Оценить:
 Рейтинг: 3.67

Токсичная книга

Серия
Год написания книги
2018
Теги
<< 1 2 3 4 >>
На страницу:
2 из 4
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Тот, кто вооружён знаниями, пониманием и логикой, может осознать, что человек – страшное существо. Человек – это обезьяна, которая хочет оторвать себе хвост и с ужасом наблюдает за его отрыванием. В природе нет механизмов, которые равны человеку по степени его безумия. И поэтому их нужно было создать.

И с самого детства мальчик, который играл с тенями и придумывал своих персонажей в контексте более чем грамотно созданных, окутанных Тьмой миров, отличался незаурядностью мышления, поведения, выдаваемых на холстах образов. В возрасте 19-ти лет Гигер публикует ряд своих работ, объединённых в цикл «Atomkinder», который сразу же пробьётся в несколько подпольных журналов. Но до признания и успеха ещё далеко. Первой действительно серьёзной работой Гигера станет цикл образов, объединённых под названием «Necronomiсon», ставший оммажем гению циничного Лавкрафта. В это время Гигеру уже 37. Он определился в своём стиле и всё те же тёмные голоса, которые послали ему видение атомных детей, уже ломаются и грубеют, оскаливаются зубастыми пастями и диктуют свою волю художнику, заставляя на ночь приставлять к дивану мольберт и холст. Или, как минимум, бумагу и карандаш. Потому что теперь они приходят во сне. В бесконечных кошмарах Гигера, о которых позже будут рассказывать близкие и друзья художника. Теперь они принимают очертания и нечеловеческие вовсе. Атомные дети растут. Растут на благодатной почве – их создатель многое сделает для взросления своих образов. Скормит свои гениальные пальцы Тьме до крохи – станет собирателем оккультных предметов, имеющих отношение к Чёрным Мессам, будет стараться всё чаще проводить время в домах с дурной славой – классических прибежищах привидений и прочих мерзких сущностей. Отдельное увлечение, конечно же, посмертные маски, в числе которых маска его старого приятеля Тимоти Лири. Посмертная маска некогда выполняла роль ориентира для душ, которые имеют право вернуться в своё тело. Ведь ничто не вечно. Человек в гробу гниёт, как раздавленный апельсин. Остаются только кости, которыми Гигер также безумно восхищается. Он оформит берцовыми костями и человеческими черепами свой «Гигер-бар». Очень радушное, тёплое заведение, хозяин которого незадолго до смерти скажет, что ему не хотелось бы быть кремированным. Что ему хотелось бы оставить свои кости в земле. Ведь эта могильная романтика так прекрасна, верно?

Там, где жизнь переплетается со смертью, там где Эрос и Танатос неразрывно связаны, возникает Великая Химия Жизни. И образы, как кажется, абсолютно нечеловеческие, предстают перед нами препарированными, с извлечёнными на поверхность эмоциями и стремлениями к могиле, к конечности своей странной и такой необычной жизни. В своё время, при знакомстве с творчеством графа Лотреамона, Гигеру в память запала одна фраза великого циника: «Прекрасно, как случайная встреча швейной машины и зонта на анатомическом столе». И этот образ – сплав живого и неживого, – породит всё то многообразное великолепие, коим теперь запомнится автор этих нетленных видений. Точки зрения многих современных психологов раскрывают в образах Гигера не только то, что видят школьники – мрачняк и секс, – но нечто более глубокое. Тимоти Лири так определит его опыты:

Гигер, ты иномирный пришелец, таящийся в моем теле, откладывающий в нем свои блуждающие яйца чуда. Ты опутал себя шелковистым коконом, словно личинка, и проложил глубокий тоннель к железе моей мудрости. Гигер, ты видишь глубже, чем мы, одомашненные приматы. Не посланник ли ты какого-то сверхразумного биологического вида? Может быть, ты – вирусный гость, глядящий глазами цвета маковых лепестков на наши органы размножения? Творчество Гигера тревожит и ужасает нас потому, что охватывает громадный эволюционный период. Оно показывает нам – и даже слишком отчетливо – откуда мы пришли и куда уйдем. Он погружается в наши биологические воспоминания. Он делает наши младенческие фотографии за восемь месяцев до нашего рождения. Гинекологические пейзажи. Внутриматочные открытки. Гигер опускается даже еще глубже – в ядерную структуру наших клеток. Хотите знать, как выглядят ваши цепочки ДНК? Взгляните на его работы. Увлекая нас вспять – в наше болотистое, слизистое, вегетативное, насекомовидное прошлое, он всегда толкает нас вперед – в космос. Его конечная перспектива – внеземная. Он учит нас любить наши скользкие, эмбриональные, насекомовидные тела – чтобы мы смогли преобразить их.

И хоть многие «ценители творчества» нашего героя и считают, что Чужой – несомненно табуированная тема, и творчество Гигера куда глубже и многообразнее, просто посмотрите эту серию фильмов. Невероятное существо, приобретающее, если внимательнее присмотреться, некоторые черты тех организмов, в которых проходило инкубацию. Универсальный хищник, уже практически четыре десятка лет приводящий зрителей в ужас и восторг одним своим появлением на экране, некой «осознанностью» движений. Единственный в своём роде образ из всей истории кинематографа, который за столь долгий срок так и не нашёл себе достойных конкурентов и аналогов как таковых. Его время уже не пройдёт, ибо оно – космическое безвременье. Принесшее «Оскар» своему создателю чудовище живёт и дышит до сих пор. Его идея жива, его мир распространяется немного дальше его экзоскелета. И можно сказать даже больше – не все знают Босха, работами которого в начале своей карьеры вдохновлялся Гигер. Не все из наших современников знают даже самого Гигера, но причудливые очертания Чужих – один из самых запоминающихся образов в современном искусстве.

И вот холодные тона от зелёного до светло-металлического снова покрывают холст под аэрографом. Они создают объём. Они создают событие. Они проявляют в жизнь то, чего ранее никогда не было. Так творится магия. Магия, которая станет настолько реальной, что то ли в датском, то ли в голландском аэропорту художника задержат на таможне, поскольку примут его работы за фотографии. Прибывший на место эксперт будет долго крутиться вокруг холстов и в итоге скажет, что это действительно похоже на работу краскопультом. Гигер будет более чем раздосадован: «Где, они думали, что я это всё сфотографировал? В аду?»

