Дневник

– Гурам, попей воды, тебе станет легче. – Талыч протянул ему бутылку с водой.

– Бля, наш корабль тонет. – Гурам начал пить, потом его стало сильно тошнить. Вано смеялся, а я и Талыч пытались прийти в себя, но это было очень сложно, мы были во власти наркотика.

Спустя пару часов Вано ушёл. Мы взяли с Талычем Гурама под руки и повели на остановку, он постоянно падал, что-то бубнил невнятное, мы его поднимали и вели дальше. Остановили маршрутку, загрузили Гурама, сами сели и поехали в сторону его дома. Вышли из маршрутки, дотащили до двери в квартиру, позвонили в дверь, открыла его мама. Гурам упал на четвереньки и пополз в свою комнату.

– Что случилось? – Его мама сильно напугалась.

– Напился. – Ответил я и мы с Талычем поехали по домам.

Летом поступили с Гурамом в техникум на программистов. При поступлении у меня были сильно расширены зрачки атрапином, не знаю зачем, но потом мне выписали очки. Которые я так и не стал носить, я ничего не видел, лишь мутные очертания и экзамены вступительные сдавал устно.

В сентябре началась учёба, в первую же неделю весь первый курс собрал Сэм, за общежитием, что располагалось напротив академии – он учился в этой шараге когда-то и «держал» её. Когда мы с Гурамом зашли за здание, то увидели в пустынном и пыльном дворике общаги всех сидящих на корточках, в центре стоял Сэм, он размахивал руками и говорил, что за каждого из нас любому жопу порвёт, что нам надо держаться всем вместе, и за всё это каждый должен ему в неделю всего по десятке. Он назначил Вову, рыжего парня смотрящим за общаком нашей группы, мы с Гурамом угорали, но остальным было не до шуток, все загрузились.

Через неделю, когда пришло время скидываться, к нам подошёл Еврей, он был авторитетом в шестом микрорайоне и нашим одногруппником, половина лица у него было обожжённой, а вместо уха просто отверстие среди блестящего шрама. Он сказал, что подтянул Ванчопу и тот всё решит за весь первый курс, поэтому мы все всего раз по червонцу скинемся и отдадим ему. Мы скинулись по чирику, а после пар в условленное время пошли за общежитие. Все так же сидели на корточках, а Сэм с Евреем в центре общались, приехали здоровые мужики и начали наезжать на Еврея размахивая ножами, я и Гурам стояли в стороне, мы уже знали, чем кончается такая хуйня. Мы увидели, как возле общаги остановилась маршрутка, оттуда вышли несколько парней, подошли к нам.

– Салам-Олейкум, – поздоровался один из них с нами – Где тут тёрки?

– Там. – Кивком показал Гурам.

Парень зашёл в круг поздоровался с Сэмом, началось общение за весь первый курс, за жизнь, кто есть кто по жизни и, кто по какой двигается. Сэм не выдержал и кинулся на Ванчопу, но резко отпрыгнул от него, как ошпаренный, я не понял, что произошло, Сэм упал на колени держась за левый бок, по его руке потекла кровь, лицо скривилось от боли, он заплакал и упал в пыль, Ванчопа держал в руках нож, все молчали, как воды в рот набрали. Тут мужики, которые были с Сэмом закричали, что они менты и кинулись на Ванчопу, он побежал прочь, пробежал мимо нас с Гурамом, следом менты, я подставил одному подножку и тот упал. Но это не помогло, Ванчопу поймали и увезли, приехала скорая, забрала тело Сэма. Так Сэм скончался, Ванчопа сел в тюрьму, и мы всем первым курсом взгревали его на зоне, кто чем может – мыло, сигареты, чай, еду. Больше нас никто не трогал… А про Ванчопу потом сняли фильм.

На день студента мы всей группой пошли в рэперский клуб, в котором было темно, полно народа, воняло потом, перегаром и туалетом. Все постоянно цеплялись друг к другу, мы с кем-то подрались и уехали к знакомой Жене, которая жила в бараке, денег хватило только на бутылку водки, так как скинулись на общий стол в клубе. У неё в холодильнике было пусто, только морковка, приехала наша общая знакомая Даша, мы сидели в маленькой комнате, за письменным столом на табуретках, в углу стоял шкаф без одной дверцы, рядом с ним маленький холодильник, разложенный диван, из потолка, посередине торчал провод с лампочкой. Мы слушали Evanescence, пили водку и закусывали морковкой. Потом приехал Парашютист, выпил глоток водки, завалился на диван вместе с Дашей. Мы заметили, что они трахаются, когда Даша начала истошно орать. Мы пили, кусали морковку, орал китайский магнитофончик и Даша. Потом Парашютист уехал. Мы настелили матрасов на пол и легли спать, я с Гурамом на полу, а Даша с Женей на диване.

