Мастер времени. Офелия

– Нет, можете идти, – Офелия улыбкой попыталась сгладить свою оплошность, но это мало чем помогло. Скотт вышел из купе со спиной еще более прямой, чем когда входил.

– Бедный мальчик, – прошептала она, стоило дверям закрыться. – Столько боли в столь юном теле…

Держа чашку двумя руками, она вновь смотрела в окно, переживая свои собственные душевные раны:

Огонь безумных слов того, кому она отдала своё сердце, сжёг её в первый раз. Отринув её своим разыгранным безумием, Гамлет не мог сделать еще больней. Смерть отца сожгла её во второй раз. Сколь хрупким был тогда её разум. И сколь тонки были стены мира, в котором она жила. Они рухнули, не выдержав первой же в её жизни бури, сгорев в пламени отчаяния. И из этих обломков возродился феникс безумия, отравивший её сознание ядом горечи и печали: «Вот розмарин – для памяти!»

Сколь многое укрылось за шторами безумия – не люди вокруг, но звери алчные! И нет им числа. Беги, Офелия! Беги! Нет сил противостоять им. Лишь букеты цветов раздвигают стены тьмы. Так мало тех, кто мог её любить. И нет совсем никого, кто мог бы её спасти!

Тот бег был остановлен лишь водой. Вот избавленье! Тёмная вода, ласкаемая тонкими ветвями ивы, манит. Она обещает не прохладу в жаркий день, нет. Она обещает куда более значимое – забвение и очищение. Только для неё. Стать tabula rasa.

Чистым листом. Чистой душой. Чистым сознанием.

Офелия помнит до сих пор распахнутые объятия воды. Нет, это не мужские руки. Они грубы, жестоки и неверны. Они с легкостью принесут в жертву юную Офелию. Нет! Это нечто большее. Что-то глубинное, напоминающее материнские объятия и время, проведенное в её чреве. Те же покой и тишина. Та же чистота. Но с уже проступающим тёмным пятном – бессмертием.

Тяжелее тяжкого эта ноша становится не сразу. И Офелия рада, что ей не приходится пить кровь, как тому несчастному безумцу, Владу Цепешу, чью горькую правду разнёс по всему свету мистер Стокер. О, они бы составили милую компанию! Но нет.

Она помнит холод земли, давящей на уже пробуждённое к жизни тело. Боль сорванных ногтей и привкус стылой земли на языке. Но кто-то вложил в её обновлённую душу неимоверную волю к жизни. Теперь, когда для всех она умерла. Почему ей он не дал эту волю раньше?! Пережить то безумие, быть сильной! Для себя, для Гамлета!

Хотя… Простила ли она его поступок? Теперь, спустя четыре сотни лет, Офелия могла сказать спокойно, что да. Но не из-за того, что приняла его слабость, а из-за того, что приняла свою силу. И вера в то, что небьющееся сердце когда-нибудь вновь издаст уже полузабытое «тух-тух, тух-тух», вела её до сих пор.

Реки времени

Все реки текут. И мы принимаем это как данность. Как что-то само собой разумеющееся. Одни из них степенно несут свои полноводные тела по равнинам. Иные стремительно бросаются с отвесных скал, бурлящим от избыточной энергии потоком. Но тех и других объединяет скрытая в их глубинах хтоническая мощь. Первобытная, волшебная, властная. Нет ничего мягче и нет ничего безудержней, чем постоянно изменяющаяся водная гладь.

С приходом механики, пара и электричества в мире как будто исчезло всё волшебное. Стало меньше чудес и загадок для пытливого человеческого ума. Просто мы, рассуждала Офелия, перестали смотреть по сторонам. Перестали удивляться и искать непознанное в самих себе. Отдались на волю прогрессу, добровольно надев шоры цивилизации.

