Развивающийся разум. Как отношения и мозг создают нас такими, какие мы есть

Однако важно избегать выводов, сделанных на основе различий взрослых, которые могут быть связаны с культурными факторами, влиявшими на человека в детстве и подростковом возрасте. Не стоит предполагать наличие внутренних, врожденных нейронных различий между людьми какого-то статуса и пола. Слишком сосредоточившись на этих гендерных различиях, можно упустить наличие широкого спектра других характеристик, которые влияют на наше мышление и восприятие. Индивидуумы с разной гендерной идентичностью и сексуальной ориентацией могут иметь гораздо больше вариаций уникальных характеристик, чем предполагают просто различия между «мужским» и «женским».

Сложное взаимодействие генов, опыта и эпигенетической регуляции обнаруживается и в характере наследования некоторых психических расстройств, таких как шизофрения.

У однояйцевых близнецов, имеющих общую генетическую информацию, конкордантность в поведенческих проявлениях болезни составляет чуть меньше пятидесяти процентов. Многие факторы определяют, как «генотип» (генетический шаблон информации) проявляется в «фенотипе» (функция генетической транскрипции, ведущая к синтезу белков и появлению физических или поведенческих особенностей). Внутриутробные факторы, такие как инфекции и воздействие токсинов, могут влиять на раннее развитие нервной системы эмбриона способами, не зависящими от генов. То есть генетические переменные могут влиять на предрасположенность к шизофрении, например, но чтобы заболевание возникло, потребуется воздействие определенного «агента». Исследования лиц с определенными аномалиями нейротрансмиттеров (аллелей) показывают заметные отличия этих людей от остальных только при условии серьезной проблемы развития. Например, таким фактором может стать жестокое обращение в раннем возрасте.

Люди с аномалиями нейротрансмиттеров испытывают серьезные сложности в жизни, а люди с типичными вариантами страдают менее серьезно. Однако если отсутствует опыт жестокого обращения, фенотипических различий, заметных наблюдателю, может и не быть. С другой стороны, психосоциальные факторы, такие как изоляция и жестокое обращение, бедность и бесправие, могут породить глубокий стресс. В этом случае люди подвергаются риску, даже если они не страдали от внутрисемейного насилия.

Это важно учитывать, чтобы понять уникальный путь развития конкретного человека – в рамках его личной и культурной истории.

Эпигенетическая регуляция может различаться даже у людей с одинаковыми генами. Она может быть унаследована от родителей, также мы можем приобрести ее через непосредственное влияние опыта.

Регуляторные изменения в экспрессии генов могут влиять на то, насколько мы чувствительны к стрессорам. Взросление, переходный возраст есть и у животных,

но у людей этот период характеризуется интенсивным сокращением (парцелляцией) нервной системы. Уязвимый мозг может быть особенно подвержен риску по окончании этого периода развития.

Сокращение, парцелляция, также называемые «апоптозом», может выявить скрытые уязвимости. Это объясняет развитие серьезных психических расстройств в подростковом и юношеском возрасте. На возникновении и прогрессировании психического заболевания также сказывается среда – поддерживают ли окружающие ребенка или лишь усиливают переживаемый им стресс. Например, у детей, подвергшихся серьезной травме в раннем возрасте, происходят эпигенетические изменения, которые делают гипоталамо-гипофизарно-надпочечниковую ось менее адаптивной, и эта особенность, по-видимому, сохраняется на всю жизнь.

Исследования неблагоприятных детских переживаний (ACE) в раннем возрасте предполагают, что без терапевтического вмешательства могут возникнуть долгосрочные последствия для психического и физического здоровья.

Адресные вмешательства могут повлиять, по крайней мере на некоторые, нервные и физиологические механизмы, так что есть серьезные причины подробно изучить пути исцеления людей, переживших стресс, связанный с развитием. Исследователям предстоит выяснить, могут ли клинические вмешательства обратить вспять последствия травмы и снизить ее влияние на развивающийся мозг.

Растущему мозгу маленького ребенка социальный мир дает самый важный опыт, и этот опыт влияет на экспрессию и регуляцию генов. Ранний период развития определяет, как нейроны соединяются друг с другом в создании цепочек и путей, вызывающих ментальную деятельность. Функция этих путей определяется их структурой; таким образом, изменение генетической экспрессии меняет структуру мозга и формирует разум. Функционирование разума, частично обусловленное нейронной активностью, в свою очередь меняет физиологическую среду мозга и, таким образом, может вызывать изменения в экспрессии генов. Все эти взаимозависимые процессы являются частью сложных систем нашей психической жизни.