На этом воспоминания окончились, Гурам докинул меня до моего переулка, мы с Ренатой соседи. Я съел «дома» какую-то хуйню, позвонил лесбиянкам, хотел напроситься к ним в гости на ночь, а они оказались на концерте Никитиных, после они сами идут в гости, в общем, меня отшили. Пришлось ночевать «дома». Лежал в ванной, слушал «Katatonia» читал Умберто Эко (не плохо пишет, но, кажется, настоящие книги, это охуенно ебанутая жизнь автора, иначе получается скучно).

Перед сном вспомнил, как познакомился с лесбиянками. У Ментора тогда был клуб «Human club» назывался, а у меня с Упырём магазин «Traverse», в том же здании, только вход с противоположной стороны, со всяким горнолыжным говном, который закрылся при удивительных обстоятельствах. Я шёл в магазин на свою смену торговать, и мне дорогу перебежала чёрная кошка – «не к добру» – подумал я и пошёл дальше, решив проверить, что произойдёт сегодня. Пришёл в магазин, открыл его, вышел на улицу, закурил, был тёплый зимний день, снег таял, солнце слепило, я грелся в его лучах и мечтал о расширении и больших доходах. Меня отвлёк хлопок внутри магазина, я зашёл и увидел пожар, пламя охватило всю стену, где был электрический щит и лежали лыжные маски. Я схватил огнетушитель и принялся заливать всё пеной, благо у нас был огнетушитель. С огнём боролся не долго, минут десять, когда языки пламени исчезли, я обнаружил, что маски расплавились, превратившись в одну плоскую лужу пластмассы. Позвонил Упырю, и мы с ним решили, что пора закрывать магазин, заебало это всё уже. А загорелся щиток с автоматами, снег начал таять, крыша оказалась прохудившейся, и вода полилась прям на провода.

Я часто после работы в магазине заходил к Ментору в клуб, лесбиянки – Крис и Наташа, работали за баром и жили с Ментором в съёмной квартире, на чердаке. Потом клуб закрылся, лесбиянки переехали в дом Крис, и делали в нём ремонт. Как-то они попросили меня починить им вел, я приехал вечером на своём велосипеде и по пути меня застал ливень, такой сильный, что я промок до трусов и замёрз до костей, остался ночевать у них, спали все в одной постели на полу. Утром проснулся с ангиной и температурой под сорок, они уговорили меня остаться и принялись меня лечить, накупили лимонов, имбиря, малинового варенья, отпаивали всем этим, а я лежал в постели, смотрел фильмы и на них, ходящих голышом по дому. Потом я выздоровел, но остался жить у них, прожил около месяца. К ним постоянно приходили друзья, приносили выпивку и закуску, мы пили, потом все в повалку спали на настеленных матрасах на полу.

Было прикольно, они шныряли голышом по дому, часто ругались, потом мирились в постели. У них были всякие секс-игрушки, раскиданные по всему дому.

Как-то я сидел, на кухне, читал, тогда, кажется, «Шантарам» Грегори Дэвида Робертса, не плохо пишет, увлекательно. Так вот, сижу я, читаю, пью кофе, а в комнате вопли, бьются вазы, потом резко всё переменилось на стоны, «мирятся» – я ухмыльнулся. И тут мне приспичило в туалет, прям так сильно, что я не в силах удержать дерьмо в себе, а пройти в туалет можно только через комнату, в которой «мирятся». Я подошёл к двери приоткрыл, через щелочку увидел, как они кувыркаются в кровати под одеялом, «Блядь» – пробормотал я. Я никогда ещё не видел, как они трахаются. Меня эта картина возбуждала, но говно хотело вырваться из меня, я подумал, что получится проскочить незаметно. Собрался с силами, открыл дверь и побежал на носочках мимо них, стараясь не глядеть.

– Эй, блядь! – Крикнула Крис. – Ты охуел, что ли?

– Мне посрать приспичило. Простите.

Я сидел на толчке и понимал, что пора сваливать от них. И сейчас как раз тот самый – подходящий момент. Я вышел из туалета и объявил им, что съезжаю. Сел на вел и укатил.