И вот эта огромная погибшая космическая база. Внутри – большими буквами – внушительная надпись «Надежда Хадли». И, продвигаясь по её коридорам, уже нельзя чувствовать себя в безопасности: стены покрыты причудливой вязью слюны и биополимерной смолы, кое-где встречаются коконы с крепко упакованными в них людьми, ждущими перерождения. И кто знает, может быть, человек является определённой питательной средой для развития некого нового сверхвида? Или, как минимум, переходным звеном в долгом процессе эволюции? Ведь эволюция, как известно, заканчивается для тех, кто решил, что она закончилась. Личная эволюция – это личное решение каждого отдельно взятого человека. А насильственная эволюция – один из предположительных сценариев развития нашего вида, лукаво предложенный фантастами. Во вселенной Dead Space, например, человек тоже служит благодатной средой для развития новой отдельной расы – некроморфов. Теренс МакКенна предполагал, что самый обычный галлюциногенный гриб может быть космическим путешественником, который достиг земли только с одной целью – соединиться с нервной системой человека и превратить как себя, так и его в существо, стоящее на эволюционную ступень выше. Так чем же плохи в этом плане ксеноморфы Гигера, заимствующие часть своего образа от бывшего хозяина, в чьей утробе они проходили развитие?

Но коридор заканчивается, и вот мы попадаем в стерильную хирургическую комнату, где нас окружают десятки больших и маленьких колб и пробирок, в каждой из которых уже заключён некий элемент жизни. Это могут быть извивающиеся лицехваты и какие-то органические материалы, органы для пересадки или нечто абсолютно фантастическое и непонятное. А на столе прямо перед нами – самый обычный, как кажется, человек… Он находится в агонии, его грудная клетка, то поднимающаяся, то опускающаяся, скрывает в себе истинное чудо космической жизни. И когда кости треснут, как спелый арбуз, а плоть будет прорвана, на поверхность из тела уже появляется этот маленький грудолом, который быстро и вёртко скрывается в вентиляционной отдушине. Мы же подходим ближе к бедолаге и, при первом же осмотре, внутренний мир человека сразу приобретает свои самые реальные черты. Сосуды внутри тела уже предстают в нашем сознании самыми прочными из трубок, которые природа могла бы придумать для нашего организма. Вы видите, как они неровными толчками продолжают прогонять по телу кровь – пенящуюся и не желающую останавливать свой бег. Видимо, где-то случился прорыв в этих смешных трубочках и теперь они заполнены кровью только на треть – можно разглядеть пузырьки воздуха, которые и создают эту невероятную пену внутри механизма. Огромные меха лёгких начинают синеть – это вызвано остановкой дыхания и постепенным замедлением тока крови. Лёгкие приобретают неестественный для них оттенок, отличающийся от характерного насыщенностью тёмного цвета. И механизм, естественно, прекращает свою работу. А теперь посмотрите на работы Гигера. Не тоже ли самое видим мы на них?

Люди часто пытаются объяснить мне, откуда я черпаю свое вдохновение. Я живу в Цюрихе. Мне 72 года. Предпочитаю сидеть дома с любимой женой Кармен, кошкой и регулярно навещающими меня друзьями, нежели выбираться наружу и отбиваться от фанатов и журналистов. Иногда меня, правда, злит, что некоторые арт-критики принижают стоимость моих работ только потому, что среди моих поклонников гораздо больше представителей субкультур, чем скучной верхушки арт-истеблишмента. Мои работы не кажутся мне порнографичными. Сексуальность – часть нашей человеческой жизни, иногда она становится и частью моих работ. Во всяком случае, я не возражаю против умело сделанных порнографических фильмов. Но то, что нам каждый день показывают по телевизору, возможно, гораздо более непристойно, чем то, что обычно принято называть порнографией.[4 - Ганс Рудольф Гигер. Жаль, что Чужой оставил в тени мои другие работы. Из интервью для W ? O ? S.]

Наивно было бы полагать, что всё вдохновение героя – исключительно фантазии, рождённые прочтением Лотреамона и мрачной игрой Теней. Когда ты понимаешь, что внутри тебя некая сила уже готова зачать, ты начинаешь искать Творческое Семя, которое вступит в яркий метафизический танец с твоим естеством и породит нечто новое и неизвестное, ещё недоступное тебе. Эта сила, в потенциале своём, может представать ноющим чувством, разливающимся от солнечного сплетения горизонтально во все стороны. Она даёт ощутить те ремни, которыми перетянут промежуток между третьим и пятым рёбрами. И когда ты видишь или слышишь недостающую часть мозаики, которая уже готова собраться внутри тебя, рёбра, кажется, размыкаются и сливаются воедино с этой Бессмысленной Пропастью, дарующей нам Творчество. И при слиянии этом нутро создателя становится инструментом, идеально настроенным на одну волну с его вселенной – его Тёмным или Светлым миром. Вдохновение это – смоляные губы мрачного душного колодца, которые жаждут поцелуя. Вдохновение это – первый жёлтый лист, слетевший с берёзы в старом чарующем парке. Вдохновение это – спокойствие дикого зверя, живущего на скалистых откосах гор. И в своём колодце снов, наполненном мрачной вязкой болотной водой, Гигер, несомненно, видел очертания этих образов. Видел их в зеркале, наблюдая устаревание своего вместилища сознания. Видел их в тёмном подвале собственного шато Сен-Жермен в Грюйере, в котором практически безвылазно провёл свои последние 16 лет жизни. Да, великий мастер, как кажется, ничего не придумывал сам – всё, что являлось ему, являлось в мучительно тягучих снах. И все образы чудовищ, созданные по заказу «Голливуда» ли, или переданные на полотне, изначально живы. Они существовали задолго до Гигера и просто ждали своего появления, ждали, когда можно проломить грудную клетку своего творца и явить себя миру во всем своём ужасающем великолепии.

Говард Лавкрафт: антропология

Ты, Сэмюэлий, приписываешь людям слишком большое значение и важность, и из-за этого-то ты и страдаешь. Стань безличным и непроницаемым для толпы. Отвергни контакт не только с ними, но и с их существованием. Книги и старые колониальные дома надежнее всего, они хорошо хранят свои мрачные и непостижимые тайны. Не доверяй ничему, кроме прошлого или старины.[5 - Лайон Спрэг де Камп. Лавкрафт.]

Когда вы выходите на улицу – какие мысли рождаются в вашей голове? Знаете ли вы, кто окружает вас в данную минуту и насколько эти существа, которые хотят казаться людьми, вообще люди? Ведь мерок много, но правильная одна: человек – это существо, которое вынуждено убегать от своего внутреннего животного. И, если вы не находитесь в этом диком побеге, то может вы и не человек вовсе? И природа ваша больше напоминает природу туземца, которому требуется съесть лягушку, чтобы вызвать дождь?