Это отчетливо видно, например, в продукции кортикостероидов, которая представляет собой ответ на стресс, напрямую влияющий на функцию генов.

У застенчивых детей, например, отмечается мощная физиологическая реакция даже на незначительные изменения окружающей среды. Возникает устойчивая стрессовая реакция на новизну.

У ребенка, травмированного в раннем возрасте, физиологические реакции будут изменены – в результате даже небольшие стрессоры приводят к сильным гормональным всплескам.

Таким образом, как структурная, так и эмпирически «приобретенная» реактивность могут привести к дальнейшим физиологическим особенностям. Джером Каган и его коллеги в своих работах продемонстрировали, что поведение родителей имеет большое значение для траектории развития детей.

Родители, которые поощряли своих застенчивых детей, давая им исследовать новые ситуации, получили лучший результат. Их дети смогли выработать более открытое поведение, чем те, кто не получал такой поддержки. Эти и другие исследования ясно демонстрируют: воспитание оказывает прямое влияние на результаты развития детей, даже несмотря на наличие у них существенных наследственных особенностей.

На протяжении всей этой книги мы будем возвращаться к обсуждению застенчивых и травмированных детей, рассматривая их как пример взаимодействия между структурными и эмпирическими переменными в развитии.

Отношения и мозг

В этой книге я исхожу из предположения, что разум развивается по мере того, как меняются отношения и мозг, и что регулирующая функция разума возникает во взаимодействии нейрофизиологических процессов и межличностных отношений. Другими словами, разум есть эмерджентное свойство, которое регулирует поток энергии и информации как внутри тела, так и вовне – во взаимодействии с другими людьми и окружающей средой. Опыт отношений оказывает доминирующее влияние на мозг, потому что нейронные цепочки, ответственные за социальное восприятие, тесно связаны с функциями создания смысла, регуляции телесных состояний, эмоциями, организацией памяти и способностью к межличностному общению. Межличностный опыт играет особую организующую роль в определении развития структуры мозга в раннем возрасте. Эта роль сохраняется на протяжении всей жизни.

Есть фундаментальный вывод, который сделан в результате многочисленных исследований привязанности в разных культурах. Привязанность основана на общении. Надежная привязанность предполагает общение, при котором сигналы, поступающие от одного человека, получают прямой отклик у другого. Это «интегративное общение», которое сохраняет различие между двумя людьми, но создает связь, основанную на сострадании и заботе. Звучит просто. Но почему же этот тип взаимодействия так важен? Почему простуженный пациент выздоравливает на день быстрее другого такого же пациента, если посчастливилось попасть к эмпатичному врачу?

Почему не все общение между пациентом и врачом «интегративно»? И почему не во всех семьях есть такая эмпатия?

Когда ребенок совсем маленький, он и родитель «настраиваются» на чувства и намерения друг друга. Это «танец связи», который регулирует самую раннюю форму общения. В ранних работах психолога Мэри Эйнсворт мы встречаем вывод, что здоровая и надежная привязанность требует от родителя способности воспринимать психическое состояние ребенка и реагировать на него.

Этот способ осмысления психической жизни – видение разума за поведением и уважение существования внутреннего субъективного мира ребенка – был определен как базис для надежной привязанности.

Исследования дают основания полагать, что родительская чувствительность лежит в основе здоровой привязанности.

Важна степень, в которой родитель «разумен», и важно, насколько он способен концептуализировать реальную сущность, называемую «разумом», – как в себе, так и в других.

Рефлексивная функция позволяет родителю быть чувствительным к сигналам ребенка и реагировать на его внутренний опыт, а не только на явное поведение.

В главе 4 я делаю обзор исследований в области нейробиологии, которые помогут понять, какие механизмы лежат в основе этих ранних коммуникативных переживаний, как это общение откладывается в памяти и как оно помогает ребенку развивать сбалансированную способность регулировать эмоции, чувствовать связь с другими людьми, создавать личную историю и выходить в мир с чувством жизненной силы. Способность размышлять о психических состояниях, своих и чужих, возникает из отношений привязанности.

Я называю это «ментальным зрением»: способность видеть свой внутренний мир и внутренний мир другого. Этот фактор важен для построения здоровых отношений. Ментальное зрение создает условия для интегративного общения, в котором люди уважают различия, существующие между ними, и культивируют эмпатическиее связи.