Но шагните в сторону с дороги, указанной нам техническими гениями, и окажетесь на тропах неведомого, непознанного. А местами даже жуткого. Людям же свойственно игнорировать подчас очевидные вещи. Поэтому любому сверхъестественному событию находится вполне логичное объяснение: взрыв парового котла, замыкание цепей, изношенность деталей. И только где-то в конце списка находим пресловутый человеческий фактор. Вот здесь Офелия обычно улыбалась каким-то своим, неведомым посторонним мыслям…

Старый Свет. Сколько вобрало в себя это словосочетание. Как много оно дало миру, начиная с дикости человечества и заканчивая открытием Джеймса Уатта. Больше всего Офелия любила его. В отличие от множества других, избравших пути первопроходцев и покорителей Нового Света, она наслаждалась тем, что мог ей предложить и старый.

Пароход издал протяжный гудок, пробираясь в тумане. Хроно показывал полвосьмого вечера, словно подгоняя Офелию. Круиз по старому мрачному Рейну обещал приятно разнообразить её путешествие. Особенно после встречи с оборотнем на маленькой станции посреди Шварцвальда. Это событие внешне никак не отразилось на ней, но пули из подарка Николы теперь перекочевали в её «ремингтон». Который сегодня, к слову, был скрыт длинной юбкой. Ей пришлось долго примерять то одно, то другое платье, прежде чем она нашла компромисс между брать на сегодняшний ужин маленького спутника или не брать. Победило приятное ощущение тяжести на левом бедре. Корсет, который украшали уже привычные и прочно вошедшие в моду шестерёнки в тонкую и толстую полоску. На маленькой шляпке прочно угнездились гогглы, придававшие их владелице несколько отстранённый вид.

Офелия проигнорировала вошедшие в моду полумаски, выполненные из легкого сплава и повторяющие черты лица их владельца. Но большинство женщин на пароходе не были столь категоричны. Все встреченные ею дамы носили скрывающие маски, создающие их владелицам лёгкий флёр загадочности. К тому же многие из них взяли с собой в круиз механических питомцев: от вполне безобидных насекомых, помещающихся в ридикюле, до животных – телохранителей в виде бойцовых собак или хищников Чёрного континента.

Капитан речного парохода не поскупился на иллюминацию, и его корабль напоминал рождественскую ель. Но ворчание Офелии по этому поводу было скорее данью привычке, потому как ей на самом деле здесь нравилось.

Ровно в восемь, когда большая часть пассажиров собралась на верхней палубе, превращенной в банкетный зал, начали праздничный ужин. Офелия сидела за столиком вместе с пожилой парой бриттов. Довольно старомодных, но живых и общительных. Леди Розалия и сэр Чарльз возложили на себя роль добрых дядюшки и тётушки, всячески опекая её в этом путешествии. И, кажется, собирались искать ей пару. Это умиляло, особенно если учесть, что оба они годились ей в праправнуки.

Звуки музыки, сопровождавшей вечер, разносились далеко вокруг. В ней слышался и скрип несмазанных шестерёнок, и тяжёлое дыхание пара, и треск электричества. Но все вместе, наложенные рукой великого Чайковского, делали её поистине божественной. И когда настало время танцев, неведомая сила выхватывала людей из-за столов, кружа их в стремительном вихре танца.

Офелия уже несколько раз ловила на себе заинтересованные взгляды мужчин разного возраста и сословной принадлежности. Но, столкнувшись с её напускной отчужденностью, те не решались подступиться.

– Вы их пугаете, милочка, – раздалось справа от неё и, обернувшись, Офелия увидела старую даму, на плече которой сидел механический питомец в виде совы. Когти ночного хищника цеплялись за кожаный наплечник, придававший его хозяйке вид отставника.

– Разве может слабая женщина пугать воинственных мужчин? – изобразила недоумение Офелия, подтверждая свои слова лёгкой улыбкой.

– С легкостью! – отчеканила старая леди. – Потому что эти бесхребетники, – она обвела зал рукой, – ни на что другое, кроме как распускать хвост, не способны.

В голосе старушки послышалась сталь, и Офелия вдруг с легкостью представила её вагнеровской валькирией.