И вот вы попадаете туда, где сложно спрятаться от умалишённых – на улицы города. Сотнями спин серые существа обратились в небо, бесцельно и бессмысленно уставившись в тротуары под своими ногами. Дождь начинает заливать улицы и над головами этих безумных животных появляются зонты. Это единственное достойное определение. Поскольку только безумное животное может быть настолько бестолковым, чтобы ставить капкан лжи утром и попадаться в него каждый вечер. Только безумное животное может считать, что вера в плоды деятельности писателей и художников, провозгласивших свои творения посланиями свыше, делает их ближе к какому-то личному Богу. Ведь у каждого из нас столько Богов! И каждый готов уничтожить других за свою веру. Как ни странно, человек с лёгкостью верит в них. В многоруких, безумных, с головами птиц, рыб, прочих неразумных тварей, среди которых, конечно же, и сам человек. Невозможно объяснить фанатикам, что они неправы. Фанатик всегда безумен, фанатик всегда в капкане. Его агония кажется ему благословением, но кроме разрушения мозга и нарушения банальных процессов причинно-следственных связей не несёт в себе ничего. Почему по небу летит комета? Несомненно по чьей-то злой воле и с какой-то ужасающей целью!

Ксенофобия вкусна и полезна. В небольших дозах она исцеляет мозг. При передозировке – скидывает человека в пасть безумия и перемалывает его сердце костяными жерновами. Но сейчас во всём мире принято считать, что мнение профессора равнозначно мнению последнего суеверного болвана, который строит своё общение и свой мир исходя не из мыслей и выводов, сделанных мозгом. Нет. Существуют (и всегда будут существовать) люди, которых приходится подтягивать под общий уровень развития. Именно для них существуют детсадовское всеобщее равенство. Но самое страшное, что существуют целые общества, которые формируются из людей подобного пошиба. Они суеверны, они не верят в свою волю, но верят в знамение, в сигнал, в хтонических божеств, которые выправляют русло их жизни. Очередной хитрый капитан Марш научил их молиться ужасному угасающему морскому Богу. И он обязательно добьётся своей цели – свергнет здравомыслие и рассудок, внедрив свои первобытные порядки в очередную загнивающую коммуну. Только вот люди, которые пойдут за ним, навсегда перестанут быть людьми.

Говард Лавкрафт в «Лабиринтах».

Воспитание собственного сознания – дело рук каждого из нас. Психологи ничем не умнее любого среднестатистического человека. Социальные институты слишком оторваны от жизни, чтобы предлагать адекватные решения. Учиться у кого-то или слушать учителей – слишком нелепо, если учителя эти предлагают схемы, которые действовали и работали несколько веков назад. Можно вынуть из этих басен методологию, стряхнуть с неё пыль, приложить к соответствующей твоему времени действительности и только тогда получить от неё какой-то минимальный толк. Твой мозг всегда в твоей голове. Если ты считаешь, что его работа должна зависеть от тех, кто тебя учит, вряд ли ты вынесешь из этого обучения что-то хорошее. Скорее получишь очередное лекало, очередной ГОСТ. Обучающая информация «для всех» несёт минимум смысла, если не вписывать её в частности. Она должна синтезироваться непосредственно с личным опытом, представлять собой грамотно простроенный бланк, который заполняешь ты сам. Если данный бланк уже заполнен до тебя, то с вероятностью в сто процентов он тебе не подходит. Можете воспринимать эту информацию как некий щит для мозга.

Говард Филлипс Лавкрафт родился 20 августа 1890 года в Провиденсе. В маленьком городке, жизнь в котором ничуть не помешает его творчеству, а только поспособствует уединённости, вносящей свои коррективы в произведения одного из самых мрачных и самобытных писателей за всю историю литературы. По линии матери Говард был прямым потомком старинного рода Филлипсов, предком которых являлся первопоселенец Джордж Филлипс, прибывший в Массачусетс из Англии в 1630 году. Отец Говарда – коммивояжёр ювелирной фабрики – заболеет сифилисом и прогрессирующим параличом, которые приведут его в уютные стены госпиталя Батлера. Мать так и не расскажет маленькому Говарду, что на самом деле случилось с его отцом. Когда будущему писателю, который большую часть своей жизни будет работать в стол, исполнится три года, его отец умрёт. Со смертью кормильца воспитание юного Лавкрафта перейдёт в руки его матери и тёток, а также деда – Уиппла Филлипса. Библиотека деда и окружающие Говарда монументальные пейзажи колониального прошлого займут львиную долю повествования во многих его произведениях, героями которых станут благородные мужи с, зачастую, безупречной родословной. Подобному опыту поколений в книгах Лавкрафта будет противопоставлен абсолютно другой мир – чужой и пугающий быт деградирующей деревенщины, которая верит в условности, сказки, предания и непонятных божеств, умирающих и агонизирующих в век науки, искусства и технологий. Именно поэтому старик-колдун Уэйтли в «Ужасе Данвича» выглядит таким мрачным и выписанным из древних преданий, а его дочь Лавиния – бледная тень на фоне властного отца, увлечённого древними книгами, написанными безумцами. Сознание и прогресс у Лавкрафта практически всегда противопоставлены иллюзиям божественного вмешательства и помутнению сознания на фоне разложения человеческой мысли.

Благодаря домашнему образованию и библиотеке деда, Говард рано обучается письму, пробует себя в стихотворных формах и запоем читает братьев Гримм, Эдгара По и Жуля Верна. Мотивы По будут раскрыты в том блоке рассказов Лавкрафта, которые сейчас принято неформально называть «смертельные истории». Верн и Гримм помогут автору смешать в своём сознании страсть к вымышленным приключениям и заселение вполне известных географических областей существами неведомого мира. Теми, кто нацелен на уничтожение людского вида и его сознания, начав процесс ассимиляции непосредственно с мозга нашего психологически неустойчивого вида. В развитии тем существ из далёкого космоса Лавкрафту поможет изучение астрономии. Он так и не закончит школу по причине многочисленных проблем со здоровьем, потому все его астрономические открытия и некая любовь к точным наукам захлестнут читателя в одном из ключевых текстов Говарда – «Снах в ведьмином доме». Историей о науке и суевериях также можно назвать его произведение «Сияние извне», которое является достаточно прозрачным рассказом, повествующим о столкновении людей с неким излучением, подобным радиации. Как и во всех рассказах Лавкрафта, тема науки здесь пропущена через призму обывательского необразованного сознания, что создаёт атмосферу страха и ужаса перед неизведанным.

Когда мальчику исполнится 14 лет, он впервые открыто столкнётся с тем, что является одной из основных тем его творчества – со смертью. Умирает Уиппл Филипс. И, как часто случается с теми художниками и писателями, которые пытаются снять табу с темы смерти и ввести её в культуру, творчество молодого Говарда ещё больше прижимает его своей тяжеловесностью.

