Успей пожить

Успей пожить
Денис Ершов

Глубокое отчаяние, тревога, пустота внутри, утрата смысла и нежелание жить – все это слишком хорошо знакомо героям этой книги. Они – обычные люди со своей судьбой, которые оказались перед выбором, и каждый из них делает свой.Кто-то хочет любыми способами прекратить страдания; кто-то просто наблюдает, а кто-то принимает судьбоносные решения. Но каждому придется столкнуться с последствиями.Преодолеют ли они свои трудности? Есть ли шанс подняться, когда упал так низко? Смогут ли герои оправиться и вернуть свою жизнь? На эти вопросы тебе, дорогой читатель, предстоит ответить самому.

Денис Ершов

Успей пожить

По понедельникам я умираю

…или рассказ о том, как жить может быть очень скучно.

Я тут вдруг понял, что в полночь – все иначе. Я чувствую себя, веду себя, думаю и говорю иначе. Никогда не понимал, с чем это связано, но я ощущаю себя гораздо свободнее, когда тьма накрывает город.

Я не могу выносить понедельники. Это тянущее чувство внутри, в воскресенье вечером, накрывает меня с головой. Я знаю, что всего каких-то 10 часов и мне снова нужно будет вставать рано утром, собираться на учебу, добираться до нее и, наконец, сидеть на парах, что-то писать, работать. Я не могу сосредоточиться, даже насладиться выходным днем в полной мере. Вместо этого, я лишь в ужасе и в подавленном настроении коротаю остаток дня. Не нужно даже говорить, как я себя чувствую в итоге весь понедельник. Ужасно. С опускающимися руками. Все внутри меня будто сопротивляется всему живому. Кажется, что этот день никогда не закончится…

Да, я ненавижу понедельники. Как часто я слышал эту фразу.

А дело в понедельниках? Я задаю себе этот вопрос каждый раз, но не получаю ответа. Потому что каждый мой день – это понедельник, иногда чуть лучше, иногда хуже. Мне просто скучно. Скучно жить, словно каждую прожитую минуту я просыпаюсь в понедельник утром, или сижу в режиме ожидания в воскресенье вечером.

Мне скучно.

Мне скучно с людьми, с любимым человеком, мне скучно с собой. Меня ничего не интересует. Те вещи, что могли когда-то заинтересовать меня теперь воспринимаются пустышками. Я не хочу ничего делать. Я хочу лежать. Лежать и смотреть в потолок. Хочу забиться в угол, обнять себя руками и просто сидеть в тишине, в ожидании какого-то чуда, зная при этом, что чудо не произойдет. Я хочу исчезнуть. Хочу вычеркнуть всех людей из своей жизни, чтобы про меня забыли, оставили, не трогали, не тревожили, не писали, не звонили, не знали моего имени, забыли меня, вычеркнули, словно меня никогда не существовало. Не хочу выходить на улицу, так часто там накрывают панические атаки. Не хочу ни с кем общаться, ведь даже одна только мысль о встрече с людьми приводит в ужас, тревожит. Особенно ужасно, если каждый твой день связан с общением с людьми, прямо как у меня. Общением, с мыслями о котором я просыпаюсь каждое утро в ужасе. Я даже ненавижу свое имя. Эрик. Какое-то невзрачное, какое-то пустое, прямо как я сам.

“Еще один ужасный день”.

В тот день я лежал на кровати поздно вечером. На ноутбуке играла какая-то медленная и грустная мелодия, не описывающая даже мизера того пустого чувства, что было у меня внутри. Была полночь. Окна в моей комнате были занавешены, свет от фонаря под окнами, как ни пытался, не мог проникнуть в комнату, а единственным источником света был горящий в темноте холодным свечением экран ноутбука. Я лежал, вытянув ноги, наслаждаясь тишиной, что царила в доме, потому что родители уже спали, но я спать не собирался. У меня было четкое ощущение, что сейчас я чувствую себя в безопасности, что никто и ничто не сможет мне навредить или как-то потревожить, просто потому, что мой мир сейчас погружался в сон, наконец-то оставляя меня одного.

Но я лежал, повернув голову набок, а слезы стекали тонким ручьем по моей щеке, сразу впитываясь в подушку. Что со мной? Сколько еще я должен страдать? Что мне сделать, чтобы приглушить эту боль? Что мне сделать, чтобы вновь почувствовать себя живым? Что мне сделать, чтобы вновь начать дышать? Как унять боль? Как заполнить пустоту? Какой выход?