– Когда кто-нибудь из них бился на дуэли?! А в армии?! Спросите у любого из этих бонвиванов, как они относятся к армии и вы, милочка, поймёте, почему, – тут старая леди завернула такой речевой оборот, что даже сова заухала, – отсталые московиты отвесили нам пинка! Там, под Балаклавой, среди тех несчастных шестисот мальчишек[10 - В военной истории Европы слово «Балаклава» прочно ассоциируется с конной атакой британской Легкой бригады. Оно стало синонимом напрасной жертвы, безумно смелого, но заведомо обреченного на неудачу предприятия. Затмив (может быть, не вполне заслуженно) другие моменты Балаклавского сражения – единственного удачного дела русской полевой армии на Крымском театре Восточной войны, эта атака, проведенная по нелепому и ошибочному приказу, показала высокие боевые качества английской кавалерии] полегли все настоящие мужчины Империи, – тут она смачно сплюнула за борт. – А это так, мужчинки.

– Так что поверьте мне, милочка, – продолжила тем временем старушка, – эти хлыщи пугаются одного вашего вида, но не расстаются с надеждой залезть вам под юбку. Потому что искренне уверены, что проще опуститься до уровня доступности, чем вырасти до исключительности.

Впечатленная её речами, Офелия засмеялась и схватила с подноса механического слуги два бокала с брютом, протягивая один своей визави:

– А вы, часом, не….

– Риттмейстер Вигберг фон Краусгольц. К вашим услугам.

– Стальная Вигберг. Живая легенда!

– Не стоит выпрыгивать из панталон от радости, милочка, – «живая легенда» одним махом осушила бокал. – Я давным-давно на пенсии, тьфу, в отставке. И всё из-за этого, – она постучала по маске пальцем и, приглядевшись, Офелия поняла, что это не маска. Это было лицо Стальной стервы, как неофициально называли Вигберг в армии. Вернее, его большая часть.

– Штурм Дели[11 - Осада Дели стала одним из решающих сражений в ходе восстания сипаев 1857 года. После нескольких лет возрастающих трений между сипаями (наёмными индийскими солдатами) Бенгальской армии британской ост-индской компании, сипаи в Мератхе в 97 км северо-западнее Дели перешли к открытому мятежу против своих офицеров-британцев. Поводом для восстания послужило введения новых винтовок Энфилда образца 1853 года. Было широко распространено мнение, что оболочки патронов для винтовок этой системы смазывались смесью из говяжьего и свиного жиров, перед зарядкой винтовки оболочка патрона должна была быть откусана (как того требовали строевые уставы). Выполняя это требование, солдаты-мусульмане, как и индуисты, оскверняли себя.], – пояснила она сразу, чтобы избежать неловкостей и надоевших вопросов. – После него и мы, и они никогда не станем прежними. Но, – внезапно оборвала она саму себя, – не стоит предаваться унынию, моя дорогая. Давайте-ка пройдем к бару и закажем бутылку шнапса, а не той бурды, что здесь выдают за выпивку.

Но едва собеседницы отвернулись от перил, с носа корабля раздались женские крики, затем мужской голос что-то прокричал, и наступила тишина. И пассажиры, и команда бросились к месту происшествия, громко требуя объяснений. Офелия, пристроившись в кильватере героини почти всех войн на континенте, оказалась в первых рядах.

У ограждений правого борта без сознания лежала молодая леди с Альбиона. Вокруг неё хлопотали, по-видимому, её компаньонки. Чуть поодаль двое моряков докладывали капитану о случившемся, и Офелия напрягла слух:

– Истинно говорю, господин капитан, сэр Вулдридж стоял около лееров с леди, пил шампанское. Когда вдруг весь подобрался, словно, простите, охотничий пёс. А затем, затем прыгнул за борт, крича какую-то околесицу.