Между тем, всю свою ксенофобию и паранойю, которая несомненно будет присутствовать в произведениях Лавкрафта, Говард заключает в интереснейшую форму. Тот, кто не знаком с личностью автора, воспримет его произведения как уникальные по своей силе чудовищные видения. Но если знать отношения Лавкрафта к тем, кто с его точки зрения не был достоин называться человеком, появляется ещё один интереснейший подтекст, который могут изучить люди, решившие обратиться к поздним письмам Говарда:

Буржуазный капитализм нанёс смертельный удар художественному мастерству и искренности, возведя на престол дешёвую развлекательную ценность – ценой того внутреннего совершенства, которым могли наслаждаться лишь культурные, нестяжательского типа люди достойного положения. Определяющим рынком для написанного… и для иного, когда-то художественного материала перестал быть маленький круг действительно образованных людей, но стал значительно более широкий круг смешанного происхождения, где численно доминируют грубые, полуобразованные лица, чьи идеалы столь последовательно извращены, что не позволят им хоть когда-нибудь обрести вкусы и взгляды аристократов, чьей одежде, речи и внешним манерам они столь усердно подражают. Эта толпа жадных хамов вынесла из родных лавок и контор истовую любовь к искусственным отношениям и слащавой сентиментальности, которую подлинное искусство или литература не смогут удовлетворить и они настолько превзошли численно остатки образованной элиты, что большинство агентств-поставщиков тотчас же переориентировалось на них. Литература и искусство потеряли большую часть своего рынка; а сочинительство, рисование, драма и т. д. всё сильнее поглощаются доменом развлекательных предприятий.[6 - С.Т. Джоши. Г. Ф. Лавкрафт : Жизнь. Necronomicon Press, 1996.]

Политические взгляды Лавкрафта также отображены в его письмах:

Взгляд [Гитлера], конечно, романтичен, незрел, окрашен игнорирующей факты эмоциональностью… Определенно, Гитлер реально опасен – и все же нельзя закрывать глаза на честную справедливость базовых побуждений этого человека… Я повторяю, что за каждым из главных пунктов гитлеризма стоит большая, срочная необходимость – расово-культурная целостность, консервативные культурные идеалы, спасение от абсурдности Версаля. Безумие не в том, чего Адольф хочет, а в том, как он это видит и собирается получить. Я знаю, что он клоун, но, ей-Богу, мне нравится этот парень! [7 - С.Т. Джоши. Г. Ф. Лавкрафт : Жизнь.]

Категоричность в осуждении любого явления должна быть подкреплена фактами. Грубо говоря, если a = b + c, то нельзя отрицать определённую ценность a, не проанализировав все множество её составляющих. Однако люди год от года подтверждают свою глупость. Они создают пустую оболочку, размалёвывают её чёрной или белой краской (в зависимости от собственной прихоти), а потом выдают собственное мнение за окончательную истину. Они даже не смотрят на включённые в событие элементы. Они просто говорят: «Явление а никуда не годится!» Почему? Потому что человек не может вписать его в собственную картину мира. Таково поведение людей с явными нарушениями причинно-следственного мышления. Их мозг не способен переварить поступающую информацию. Научите дикое племя тому, что айфон – технология Богов. И через 60 лет в этом племени не будет сомневающихся в данной информации, поскольку знание передаётся из поколения в поколение. И если человек не размышляет над полученной информацией, он будет передавать своим детям то знание, которое считает единственно верным.

Единственный способ остаться человеком – тренировать свои человеческие качества. Интеллект, критическое мышление, гуманное и взвешенное отношение к происходящему вокруг. Нетерпение к глупости и откровенному бреду, который происходит вокруг. Сила, ловкость, инстинкт – важные элементы нашей жизни. Но они не важнее, чем те же составляющие жизни других высокоорганизованных животных, например, приматов. Когда мы говорим о себе как о человеке, мы должны задумываться не только о видовой принадлежности, но и о том, что помимо биологических определений характеризует наш вид. Ведь мы позиционируем себя как высших млекопитающих. Что прилагается к этому почётному званию? Всё, что было описано выше. Если уничтожить идею развития деталей человеческой культуры и человеческого сознания, очень скоро мы окажемся в нашей первоначальной среде, комфортной для многих людей, но не подходящей для того, чтобы отделять себя от обезьян: суеверие, страх перед дикими животными, природными явлениями, прочее наследие дикого прошлого, когда молния с неба была проявлением неких высших сил, а стихийные катастрофы – наказанием за грехи. Удивительно, что человеку свойственно приписывать абсолютно не относящиеся к нему события к разряду наказаний за то, что придумали священнослужители для большего удобства процесса управления толпой. Они не были глупы. И завязали узлы суеверий в тех местах, где проще всего подловить человека неграмотного, необразованного и отказывающегося развивать собственный мозг, полностью отринувшего пополнение багажа знаний, так необходимого для процесса собственного развития.

И про Иннсмаут они болтают – в основном перешептываются – уже лет сто, не меньше, и, как мне представляется, не столько не любят его, сколько побаиваются. Послушаешь некоторые из их рассказов, так просто со смеху помрешь – насчет того, что старый капитан Марш водил дела с самим дьяволом и помогал его бесенятам поселиться в Иннсмауте; потом еще что-то насчет поклонения сатане и тех несчастных, которых приносили ему в жертву где-то неподалеку от причала – говорят, в 1845 году, или что-то около того, люди случайно наткнулись на то место. Да только сам я из Пэнтона – это в штате Вермонт – и такую болтовню никогда не одобрял. Послушали бы вы, что рассказывают здешние старожилы про черный риф, что расположен неподалеку от наших берегов – они называют его рифом Дьявола или Дьявольским рифом, кто как. Большую часть времени он выступает из воды, а если и скрывается под ней, то не очень глубоко, но все равно его вряд ли можно назвать островом. Так вот, поговаривают, что изредка на этом рифе можно видеть целый выводок, племя этих самых дьяволов – сидят там вразвалку или шастают взад вперед возле пещер, которые расположены в верхней его части. На вид это довольно неровное, словно изъеденное, место примерно в миле от берега. В старину, говорят, моряки здоровенный крюк делали, только бы не приближаться к нему. Но это только те моряки, которые сами родом не из Иннсмаута. И на капитана Марша они зуб имеют, вроде бы, потому, что он якобы иногда по ночам во время отлива высаживался на этом рифе. Может, так оно и было, потому как место это довольно любопытное, так что, возможно, он там пиратский клад искал, а может и нашел; но люди поговаривают, что он водил там какие-то дела с дьяволом. Так что, как мне кажется, именно капитан Марш и был причиной того, что за рифом этим установилась такая недобрая слава. Было это все еще до эпидемии 1846 года, когда больше половины жителей Иннсмаута эвакуировали. Никто тогда толком не понял, в чем там было дело, скорее всего какую-то заморскую болезнь привезли из Китая или еще откуда. А картина вроде бы и в самом деле была страшная – бунты, кажется, были и еще что-то мерзкое, только за пределы города это так и не вышло, а сам город после этого пришел в ужасное состояние. В общем, уехали оттуда люди, сейчас, пожалуй, человек триста или четыреста осталось, не больше. Но самое главное во всем этом деле, как мне представляется, просто расовые предрассудки и надо вам сказать, я не осуждаю людей, у которых они имеются. Я и сам терпеть не могу этих иннсмаутских парней, и ни за что на свете не ступлю в их город ногой.[8 - Г. Ф. Лавкрафт. Тень над Иннсмутом.]

