Капитолина

– Лодочкина успокойся!

Ложка в руке Капы замерла на полпути ко рту. В голове мелькнули нежный образ Валери со стриженными волосами и ее горькие слова: «Видишь? Лодочкина постаралась. Выловила меня одну и волосы остригла…»

Лида нахохлилась и демонстративно отвернулась к окну. Тут вскочил второй парень, с большими глазами и соломенными вихрами, чем-то отдаленно напоминающий поэта Есенина. Он замахал руками, призывая к тишине.

– Ребята, ребята! Я только что стих сочинил про Капу!

Все захлопали.

Курносая Лена склонилась к уху Капы и шепнула уважительно:

– Это Родька Золотухин. Наш поэт!

Родька выпятил грудь колесом, вскинул в низкий потолок руку и с чувством, четко артикулируя, продекламировал:

Да! Ей всего лишь десять! И что?!

Храбрее ее не найти!

Пусть впереди трудностей – сто!

Она не свернет с пути!

Полярные ночи, роза ветров,

Замерзшая шхуна во льду,

И красные стяги средь белых снегов,

Трепещущие на ветру!

И стрелка компа?са зовет туда,

В пугающий мрак мерзлоты,

Куда не ступала ничья нога,

Где первая будешь ты!

И пусть тебе десять пока, и что?

Удобное время не ждешь!

Ты гордо идешь, утопая в снегу,

И нас за собою зовешь!

Золотухин стоял с закрытыми глазами и в молчаливой гордости, словно в одиночку пересек глобус с Северного до Южного полюса. А со всех сторон уже неслось восторженное, сопровождаемое аплодисментами:

– Браво, Родион!

– Замечательно, Золотухин!

– Родик, сыпь еще!

Капа засмеялась с полным ртом. Ей еще никто и никогда не посвящал стихи, и поэтому было особенно приятно.

Родион приложил руку к груди, тряхнул в кивке соломенными кудрями и сел. Но тут подскочила Лида и с силой забарабанила по стеклу.

– Товарищ милиционер! Товарищ милиционер! – крикнула она проплывающей за окном синей фуражке с красным кантом. – Тут девочка без родителей! На Север собралась!

– Сейчас зайдем! Держите ее! – ответила фуражка.

Лида победоносно посмотрела на Капу.

– Сейчас с тобой разберутся.

– Зачем, Лида?! – осуждающе спросила курносая Лена.

– Лодочкина, ну ты прям вообще…, – грустно покачал головой поэт Золотухин.

– Не по-товарищески это! – неодобрительно поддакнул темноглазый Костя.

Но Капа времени на сантименты не тратила – она действовала. Схватила со стола измазанный тушенкой нож и набросилась на Лиду. Оттянула толстую косу и быстро перепилила ее. Девушка взвизгнула от неожиданности и попыталась схватить малолетнюю нахалку, но Капа отпрыгнула в сторону и швырнула роскошную косу ей на колени, а нож – на стол.

«Это тебе за Валери! Побрить бы тебя под Котовского, да времени нет!», – мстительно подумала Капа. Повернулась к изумленным Косте, Родьке и Лене.

– Спасибо за все! Мне пора!

Выскочила в проход и тут же заглянула обратно. Вытянула руку и показала Родиону поднятый вверх большой палец.

– Золотухин, стихи – во! Спасибо!

Золотухин заулыбался, но Капа этого уже не видела – она бежала, спотыкаясь о корзины и тюки, и сопровождаемая громким криком милиционера, идущего по проходу.

– Стой!

«Сам дурак!», – мысленно огрызнулась она и распахнула дверь тамбура. Замерла, увидев поднимающегося в вагон второго милиционера. Отсчет шел буквально на секунды – еще немного, и милиционер поднимется в вагон, отрезав пути к отступлению. Капа отпрыгнула к противоположной закрытой двери тамбура и, разбежавшись, оттолкнулась от железного пола, одновременно вытягивая перед собой руки. Ее худенькое тело удачно миновало синюю милицейскую фуражку и вылетело из вагона.

Прямо на соседние пути, освещенные прожектором надвигающегося поезда.

Протяжный гудок.

Пронзительный свист обходчика.

И его испуганный вопль:

– Да ты что, оглашенная, что ли?! Прямо под поезд!