– Пуллер верно говорит, господин капитан, – козырнул второй матрос. – Леди Ганциг сперва закричала, а затем упала в обморок. Мы первыми подбежали, но ничего уже не увидели. Видно, он сразу на дно пошёл, – добавил матрос, словно оправдываясь.

– Шлюпки на воду! – проревел капитан. – Всем свободным от вахты взять багры и фонари. Попробуем отыскать сэра Вулдриджа. Хотя, – добавил он себе под нос, – если идиот решил измерить глубину Рейна, то Бог ему в помощь.

Отойдя от толпы, Офелия выглянула за борт. Тёмная мощь воды, спокойно продолжавшая своё течение, пробудила её собственных демонов. От которых, как она думала, давно избавилась. Обстоятельства смерти несчастного бритта напомнили её собственную кончину. Но вода, принявшая тело совсем юной Офелии, была сродни спасению. А те воды, что сейчас заполучили в свои сети еще одну душу, отдавали проклятием.

Бурная деятельность, как она подозревала, была развита специально для туристов. Любой здравомыслящий человек должен был понять, что в темноте, посреди не самой маленькой реки Старого Света, найти спятившего глупца просто нереально. Тем временем Вигберг, перебросившись с капитаном парой фраз, увлекла её к барной стойке, попутно успев заказать шнапс. И когда официант принёс бутылку и пару рюмок, отправила его небрежным жестом руки.

– Капитан просто душка, – вдруг совершенно не к месту заявила неугомонная фрау Краусгольц. – Прекрасно справился с ситуацией. Вот что значит боевой офицер! Эх, где мои семнадцать лет, – вздохнула она. – Всегда питала слабость к военно-морским силам. К слову, Артур, наш капитан, подозревает, что здесь замешаны сверхъестественные силы. Ну, вы же понимаете, моя дорогая, моряки – народ суеверный. Так вот, те огни на берегу – это город Бахарах, возле которого, по преданию, расположена скала Лорелеи. Слышали ли вы когда-нибудь эту поучительную историю?

Офелия утвердительно кивнула головой, и старушка продолжила:

– Так вот, наш кэп[12 - Капитан корабля на англо-морском сленге.] ждёт, когда придёт в себя эта несчастная леди Ганциг, чтобы уточнить, что же крикнул наш прыгун перед встречей с бездной. Он боится, что она назовёт это имя.

Сова, всё это время терпеливо сидевшая на плече отставной риттмейстерши, вновь заухала и, к удивлению Офелии, склонившись к уху хозяйки, что-то прошипела. Видя недоумённый взгляд своей юной собеседницы, фрау Краусгольц пояснила:

– Паллада беспокоится, чтобы я не устроила какое-нибудь безумие. Но я уже так давно не попадала в переплёт, что, кажется, стала терять хватку.

– Но ведь спутники не наделены разумом! – не выдержала Офелия, стараясь выглядеть менее потрясенной, чем была на самом деле.

– И вы совершенно правы, милочка. Моя сова транслирует мне мысли моего мёртвого мужа. Это изобретение уже покойного Виктора Франкенштейна. Мы встречались с ним еще до всей этой заварухи с оживлением мёртвой плоти. Он был очень многообещающим учёным. И армия бы только выиграла, если бы сумела найти к нему подход. Но, увы и ах. Очень часто мы поручаем жизненно важные задания не тем людям. И в итоге получаем пшик. К сожалению, я тогда только потеряла моего Пауля и была убита горем. Мне было не до поручений командования, но Виктор заметил меня из всей делегации и предложил помощь. Я согласилась. Теперь частица Пауля всё время рядом со мной.

– Очень трогательно, – Офелия посмотрела в сухие глаза Стальной Вигберг. – А вы не…

– Не хотела ли я оживить мужа? Нет. После того, как в него попало ядро, оживлять, собственно говоря, было нечего. К тому же, я не совсем уж еретичка, чтобы идти на конфликт с Церковью и, чего уж греха таить, с природой. А это, – она погладила сову, – всего лишь невинная игрушка.