И, когда вы слышите эту историю в первый раз, вы сразу думаете: «Ну что за чушь?» Слишком много вероятностей, слишком много предположений, слишком много … домысла? Однако стоит только попасть в подобный городишко, в окружение местных, чья жизнь сводится к существованию в глуши, на задворках цивилизации, чей основной досуг – постоянно затухание разума и вера в то, что улов или урожай зависят от каких-то проявлений сверхъестественных сил, сразу становится понятно, почему возникает столько слухов и недомолвок в отношении подобных людей. Становится ясно, что безумец не тот, кто рассказывает подобный байки, а тот, кто варится в этом примитивном котле тупости. Примерно те же эмоции испытал Лавкрафт, оказавшись в Бруклине в 1924 году. Множество приезжих со всех уголков мира. Люди, чья вера упирается в различные писания, которые, как уверен был Говард, написаны для религиозных простаков, угнетали его всё больше. Потому брак, заключённый с Соней Грин, рассыпался в этом ненавистном Лавкрафту обществе, не продержавшись и три года. Отсутствие образования также ставило Говарду разнообразные препоны и он решил, что его жизнь отныне будет связана с родным Провиденсом, куда он и вернётся после развода в 1926 году.

В Нью-Йорке, однако, будет написан «Герберт Уэст – реаниматор», который станет классикой тех самых фирменных «смертельных историй» от Говарда. Отголоски жизни в большом городе и непосредственное отношение автора к подобным местам также можно увидеть и в рассказе «Кошмар в Ред-Хуке», написанном в 1925 году и изданном двумя годами позже. Главные герои этой истории – полубезумные фанатики, похищавшие детей и всячески нагнетающие спокойную городскую обстановку в одном из портовых районов города. Представители внезапно добравшихся до цивилизации суеверных верований и сект, по мнению автора, разъедают атмосферу культуры и образованности, своими древними ритуалами уничтожая саму идею человеческого интеллектуального превосходства над другими видами. Можно, конечно же, молиться на стакан чая. Наше общество ещё не настолько развито, чтобы запретить человеку интеллектуальное гниение и разложение, но нужно понимать, что пока подобные ритуалы и обряды живут и крепнут в крови вида, который построили ракету и полетел в космос, пропасть между наукой и диким суеверием не начнёт уменьшаться. Скорее приведёт к безумному смешиванию одного с другим. И если суеверия способны потопить знание, то терпимость к суевериям подобна выстрелу в висок Николы Тесла.

Каждый из нас понимает, что упрощение поступающих в мозг сигналов ведёт к снижению сложности мыслительного процесса, делая банальную схему мышления более востребованной. Последствием подобной борьбы за востребованность является трансформация сознания, которое отказывается от сложных путей сообщения мозга и аналогичных источников, транслирующих в него данный сигнал. Мозг человека, который отличается от мозга более примитивных животных только своей сложностью, исключает из мыслительного процесса те пути и механизмы обработки данных, которыми он перестаёт пользоваться. Средний уровень человеческого сознания, на котором пребывает большинство из нас, недостаточен для существ высшего порядка. Однако ни о какой категоричности не может идти и речи. Потому что каждый из нас способен пробудить своё безумие, которое приведёт к параличу сознания. Достаточно лишь начать принимать сигналы извне, не преобразовывая их, поглощать информацию не анализируя, поверить всему, что вам говорят и пользоваться всем, что вложили в ваши руки сегодня.

И вот эта бесконечная история писателя, который придумывает миры, собирает Вселенные и обсуждает результаты своего творчества с друзьями по переписке. И догадывается ли он сам, как можно интерпретировать его произведения? Конечно же, толкование толкованию рознь, но очень многие достаточно грамотные современники Лавкрафта, которых он сделал своими героями, несмотря на силу духа и приверженность к научным методам, ближе к концу произведения погружаются в тёмное безумие, если вообще остаются в живых. Такова плата за встречу с древним знанием, поглощающим ум своих приверженцев. Как сказал Артур Мэкен: «В каждом из нас тяга к добру уживается со склонностью к злу, и, по моему глубокому убеждению, мы живем в неизвестном нам мире мире, исполненном провалов, теней и сумеречных созданий. Неизвестно, вернется ли когда-нибудь человечество на тропу эволюции, но в том, что изначальное ужасное знание до сих пор не изжито, сомневаться не приходится»[9 - Г. Ф. Лавкрафт. Ужас в Ред Хуке.]. И когда некоторые безумцы смотрят в небо, взгляд их прикован к движению звезд. Они ждут этого момента с великим трепетом и восторгом. Той минуты, когда Древние войдут в мир. Когда некто дремлющий на дне океана пробудится. Его сны – наша реальность, а его реальность – это мрачная патока наших липких ночных кошмаров. Время остановится и вся эта братия, включая демонических псов, бродящих меж мирами, огромных крыс с отстоящим большим пальцем и прочих невероятных чудовищ с адским хохотом хлынет на землю, чтобы окончательно остановить все процессы и уничтожить всё то, что успел сделать человек – крошечная обезьянка, пытающая своё сознание на одной из многих песчинок среди ужасающих мрачных пустот космоса. В глухих суеверных селениях снова поднимут голову последователи мрачных инцестов и колдовства, считающие своё безумие даром. Они будут уверять запуганных односельчан в своей избранности, в том, что именно они являются провозвестниками новых времён – времён хаоса, тьмы и разложения. И в последних пунктах будут совершенно правы.

Именно в последние десять лет своей жизни Лавкрафт напишет те произведения, которые человечество начнёт осмыслять и оценивать по достоинству спустя целую сотню лет. Мифы Ктулху станут классикой жанра и дадут дорогу в литературу таким писателям, как Огюст Дерлет и Роберт Блох. Брайан Ламли, автор известного «Некроскопа», родится через 9 месяцев после смерти Говарда, в сознательном возрасте продолжит литературные эксперименты Лавкрафта и подарит миру множество самых качественных из имеющихся на данный день историй, развивающих тематику Мифов Ктулху. Герои произведения Лавкрафта и его основные сюжеты станут культовыми и породят множество музыкальных, художественных и литературных идей. Среди поклонников Говарда такие известные люди, как Ганс Рудольф Гигер и Стивен Кинг. Вы найдёте Аркхэм не только в историях про Ктулху, но и во вселенной Бэтмена, где это название принадлежит больнице для психически нестабильных врагов летучей мыши.