Я предполагаю, что межличностное взаимодействие такого рода способствует росту интегративных волокон в мозге.

«Ментальное зрение» – способность видеть свой внутренний мир и внутренний мир другого.

Нейронные цепочки, связывающие различные области мозга друг с другом, выполняют регулирующую и социальную функцию. Концепция ментального зрения базируется на способности представлять свое психическое состояние и состояние других. Эта концепция рассматривает нейронную интеграцию и межличностные отношения как взаимозависимые явления. Ментальное зрение – это то, как мы воспринимаем потоки энергии и информации в системах, из которых возникает разум. Когда мы ясно видим такой поток, разум позволяет нам намеренно направить его в сторону интеграции, то есть в сторону здоровья.

Модель уважительного и сочувствующего межличностного общения буквально формирует структуру развивающегося мозга ребенка, направляя его к интеграции. Эти ранние межличностные переживания закодированы в различных формах памяти и формируют архитектуру мозга. Интегративная функция мозга обеспечивает гибкую и адаптивную нейронную регуляцию, и здоровые межличностные отношения способствуют здоровой саморегуляции. Важно помнить, что развитие не заканчивается в детстве или подростковом возрасте. Мозг продолжает меняться в результате пережитого опыта на протяжении всей жизни. Потребность в интегративном общении сопровождает нас тоже всю жизнь. Взрослый человек нуждается не только в том, чтобы его понимали и о нем заботились, но и в том, чтобы взаимодействовать с другими людьми, состояние разума которых подобно его собственному. Нам нужно быть частью целого, чем-то большим, чем наше телесное «я». Мы постоянно проявляемся в связях с другими. Именно по этой причине отношения, построенные на эмпатии, являются важной частью нашего здоровья.

Опыт, объединяющий нас с другими людьми, помогает наполнить жизнь ощущением связанности и смыслом.

До сих пор мы в основном делали акцент на потоке энергии и информации и на том, как отношения влияют на нервную систему, формируя этот поток. В оставшейся части этой главы акцент смещается на сознательную часть разума. Мы рассмотрим, как она возникает из потока энергии в нашей жизни, а также проанализируем, как можно интегративно развивать осознанность, чтобы быть благополучным и здоровым.

Разум: регуляция и сознание

Мы не знаем, как именно физическое возбуждение нейронов и субъективный опыт ментальной жизни создают друг друга. Да, нервная функция и структура влияют на ментальную жизнь, а разум напрямую влияет на анатомию и работу мозга. Но точный механизм неизвестен. Никто не знает, как «создается» в голове аромат розы, когда химические вещества, выделяемые цветком, стимулируют наши обонятельные нервы. На данный момент мы можем рассматривать субъективную сторону – ментальную жизнь – и объективную (измеримую) сторону – работу нейронов – как два основных аспекта нашего существования.

Можно считать, нейронная активность, субъективный ментальный опыт и опыт, связанный с отношениями, – три аспекта одной сущности, представляющей собой энергоинформационный поток.

Мы можем описать по крайней мере четыре аспекта разума, которые способны прояснить природу нашей ментальной жизни. Один из них – регулирующая функция разума, управляющая потоком энергии и информации, как описано ранее. Если мы четко определим этот регулирующий аспект, то сможем сформулировать новые способы сделать нашу психическую жизнь более здоровой, а разум более развитым. Речь о самоорганизации. Именно самоорганизация, возникающая в результате соединения дифференцированных частей сложной системы, может стать основой здоровья. Мы назвали этот процесс «интеграцией».

Второй аспект разума – это феномен осознания, обладание внутренним чувством знания. Третий аспект – наша субъективная внутренняя жизнь. Мы работаем со своим субъективным опытом посредством осознания, и в процессе формируется наше самоощущение, наши связи с другими людьми. Этот субъективный аспект разума, пожалуй, самый загадочный и удивительный. Четвертая грань разума более привычна: обработка информации. В предыдущих разделах мы уже коснулись этого вопроса: обработка информации, или, как ее еще называют, «познание», есть процесс, в ходе которого поток энергии начинает символизировать собой нечто иное, чем непосредственно сам энергетический паттерн. Эта обработка информации может происходить осознанно, а может и не включать в себя субъективное ощущение знания. Этот процесс есть часть нашей объективной телесной жизни, но также он может выходить за пределы тела и встраиваться в культуру.