Убить себя?

Не смогу, я слишком труслив для этого. Но и продолжать так жить я тоже уже не могу. И не хочу.

“Эрик, тебе нужна помощь…” – прозвучало где-то у меня в голове.

Люди редко обращаются за профессиональной помощью. В постсоветском пространстве четко и прочно укоренилась мысль о том, что психиатр – это мозгоправ и это что-то постыдное, что ты псих, что тебя поставят на учет, который просто разрушит твое будущее. Но то, что ты в таком состоянии можешь разрушить свою жизнь или покончить с ней раньше времени – это никого не волнует.

Никто тебе не поможет, кроме себя самого.

Я стоял около ноутбука и держал на свету в руке таблетки, которые нашел у мамы в ящике. У мамы тоже не стабильная нервная система, так что это, семейное?

Я прокрался к родителям в комнату, идя осторожно, освещая путь экраном своего смартфона. Один ящик у мамы в комоде был отведен только под таблетки, и я взял все, что были со странным названием, все те, что не знал. Идя обратно, я окинул взглядом кровать, где они спали. Мама и мой отчим. Как же я его ненавидел раньше. Особенно сильно возненавидел после того, как увидел их секс. Мне было лет 6, тогда мы жили в коммунальной квартире и делили одну комнату на троих. Я проснулся среди ночи от какого-то шепота, от скрипа кровати, от томительных вздохов. В ужасе перевернулся на другой бок, чтобы не видеть этого, хотел убежать, скрыться, забыть.

“Эрик увидел, что мы трахаемся…”

Меня до сих пор трясет от воспоминаний об этом. Мне до сих пор это неприятно. И я до сих пор боюсь, что смогу быть невольным свидетелем этого опять. Поэтому перед тем, как войти в их комнату, я прислушивался. Да и каждый раз, когда просыпаюсь ночью и иду в туалет, проходя мимо двери, ведущей в их комнату, я молюсь, чтобы снова не услышать того томительного маминого вздоха.

Но нет, все прошло без происшествий. И теперь я стоял в своей комнате, разглядывая таблетки и прикидывая, сколько мне может понадобиться для того, чтобы уснуть и больше никогда не проснуться. Соблазн велик. Вот оно – спасение, можно просто выдавить из пластинки пару десятков таблеток, запить их водой и снова лечь. Можно даже плакать и уже не сдерживать слез. Можно даже снова подумать о всем, что беспокоит, что болит, что пожирает изнутри. Ведь какая теперь разница, если через несколько минут все уже закончится. Можно вспомнить всю свою жизнь напоследок, все радостные моменты и грустные, все победы и разочарования, улыбки и слезы – все то, что, может быть, получится унести с собой. Может быть после смерти я буду все таким же? Сохраню свою внешность, только вместо тела будет дымка. Сохраню воспоминания, только на этот раз они не будут болеть, а будут лишь знанием. Может, я смогу летать, когда стану духом и полечу туда, куда захочу, где еще не был, но так хотел попасть. А может, я просто усну и все забуду, и исчезну без возможности вернуться обратно.

Я не смог.

Я положил таблетки на стол и выключил ноутбук. За окном светало. Было лето, поэтому светает сейчас очень рано. Мне стало вдруг душно, будто кислород в моей комнате начал заканчиваться, будто мысль о самоубийстве уже так хорошо запрограммировалась в моей голове, что стала реальностью.

Мне стало страшно. Я решил выйти на улицу, чтобы просто подышать. Мне хотелось вдохнуть свежего воздуха. Хотя, несколько мгновений назад, я мог осознанно перестать это делать.

Уже давно мы продали ту коммунальную квартиру и живем в отдельном доме, который достался в наследство от дедушки. За домом был приусадебный участок, мама сажала там цветы и овощи. Я даже не подозревал, как вкусно тут пахнет по утрам. Я вошел в сад и медленно прошел к столику с лавочками, которые соорудил мой отчим и за которым моя семья часто отдыхает после тяжелого трудового дня.

Я сел на лавочку и обнял себя руками. На улице было очень тихо, только птицы начали просыпаться. Солнце еще не выглянуло, но уже отогнало тьму, постепенно осветляя небо. А я смотрел на это небо, которое будто бы было покрыто тучами.