Но наследие человека, который пугал других, заключается не только в ктулхианской прозе. Рассматривать художника отдельно от его картины нельзя. Если писатель, которого мы видим на страницах его книг, не соответствует своему образу в реальной жизни, значит мы видим перед собой лжеца. Понимание же жизни автора, музыканта, актёра добавляет новые краски с его произведениям. Результат творчества и его создатель – это две части чего-то большего, превосходящего по размерам своим любую человеческую единицу. И доказательством этому утверждению служит не только жизнь Лавкрафта, но и истории многих других, нашедших в творчестве единственный смысл жизни. Когда человек оставляет свою судьбу на прикроватном столике и дарит своё сознание на растерзание жестоким музам, он обрекает себя на небольшую частицу бессмертия. Бессмертие это оплачивается здесь и сейчас. И цена его – одна-единственная человеческая жизнь.

Джек Воробей: Капитан Джек Воробей

Разумеется, он – жадный, сластолюбивый, хитрый и ужасный лжец. А еще он – добросердечный, удачливый и временами даже честный. Иногда он хороший, иногда дурной. Но одного в нем нет – злобы. Обычно слушатели на стороне Ананси. Это потому, что ему принадлежат все сказки. Их дал ему May на заре времен, отобрав у Тигра, и теперь Паук сплетает из них прекрасную паутину.

    Нил Гейман. Дети Ананси

Существуют персонажи, от которых легко и просто отобрать их собственный образ. Их собственную роль. Сегодняшний наш герой является одним из таких персонажей. Это существо, которое занимает центральное место в фильмах, посвящённых любви, дружбе и приключениям. И это самый важный герой данной франшизы, появление которого на экране сведено к идее собственного несуществования. Наш главный гость – это нечто сперва мёртвое, а потом ожившее. Рождавшееся на нескольких разных пластах понимания. Первично – роль на листе бумаги, реализацию которой придал некий Джонни Депп, по старой своей традиции использовавший идею переноса образа с реального человека на своего киноперсонажа. Когда-то он проделал подобный трюк с Хантером Томпсоном, на некоторое время поселившись дома у отчаянного журналиста. Алкоголь, ночная стрельба из револьверов и ружей, пьяные погони за павлинами, которых Томпсон содержал у себя на ранчо и, как результат, появление на экранах Рауля Дюка, так полюбившегося публике. Борис Гребенщиков к вступлению к русскому изданию «Страха и отвращения в Лас-Вегасе» писал: «До тех пор, пока большинство в России остается безграмотным, из всех книг для нас важнейшей является „Страх и отвращение в Лас-Вегасе“ Хантера Томпсона». И Депп смог уникально уловить эту мысль.

Но метафизика переноса в этот раз разыгралась ещё сложнее. На сценарный образ лёг характер известного многим гитариста «The Rolling Stones» Кита Ричардса. И, казалось бы, Депп снова сыграл свою стандартную партию… Но! Впервые мы встречаемся с нашим сегодняшним несомненным героем не в 2003-м, когда вышел первый фильм про его похождения, но в 1967 году. Именно тогда в парках аттракционов Уолта Диснея откроются «Pirate of the Caribbean». Этот аттракцион станет последним, в создании которого жестокий сказочник Дисней примет участие. И уже через три месяца все живые мертвецы, призраки и сам Морской Дьявол будут выть белугами над бульварными заголовками: «Умер мастер анимационного кино!» И наш сегодняшний герой, разумеется, первым увидел перспективу. И пока Гектор Барбосса или ужасный Дейви Джонс продолжали в своих ещё механических телах распугивать маленьких детей в страшных пещерах невероятного приключения, наш герой узнал у умирающего от рака лёгких Диснея Самую Важную Тайну. Тайну, которая расскажет о том, как научить своё создание двигаться, дышать и, главное, жить. И уже к концу первого всем вам известного фильма кости его окончательно обрастают мясом. И из безжизненного мертвеца он превращается в образ, который сумел похитить частичку души своего актёра, как кажется, научившись использовать его тело для трансляции собственных мотивов и замыслов.

Капитан Джек Воробей в «Лабиринтах».

Для того, чтобы существовали пираты, обязательно должен существовать закон. Более того – само существование порядка и закона служит именно для того, чтобы в любой сфере жизни, искусства или творчества процветало некое пиратство. И если вы думаете, что эти параметры взаимно исключают друг друга, то глубоко ошибаетесь. История знает множество примеров расцвета пиратства на фоне тотального неумолимого диктата власти. И когда принимается очередная удушающая директива, где-то на горизонте вверх поднимается новый чёрный флаг. Флаг того, кто устал от контроля скупцов и вояк. Флаг того, кто рискнёт сотней жизней, чтобы спасти одну. Особенно если это его собственная шкура. Военная наука, по большому счёту, ничем не отличается от пиратства. Наверное, только одной маленькой деталью – военная система организована по принципу строгого вертикального подчинения. Пиратство организовано по принципу личной выгоды. На этом разница заканчивается. И такая небольшая, как кажется, деталь создаёт гигантскую пропасть между пиратами и официальным законом. И если вы думаете, что само это явление – пиратство – умерло вместе с последним ветхим парусником времён викторианской Англии, то глубоко ошибаетесь. Спросите о пиратах тех, кто бороздит воды у берегов Африки. Спросите о пиратах тех, кто пилит сук под самим собой, пытаясь вводить в абсолютно живую систему Интернета яд борьбы с этим вёртким грызуном. Но чем страшнее становятся времена, тем отважнее их пираты. И тем опаснее они – не стремящиеся к славе, короне или власти – для контролирующих организаций. Дурачки на пружинках, чья основная задача – весело подпрыгивать на горящей сковородке, пока сверху не полилось кипящее масло. А оно польётся. Обязательно польётся. Ведь вешали и будут вешать. Но в ответ на это всегда грабили и будут грабить. И это не призыв. Это просто ясно, ясно, ясно! Или среди вас ещё есть идеалисты? Ведь чем чаще вешают, тем более нагло пиратствуют!