Но что на самом деле означает «осознавать» и иметь субъективное ощущение жизни? Каковы эти две грани разума на самом деле? Мы никогда не сможем по-настоящему «объяснить» их. Но некоторые полезные выводы сделать все-таки сможем. Даже если процессы, происходящие в разуме, коррелируют с паттернами возбуждения нейронов, осознание и ощущение жизни невозможно приравнять к электрохимическим процессам в мозге. То, что входит в понятие «разум», нельзя свести просто к мозговой деятельности, даже если окажется, что все завязано на возбуждении нейронов. Разбирая четыре основных измерения разума: регуляцию, обработку информации, осознание и субъективный опыт, – я вовсе не покушаюсь на красоту и великую тайну разума. Я лишь пытаюсь найти его основные отличительные черты, чтобы мы могли улучшить свою ментальную жизнь.

Регуляция потока энергии и информации

Когда мы что-то регулируем, нам нужно это контролировать, а затем модифицировать. Мониторинг и изменение – вот два основных аспекта регуляции. Когда вы ведете машину, то должны держать глаза открытыми, чтобы понимать, куда движетесь, а затем вы можете менять направление и скорость автомобиля. Регулируя эмоции, мы следим за своим внутренним состоянием и меняем степень возбуждения, чтобы обрести равновесие. Результатом этих усилий является координация и баланс, позволяющие адаптироваться к постоянно меняющейся окружающей среде.

Невероятный вывод, основанный на подходе МЛНБ к развивающемуся разуму, заключается в том, что регуляция является результатом интеграции. Когда отношения интегративные, они становятся максимально гибкими – именно такие отношения и самые полезные, и самые значимые.

Когда дифференцированные цепочки в мозге связываются между собой, нервная система достигает гомеостаза и развивает новые уровни сложности своих функций. Определение этого аспекта разума как регулирующего процесса может привести к пониманию того, как развивается здоровый мозг и как формируются здоровые отношения. Это знание позволит нам эффективнее воспитывать детей, учить и проводить терапию, да и просто лучше жить.

Процесс воспитания, образования и психотерапии – все они «выигрывают» от осознанности и зависят от нее. Значит, есть вероятность, что осознание можно намеренно использовать для развития интеграции – и внутренней, и связанной с отношениями. Например, один из способов – это присутствие. Присутствие учителя, родителя или терапевта – ключевой компонент для создания нужной атмосферы, которая способствует эффективному обучению, если речь об образовании, надежной привязанности, если речь об отношениях, и положительным клиническим результатом, если мы говорим о терапии. «Присутствие» можно определить как состояние разума, способ бытия, характеризующийся восприимчивым осознанием. Если это действительно может изменить жизнь, то что мы знаем о лежащем в основе процессе сознания? Что значит быть восприимчиво осознающим? Я занимался этим вопросом с позиции педагога, родителя и терапевта.

Сознание: знание и субъективный опыт

Изучение разума будет более результативным, если мы признаем, что нашу ментальную жизнь нельзя полностью измерить количественно или объективно. Даже если мы разработаем способы измерения интеграции и регулирующей функции разума, останутся аспекты, которые не поддаются внешнему измерению – субъективный опыт, внутреннее «чувство жизни». Методы самоотчета, какими бы надежными они ни были, это не то же самое, что внутреннее субъективное осознание. Внутренний ментальный опыт – это то, что не может полностью познать другой человек. Это наш собственный уникальный мир, который мы можем разделить c кем-то лишь в процессе доверительной коммуникации. Но и в этом случае мы никогда не сможем полностью раскрыть другим его истинную природу. Наука может, например, исследовать «нейронные корреляты» сознания и того, что человек чувствует как «субъект» опыта. Но эти исследования описывают лишь физические изменения. Более того, линейных причинно-следственных связей тут может и вообще не быть. Системы часто функционируют нелинейным образом, и нам следует быть осторожными, чтобы не делать преждевременных выводов о причинах и следствиях. Осознание может влиять на возбуждение нейронов в той же степени, в какой возбуждение нейронов влияет на осознание: причинно-следственная связь может быть двунаправленной, это часто бывает в эмерджентных процессах.

Исследования нейронных корреляций не дают ответа на трудный вопрос, как физическое свойство возбуждения нейронов «порождает» субъективный опыт осознания.

И открытым остается вопрос о том, как субъективное осознание влияет на возбуждение нейронов. Исследования показали, что многие области мозга играют важную роль в возникновении сознательного опыта.