“Эрик…”

Кто-то позвал меня по имени. Это было очень тихо, но будь хоть на полтона выше, я бы непременно вздрогнул. Я оглянулся – никого. Наверное показалось. Так я подумал я, пока мое имя не прозвучало еще раз.

В зарослях сливы и терновника, практически сливаясь со столбами деревьев, стоял мужчина. Я пристально смотрел на него, но не видел лица, лишь расплывчатые очертания. Я носил очки, поэтому списывал это на плохое зрение. Однако, подойдя ближе, понял, что человек почему-то странно переливается на ветру, будто сам колышется вместе с листьями деревьев. Мне не было страшно. Он меня не пугал. Он мне даже нравился, и я смутно пытался отыскать этого человека в своей памяти, потому что мне казалось, что я точно его знаю.

Я его знаю.

–Здравствуй, Эрик. Как поживаешь? – спросил меня человек. Его голос звучал гулко, как-то отдаленно, но эти нотки также были мне знакомы.

–Не очень, -ответил я. – Я хотел покончить с собой несколько минут назад.

–Я знаю, поэтому я и пришел к тебе. Ответь мне, зачем?

–Мне больно. Мне страшно. Мне непонятно. Мне невыносимо. Я не могу больше это терпеть. Я не могу выносить эту боль вперемешку с пустотой, я не могу и не хочу…, – я запнулся и тяжело вздохнул. Затем произнес вновь. – Мне страшно.

–Понятно. Но все же ты стоишь сейчас передо мной, ты не сделал того, что хотел.

–Я не смог, – честно признался я.

–Что тебя остановило?

Я задумался.

–Мне стало страшно.

–Так же страшно, как тебе сейчас?

–Нет, – ответил я. – Еще страшнее.

Мужчина подошел ко мне вплотную, нежно и осторожно взял мое лицо в руки, положив ладони на щеки и пристально посмотрел в глаза. Его ладони были приятны наощупь, а от его взгляда по моим щекам вновь потекли слезы. Не от страха, нет, но от того, что внутри меня будто прорвалась дамба; будто камень, преграждающий путь ручью был, наконец, смыт и унесен течением.

Он продолжал смотреть на меня своим пронзительным взглядом, а я смотрел на него в ответ, иногда зажмуривая глаза от слез и тихо всхлипывая. Этот взгляд был мне знаком, вся сущность этого человека была мне знакома, находила какой-то отголосок внутри, кричала, звала, прорывалась радостью сквозь тьму боли и страдания.

–Эрик, запомни мои слова, – ласково произнес мужчина. Он смотрел на меня с легкой улыбкой на губах. – Запомни их навсегда. Ты – красив, ты – молод, ты – бесценен, ты – уникален. Такого, как ты, в этом мире не существует. И никогда не будет существовать. Цени ту жизнь, что у тебя есть, цени ее, люби ее, люби себя. В жизни ты будешь сталкиваться с неудачами, потрясениями, болью, разочарованием, разбитым сердцем и страданием. Но в твоей жизни будет и радость, и счастье, и любовь, и успех. Ты еще не знаешь, что готовит тебе твое будущее, но я это знаю, и это потрясающе. Ты добьешься успеха, ты полюбишь и будешь любим, ты будешь счастлив. Поверь мне. Ничего не бойся, иди вперед. Ты не ошибешься, тебя охраняют. А если ошибешься, то знай, что это не просто так, эта ошибка приведет тебя к правде. Будут дни, когда тебе будет казаться, что все, что тебя сопровождает – это неправильные решения. Игнорируй это. Именно неправильные решения и ведут к истине.

Ты забудешь все то, что я сказал тебе сейчас, но через много лет в твоей памяти возникнет этот образ, и тогда ты, наконец, вспомнишь мои слова, ты будешь благодарен, потому что поймешь, что я говорил тебе правду. Та боль, что сидит в тебе сейчас, она нужна тебе. Она нужна для того, чтобы ты понял, чтобы ты вынес урок, чтобы изменился, чтобы повзрослел. То, что происходит с тобой сейчас – это подготовка к тому, о чем ты просил. Переживи это. Постарайся быть сильным. Не осуждай себя за неправильные решения, ведь они преподают тебе урок, все твои ошибки невероятно ценны.

Ты бесценен, помни это.