Виталий получил добротный пиджак, в карман которого он незамедлительно положил фляжку, уже наполненную деревенским самогоном.

– Гости дорогие, прошу! Выпьем-закусим! – Мария Ильинична похлопала пухлыми ладонями.

Все расселись, Костя с женой заняли почетные места во главе стола. Скромница и тихоня Маруся смутилась под взглядами гостей, которых теперь было около ста человек. Мария Ильинична встала.

– Хочу поднять рюмочку за здоровье наших молодых: Марусеньку, дочку мою, и мужа ее, Костика!

– Костика! – фыркнул Тихон Авдеевич. – Нежности какие!

– Перестань! – одернула жена. – Если уж себя не жалеешь, меня ни во что не ставишь, так хоть дочь родную не позорь!

Тихон Авдеевич насупился, но промолчал.

– Ну, как говорится, совет вам да любовь! Горько!

– Горько! Горько! Горько! – подхватили гости, подняв стаканы и рюмки.

Молодые встали и, смущаясь, поцеловались под всеобщий восторг. Сдержанно, чопорно. Недовольных было всего двое: Тихон Авдеевич и Таир, но будучи в абсолютном меньшинстве, помалкивали. Тесть, сопя и хмурясь, ковырял вилкой в тарелке, Таир лежал на ветке и грустно порыкивал.

Растянулась гармонь, играя «Шумел камыш, деревья гнулись». Гармонист Иван, закрыв глаза и шевеля густыми бровями, тянул меха трехрядки, а гости, подперев щеки кулаками, от души пели. Особенно выделялись «Подберезовики», старательно попадая в ноты, соблюдая тональность и вообще блистая всеми этими вокальными вибрациями, присущими профессиональному хоровому пению. Тихон Авдеевич и Таир не пели: один – из вредности, другой – слов не знал.

Члены экипажа затонувшей «Тушки» тоже молчали, страдальчески морща лбы и вздыхая – видно, сильно переживали. Конечно, не каждый день тебе выпадает «счастье» утопить самолет! И выпить-расслабиться им нельзя – комиссия, в первую очередь, перед тем как свернуть кровь, проверит эту самую кровинушку на наличие алкоголя. Доказывай потом! Поэтому командир и второй пилот довольствовались квасом, стюардесса – клюквенным морсом, а бортмеханик – кизиловым компотом. В числе трезвенников были и дети – те с аппетитом уплетали сладкие пироги и прочие вкусности, запивая лимонадами. А еще, смеялись над взрослыми и обстреливали их вишневыми косточками. В общем, на той, детской стороне стола, было шумно и весело.

Песня закончилась, все снова наполнили рюмки и, как полагается, выпили за родителей. Тихон Авдеевич навернул стакан и снова погрузился в пучину молчаливого отрицания. Полились неспешные застольные разговоры: о пережитом, о насущном, просто ни о чем.

Капа, сняв прилипшую косточку с щеки, погрозила хихикающей Ларисе и встала.

– Друзья! Давайте выпьем за наших пилотов?! Ведь если бы не они, мы бы сейчас не сидели за этим замечательным свадебным столом, не радовались…

– Ну, это еще как посмотреть, – перебил сидевший рядом толстяк. – Может, это по их вине мы тут сидим.

Капа быстро склонилась к нему и угрожающе прошипела:

– Я тебе сейчас ухо откушу!

Мужчина боязливо моргнул маленьким глазками и отодвинулся. Капа снова обвела взглядом присутствующих.

– Так вот, хочу поблагодарить экипаж за профессионализм, за наши спасенные жизни, за жизни наших детей! Спасибо, ребята! Слава героям!

– И Господу нашему слава! – сказала еще одна трезвенница – женщина с размокшей Библией. Подняла стакан с березовым соком.

Над столом взметнулись десятки рук с наполненными рюмками.

– За экипаж!

– За героев!

– За вас, ребята!

Экипаж расчувствовался: смущенно кашлянул командир, задрожал подбородок у второго пилота, покраснел бортмеханик, прослезилась стюардесса. И хоть сейчас они были одеты в гражданскую одежду и мало напоминали летный экипаж – они были героями, честно выполнившими свой долг.

– Спасибо, товарищи пассажиры! – стюардесса по имени Жанна смахнула слезы с длинных ресниц и улыбнулась. – Очень приятно!

Иван снова растянул меха и запел удивительно красивым тенорком:

Мы, друзья, перелетные птицы!

Только быт наш одним нехорош:

На земле не успели жениться,

А на небе жены не найдешь!

Припев подхватили все:

Потому, потому что мы пилоты!

Небо наш, небо наш родимый дом!

Первым делом, первым делом – самолеты!

Ну, а девушки?! А девушки потом.

Первым делом, первым делом – самолеты!

Ну, а девушки?! А девушки потом…

Экипаж рыдал в лучах славы.