Солдатский сон

– Вот так повезло трактористу, – подытожил солдат с рябым лицом. – Да и нам тоже. Прилетели бы они минут десять раньше, хвост колонны как раз мимо нас проходил. Отбомбили бы и по кухне. Он стоял на краю огромной воронки и что-то заметил в отвале земли. Это была торчавшая подошва сапога.

– Никак мой размер, – бодро проговорил коренастый и деловито зашагал к воронке. Рядом с первым обнаружился и второй сапог. Оба они смотрели носами вниз.

– Эх, плохо же похоронная команда работает, – сказал коренастый артиллерист. – Придётся нам бедолагу в воронке присыпать, а за труды я получаю сапоги. Как же мне эти обмотки надоели. Он уцепился за сапог и принялся сильно тянуть, однако обувь никак не поддавалась.

Боец вытер пилоткой пот со лба и сказал:

– Ёшкин кот, закоченел уже. Когда бомбили?

– Вчера утром, тут был пункт выдачи боепитании, – ответил повар. – Поэтому мы и кухню здесь развернули. После того как разбомбили, налетать не будут.

– Будем надеяться, что не налетят, – пробурчал артиллерист и снова принялся остервенело тянуть сапог, теперь уже под углом.

Тут случилось непредвиденное: второй сапог ожил и с силой ударил артиллериста каблуком прямо в лоб. Последний перекувырнулся назад и вскочил на ноги.

Все опешили.

– Может, это судорога послесмертная, – предположил повар, – я слыхал, такие бывают.

В этот момент обе ноги зашевелились, стало понятно, что засыпанный землёй человек жив.

Все принялись откапывать его, и через несколько минут недавний мертвец пусть и нетвёрдо, но уже стоял на ногах. По его перекошенному лицу было видно, что бедняга серьёзно контужен.

Левый глаз залит спёкшейся кровью, значит, и осколком зацепило. Из-под слоя грязи в петлице на воротнике виднелись две шпалы, звезда с серпом и молотом на рукаве выдавала в нём батальонного комиссара.

Оживший политрук оглядел всех мутным, бешено вращающимся глазом и громким нечеловеческим голосом спросил:

– Где штаб 24-й гвардейской дивизии? Я комиссар Кутьин, следую в распоряжение дивизионного комиссара.

К полевой кухне приближались уцелевшие при бомбёжке две телеги с ранеными.

Оценив ситуацию, повар подхватил контуженного под руку и со словами: «Товарищ комиссар, разрешите вам помочь», потащил его к дороге.

В небе завис самолёт-разведчик, фиксирующий результаты работы. Это значило, что в ближайшее время больше бомбить не будут.

Иванов привычно оседлал свой «цундап». Ещё не успевший остыть 16-сильный мотор завёлся с одного толчка стартёра и мягко зарокотал.

– А ты куда путь держишь? – обратился к Николаю коренастый солдат, отряхивая гимнастёрку после незапланированных земляных работ. На его лице было видно разочарование от того, что сапоги ушли от него своим ходом.

– Везу приказ в штаб 24-й дивизии, – прямо ответил Иванов.

– Дело нужное, – понимающе кивнул артиллерист. – Прямо не иди, ты там на колёсах не проедешь, немцы этот участок дороги тяжёлой артиллерией всю ночь утюжили. Дуй, куда колонна шла, до опушки рощи, потом на перекрестке – увидишь там «панцер» немецкий разбитый стоит – бери правее, там тропинка по старой просеке, верст 7—8, лес кончится, за полем будет другая роща, за ней и штаб ихний. Держи мотоцикл близко к старой линии фронта, справа и слева от дороги одни мины…

Николай кивнул, поблагодарив, и набрал скорость.

Он двигался, то и дело останавливаясь и объезжая то, что осталось от тяжёлого артиллерийского дивизиона, разбомбленного немцами. Из леса на дорогу возвращались артиллеристы, которые успели среагировать сразу, укрывшись под деревьями. У разбитых орудий лежали обгоревшие и обезображенные взрывами тела их товарищей. В том месте, где колонну артиллерии обгоняли грузовики со снарядами, шоссе разворотило полностью.

В сторону фронта Николай ехал в одиночку, только навстречу попадались редкие группы раненых. Некоторые, самые сильные, несли носилки с товарищами. По свежим, неумело перетянутым ранам и алым пятнам, окрасившим гимнастёрки и бинты, было видно, что бои идут совсем рядом.

Помня совет артиллериста, Николай свернул у разбитого танка направо, «Цундап» с трудом протискивался по узкой тропе, проложенной по заброшенной просеке. Местность становилась всё более заболоченной. Несколько раз Николай, чертыхаясь, слезал с мотоцикла, помогая мотору руками. На участок длиною несколько сот метров он потратил почти полчаса. Наконец тропа пошла в гору, Иванов выехал на сухое покрытие. Хотелось немного отдохнуть, но он помнил про пакет в полевой сумке. Тропа перешла в прямую, достаточно приличную просёлочную дорогу, на которой можно было разогнаться.