Наш сегодняшний герой появляется в первой легенде имени себя с целью вернуть то, что принадлежит ему по праву. Классическая история в лучших традициях «Пиратов-призраков» Ходжсона:

Когда пробили восемь склянок, я сидел в кубрике и разговаривал с четырьмя матросами из старпомовой смены. Внезапно откуда-то с кормы донеслись громкие крики, потом над нашими головами раздался громкий стук, словно кто-то колотил по палубе вымбовкой. Я вскочил и бросился к левой двери; четверо моих собеседников последовали за мной. Через секунду мы были уже наверху, где сгущались сумерки. Глазам нашим открылась странная и страшная картина. Весь левый фальшборт закрывала какая-то колышущаяся, серая пелена, постепенно затоплявшая палубу. Вглядываясь в нее до боли в глазах, я вдруг обнаружил, что обрел способность видеть происходящее четко и ясно. Странная серая пелена распалась на множество стремительно движущихся фигур, отдаленно похожих на человеческие. В сумеречном освещении они выглядели нереальными, невозможными, словно обитатели какого-то фантастического, выдуманного мира. На мгновение мне даже показалось, что я сошел с ума, но – нет. Боже мой!. Это были тени, но они были реальны и исполнены свирепой ярости и жажды крови. <…> Капитан и старпом утверждали, что видят на реях людей; я тоже различал на вантах какие-то неясные, темные фигуры, и только второй помощник сказал, что ему что-то такое кажется, но он ни в чем не уверен. Как бы там ни было, за каких-нибудь пару минут все верхние паруса оказались распущены и взяты на шкоты. Нижние прямые паруса были не видны из-за тумана, но, по свидетельству Джессопа, они тоже были поставлены надлежащим образом.[10 - У. Ходжсон. Пираты-призраки.]

И солёный ветер уже наполняет паруса, пытаясь хоть как-то материализовать Джека на борту «Перехватчика», но образ его столь неуловим, что когда ты являешься невольным зрителем его алкогольных и полубезумных рассуждений, наполненных известным процентом логики, то начинаешь сомневаться в его физическом существовании. И ведь действительно – образ трикстера всегда создаёт полную неуверенность относительно его существования. Эта полная неуверенность в том, материален ли образ Джека, или он просто некий абстрактный Дух Пиратства – самая важная заградительная черта для иллюзий. Наши надежды не могут быть возложены на того, чья мотивация не поддаётся расчётам. Эта мотивация аналогична ежесекундному озарению, а, значит, никак не может быть предсказана и предугадана. Но множество увлечённых мальчиков и девочек разных возрастов продолжает восхищаться самым ловким пиратом. Они ждут от него неповиновения, они ждут от него провокации в отношении признанной власти, которая в очередной раз представлена самыми коварными злодеями. И фанаты сами с удовольствием заняли бы место в команде Воробья. Как можно предположить, вместо Элизабет Суонн или Уилла Тёрнера-младшего. Ведь в этом так много романтического пафоса – побывать на краю света, за гранью Жизни и Смерти, и сразиться с теми, кто смог подчинить себе волю Дейви Джонса – грозы морей и капитана «Летучего Голландца». Но вряд ли кто-то из этих увлечённых мечтателей осознаёт, что слово «Опасность» в данной работе более чем осязаемо, а сам образ Джека, простите, нет. То проявляя себя, а то снова исчезая как из кадра, так и из основного повествования, Капитан Воробей предстаёт перед нами больше чем человеком – он предстаёт идеей. И как только мы наблюдаем реализацию идеи о жажде пиратства и стремление перевернуть Игру, перед нами снова возникает Капитан Джек. Являясь уникальным примером для подражания, он появляется в самые нужные моменты – как только возникает необходимость перевернуть сознание одного из героев, чтобы сюжет снова разогнался до немыслимых скоростей. Он лжёт, обманывает, провоцирует, подставляет врагов и предаёт друзей. Потому что именно таков образ миражирующего пирата. И более того, пирата, которого, как кажется всё чаще, и нет вовсе. И нужно отдать дань уважения режиссёрам, которые изловчились и сделали практически невероятное – запечатлели на плёнку некую идею, призрачного белого кролика, прыгающего через свои квантовые норы и кротовины, схожие с теми, о которых говорят исследователи времени.

Так что если вы хотите увидеть всю грязь и мерзость пьяного пиратского сообщества – счищайте глянец голливудских образов с экранов своих глаз, добавляйте больше крови, превращайте хореографию битв в настоящий Пир Безумия, а ранениям и смертям придавайте более мрачные тона, наполняя раны нестерпимой болью, а моря чудовищными тварями с головами акул и телами людей. Когда вы увидите, как кровь брызжет из распоротой артерии, и поймёте океан во всей его бездонности – наш герой будет ждать вас на корме своей мерзкой и волшебной «Чёрной Жемчужины».

Самым страшным чудовищем был и навсегда останется человек. Мы все приходим к этой мысли – раньше или позже, но так случается. И это не некие бесы терзают людей. Это люди, которые посчитали, что они выше других, начинают мучиться созданными ими самими бесами. Как только мы встречаем нашего главного героя в первый раз, мы уже видим, что речь идёт о персонаже, который чужд законам. И он вызывает симпатию только потому, что сам образ пирата крайне романтизирован в литературе и кинематографе. Простые же, пусть и не всегда семи пядей во лбу образы представителей закона выглядят комично. Тот, кто изначально представлен зрителю этого шоу в роли злодея, таковым и не является вовсе. Он является мерзавцем. Но это ожидание, что образ будет соответствовать внутреннему наполнению, всегда подводит людей. Мы любим навешивать на окружающих ярлыки. Особенно умело это делает влюблённость. А когда объект нашей привязанности совершает поступок, который мы от него не ожидали, мы начинаем в суматохе плеваться ядом в его сторону, абсолютно забыв про то, что сами определили его характеристики. И вот, как скажет кто-то, по всем канонам кинематографа отрицательные герои – пираты и разбойники уже становятся «хорошими парнями», за которыми интересно наблюдать и которым сопереживаешь. Возможно, вам внушат, что в жизни такого не бывает. Но оглянитесь вокруг – кто все эти люди, которые позиционируют себя как проповедники и стражи справедливости? Каковы их методы? И как они решают проблемы? Но нельзя забывать ещё и того, что среди тех, кого власть очерняет и уничтожает, тоже полно чудовищ. И дело не в выборе одной из двух сторон. Дело в собственном пути, которым ведёт вас ваше сознание.