Неожиданно впереди, метрах в пятидесяти, как чёртики из коробки, мелькнули знакомые, заметавшиеся у дороги силуэты в глубоких касках и мышиных сюртуках. До Николая долетели обрывки отрывистой дребезжащей вражеской речи. Немцы!

Иванов резко затормозил и вывернул руль мотоцикла, но трофейный «цундап», словно подыгрывая своим бывшим хозяевам, спрыгнул передним колесом в глубокую колею. Машину занесло, круто развернуло и солдата выбросило из седла в придорожные кусты.

Затем резкое громко-кашляющее стрекотание немецких автоматов. Пара очередей выбила фонтанчики грязи на дороге, несколько пуль с противным свистом посбивали ветки и листья кустарника, под которым приземлился Иванов.

– Принесла их нелегкая, – думал Николай, быстро заползая под деревья. – Теперь бегом отсюда. С удовольствием нащупал полевую сумку. Цел, слава Богу. И небольшими перебежками, часто меняя направление, Иванов стал отходить в глубину леса. Он знал, что немцы почти никогда не заходят в лес дальше ста метров.

«Похоже на передовой отряд наткнулся. Жаль только машину потерял, теперь ногами…» – думал он, продираясь через лесную чащу.

Иванов устало шёл по прифронтовому лесу, временами останавливаясь и прислушиваясь. Направление он выбрал правильное, да и гулкая канонада не давала сбиться с пути. Осмотрев пистолет, он дослал патрон в патронник, поместил его обратно в кобуру и осторожно двинулся вперёд. Помогало то, что в детстве дед часто брал его с собой в лес по грибы и ягоды, учил ориентироваться. Под ногой резко треснула ветка, и совсем рядом раздался не то крик, не то стон. Николай обернулся и прислушался к источнику звука. Он понял, что стонет человек, а не зверь. Через минуту, продравшись через густой ельник, он увидел стонавшего. На маленькой полянке посреди густых елей лежал человек в окровавленной форме командира РККА. Николай подошёл к лежавшему с закрытыми глазами капитану-танкисту. Тот сипло дышал, слегка постанывая, на губах пузырилась кровавая пена. По дыре на груди Иванов увидел, что капитан ранен в лёгкое и скорее всего скоро умрёт. Сначала не решался беспокоить, но все-таки осторожно опустил руку на плечо:

– Товарищ капитан!

– Кто здесь? – очнулся капитан. – Кто ты?

– Ординарец из штаба 2-й ударной. Несу приказ для 24-й гвардейской.

– Опоздал, боец, – сипло и тихо сказал капитан, выдыхая кровавую пену. – Немец ударил встречным боем с фланга…

Он долго вглядывался в лицо Иванова и наконец пробулькал:

– Почему я не сгорел в танке?

В глазах умирающего капитана появилась осмысленность. Он подтолкнул ногой к Иванову лежащий рядом автомат ППШ. И, приложив правую руку к сердцу, прохрипел:

– Боец, прошу тебя, добей меня…

– Нет, – Иванов покачал головой, – я не могу.

– Я приказываю, боец! – Тихо и настойчиво повторил танкист.

У Иванова пересохло во рту. Пристрелить умирающего человека – это было выше его сил. Придётся тащить раненого на себе… Но тут другая мысль, о том, что от того, как скоро он доставит приказ, зависит судьба многих, овладела им.

Иванов перебросил ППШ на спину, присел на корточки и снова попытался привести в чувство капитана. Он захотел прямо сказать ему о своём решении. Но его грубо прервал тычок автоматом в спину.

– Хальт!

Немец дёрнул Иванова за ремень, срывая автомат. Разоружив Николая, немецкий фельдфебель быстро связал ему руки его же ремнём, видно было, что он делает это далеко не впервые, вытащил пистолет из кобуры, затем одиночным выстрелил из автомата в умирающего капитана. На выстрел подбежало ещё два немца. Фельдфебель жестом показал им на пленного и отдал короткий приказ:

– Нах дулаг! Шнель!

Николая вели на сборный пункт пленных. Значит линия фронта была совсем рядом. Планшет с запечатанным приказом теперь висел на плече упитанного фельдфебеля. Его широкая спина маячила перед Николаем, два других немца шли следом. «Вот ведь гадина, такой здоровый, а как аккуратно и почти бесшумно идёт, ничего удивительного, что он смог ко мне незаметно подкрасться», – размышлял Николай, стараясь не думать, что ждёт его у немцев.

Раздался громкий щелчок, фельдфебель замер на мгновение, потом упал на колени, постоял так пару секунд и повалился лицом вниз.