Но Джек – тот самый герой, который признан злодеем за поступки, не показанные нам в фильме, в итоге оказывается не таким уж плохим парнем. Хорошим он тоже не оказывается и, конечно же, вызывает намного меньше переживаний за себя, чем кто-либо другой, будь то Тёрнер-Старший или даже ужасный Дейви Джонс с его невероятной романтической историей. И именно в общении с Джонсом происходит тот перелом, который рано или поздно должен произойти в мозгах каждого из нас: мы понимаем, что, получив силу, человек обязательно использует её против других людей. Ведь обезьяна, имеющая в руках горящую палку, обязательно станет вождём приматов. И глубоко трагический, если разобраться в сюжете, Джонс становится марионеткой в руках ещё более страшных злодеев, которые используют любой шанс сделать ещё больше денег, получить ещё больше власти. И в этом бесконечном споре власти и пиратов Джек не придерживается какой-либо определённой позиции. Потому что задача трикстера – двигать сюжет. Делать из культурного героя – кузнеца и славного парня – заготовку под отважного капитана «Летучего Голландца», отпустив Джонса туда, где ему действительно будет лучше. Где его потерянные сердце и счастье перестанут его терзать. И со своей задачей – сделать из культурного героя героя некультурного – Джек справляется на все сто уже к концу первой части киноэпоса. А сколько приключений ещё будет потом… Боги…

В том числе попытка одомашнить нашего сегодняшнего героя. Ведь милые дамы считают, что такой персонаж, как Джек, обязан испытывать снисхождение к женщинам. И когда ты остаёшься с ним одна на Богом забытом острове, можно начать структурировать! В первый вечер, конечно же, алкоголь и проверка на прочность, пьяные танцы у костра. Ты даёшь негодяю немного побыть собой в твоей компании. А на утро уже выливаешь последние бутылки рома, рассказываешь о том, какое платье тебе нужно, как ты будешь знакомить его с подругами, и когда в гости приедет твоя мама. Но ловишь в его взгляде это самое пьяное недоумение… Пьяное, потому что у каждого стоящего пирата обязательно в кармане завалялась фляга с ромом. На случай полного и тотального промывания мозгов. Ведь алкоголь, как вы понимаете, священное средство для того, чтобы ловко извернуться из надоедливой петли. И плыть туда, куда тебя ведут провидение и стрелка твоего уникального компаса, непосредственно связанного с личными желаниями и стремлениями. И умный мужчина, при всей своей дерзкой разухабистости, прекрасно понимает, что при всём выражении почтения женщинам, добрый старик ром и парочка старых друзей творят намного более интересные чудеса, чем одна взбалмошная девка. Ведь сколько юбок не было пропущено, но на горизонте день ото дня появляются всё новые корабли и… не обессудьте, мисс! И где же эта ваша звонкая пощёчина? Ведь всё, что уже произошло – стоило того. Не самая ужасная монета для расплаты за разрушенные надежды, так ведь?

Не только женщины, но и сам сундук Дейви Джонса, что страшнее чем ад, не может сдержать нашего сегодняшнего героя. И не потому что он ловок и способен просочиться в любую щель реальности. А потому что он нужен людям. Персонаж, обречённый на свой персональный ад, нужен тем, кто его разыскивает. На краю света, пройдя по пути истинного Шута, перевернув горизонт сверху вниз и обратно, кучка более чем эксцентричных пиратов перед лицом беды занимается не покупкой оружия или приготовлением к боевым действиям, нет. Она ищет некое вдохновение. Образ, который осознает, что к нему относятся как к персонажу несуществующему. И который понимает, что чуть позже понадобится потом этой шайке славных ребят, которые постоянно его поддерживали, но, как существа материальные, не бросились спасать в последнюю минуту. И гибель героя, так же, как и его перерождение, не случайна. Здесь, как в сказочном каноне, возможно всё. Но это «всё» протекает по сценарию некой великой драмы, в которой каждый ход прописан заранее, а любому, кто хочет стать героем, отпущено свои пять минут славы.

И в одной из самых эпических схваток за всю серию повествований о Капитане Джеке Воробье, конечно же, выиграет эта горстка пиратов, некий объединённый союз джентльменов удачи и откровенных оборванцев со всех уголков Земли. Просто потому что извлечение Джека, подобно извлечению Мастеру, необходимый для успешного завершения дела ритуал. И давно пора понять, что закон абсолютно не играет никакой прикладной роли. Только говорите об этом шёпотом! Вас могут услышать! Закон всего-лишь рисует ту меловую черту, пересечение которой им же и карается. Но есть одна фишка – черта эта не окружает общество. Она изначально отсекает тех, кто мог бы нарушить его внутреннее устройство. Пока не существует законов – не существует того самого преступления, о котором мы сегодня говорим, – пиратства. И точно таким же образом, при достаточном желании, за рамки закона можно вынести коллекционирование книг, заказ пиццы по четвергам или ваш любимый досуг. И если кто-то считает, что пиратство ужасное, что некое его творчество принадлежит только ему, то пусть он сам покупает свои книги, ходит на свои концерты, расхваливает свои стихи. И если кто-то нашёл очередной золотой слиток – это не значит, что ему повезло. Повезло тому, кто оказался хитрее и ловчее и изъял его для собственных нужд. В человеке слишком много иллюзий, он верит в справедливость, в честь, – в то, чего нет. И пока в нём живут эти иллюзии, он остаётся пригодным для общества. Потому на его ушах прекрасно держится лапша.

Всё на свои места расставляет, как всегда, время. И чем плох человек, так это тем, что он, в отличие от некой идеи, имеет свойство меняться. Перемены эти, некое «старение», отмечаются в каждом из нас в тот момент, когда мы задумываемся о завтрашнем дне. Что там будет – завтра? Становится страшно, потому что подступает возраст. С каждым новым временным отрезком мы понимаем, что на смену нам приходят более молодые и более дерзкие. Более искушённые в своём деле. И те моря, в которых некогда пиратствовал ты, уже поделены по новым законам. Стоит туда сунуться и, как говорится, костей не соберёшь, потому что тебя не воспримут как легенду. Тебя воспримут как старую замшелую развалину, беззубую акулу, которая уже неспособна утащить свою добычу на дно. Которая не так проворна и не так сильна, как в былые дни. Потому нуждается в этом заточенном гарпуне. И чем старше ты становишься, тем страшнее и острее этот гарпун. И тем опаснее твои вылазки. Потому, конечно же, разумнее сдать себя с потрохами. И на деревянной ноге шагать к почтенной старости. Но если сердце твоё гонит по венам настоящий загустевший ром, а не разбавленный компот, к тебе, как к Гектору Барбоссе, снова явится этот персонаж и ты поймёшь, что всё это время находился не в своей тарелке, что королевская служба – не то, что необходимо настоящему вольному разбойнику. Ведь жизнь только одна, и что промелькнёт в твоих глазах перед смертью? Офис с 9-ти до 18-ти? Вечер перед телевизором? Поездка в супермаркет на выходных? Так ли нужно проживать свою единственную и неповторимую жизнь, большая часть которой, по твоим же собственным утверждениям, уже прошла?

<< 1 2 3 4 >>
На страницу:
2 из 4