21/09/15

Проснулся разбитым, Прохор бредил, кричал ночью и вскакивал, он вообще прогоняет иногда сильно. Недавно во сне выбежал на улицу, перемахнул через забор и только там, на переулке проснулся, это пиздец как страшно: глаза стеклянные, дико орёт прыгает, как ёбанный человек паук. Завтракать было нечем, подкачал колёса на велосипеде и поехал на репетицию. На репетиции ничего интересного не происходило. Пили кофе, пиздели хуйню, кидались подушками. Я немного пожёг аромопалочку, чтобы сбить вонь сырости и сигаретного дыма. После репетиции поехал «домой», пожарил гренки, сходил в ванную, почитал там Умберто Эко. И поехал преподавать в «Мастерскую», учеников долго не было, я нарисовал мою любимую, имитируя графитом технику угля. С опозданием на пол часа привели девочку. Та не захотела заниматься и сидела, рисовала свой рисунок, а я рисовал банки, спичечные коробки и всю хуйню, что меня окружала, убивал время как мог.

Мне иногда интересно, кто я: музыкант, художник, спортсмен, или всё же писатель. Я всегда склонялся к тому, что рождён писателем, раньше обращал внимание на то, что пишу и как, и о чём. А сейчас впервые пишу всю хуету из головы и глупость, происходящую вокруг меня. Забавно, если всю эту ебалу, когда-то издадут или вообще хоть кто-то прочитает кроме меня! Я всегда считал, что я художник тогда, когда рисую, писатель, когда пишу, музыкант, когда играю. Сейчас момент, когда я всё сразу. Блядь, тяжело!

После занятия хуйнёй в «мастерской» поехал к Джону, чувствую это станет традицией, после преподавания ездить к нему, пить кофе и пиздеть о всякой ерунде. Мы выпили кофе на кухне, я съел гренки, все, что у него были. Мы переместились в зал, я лёг на диван, а Джон уселся в кресло напротив меня. Эти квартиры одинаковые и мебель тоже одинаковая, выглядит немного по-разному, а по сути одно и тоже и жизни у людей одинаковые. Так вот, я лежал на диване и хуисосил IronMaiden и всех металлюг, особенно Кипелова, ненавижу этих пидаров пафосных. Просил Джона врубить Metallica. Джон сказал:

– Попроси у IronMaiden прощения, и я поставлю Metallica.

-IronMaiden, прости меня! – Выкрикнул я в потолок, Джон довольный пошёл ставить «Метлу». Заиграла Nothingelsematters, и я погрузился в воспоминания:

Двенадцать лет назад мы у Джона собирались и жёстко тусили, он был моим учителем музыки, я начинал играть на басухе, но в итоге мы просто сидели на лавочке во дворе музыкальной школы и курили всё время моего урока. Джон с мамой и братом приехал из Кемерова, где очень сильно пил, здесь он был в завязке, даже не матерился, но по каким-то причинам считал, что слово «шараёбиться» не мат и часто произносил его. В то время он был до жути худым, не брил подмышки и носил майки, его волосня торчала в разные стороны и воняла потом, руки сплошь были покрыты переводками, а в ухе на серьге болтался алюминиевый православный крест. Они снимали однокомнатную квартиру в шестом микрорайоне, в комнате стоял диван, кресло, столик, телевизор и маленький магнитофончик, всё советское, кроме телевизора и мафона, они были китайские. К этому магнитофончику Джон подключал бас-гитару и играл вместе с кассетами, динамики не тянули низкие частоты и хрипели так, что невозможно было разобрать. Басуха была самодельная, гриф кривой, а дека ромбовидная, струны какие попало – грязные, мы их даже варили как-то в уксусе, и домотанные проволокой, потому, что оборвались и были коротки. Откуда она появилась у Джона никто не знал, её просто однажды обнаружили в квартире, потом она перекочевала ко мне, ну, а я продал её за три тысячи старому приятелю и половину отдал Джону. Стены в квартире были заклеены коричневыми обоями, вся комната завалена банками из-под кофе с водой в которой плавали окурки. Стоял запах сигарет, перегара и травы. Михуйло с Гариком, как-то притащили целый пакет анаши, нарвали где-то. Он долго стоял на лоджии рядом с крестом с кладбища…

Уже было поздно, пойло закончилось, а анаша из пакета не торкала, Гарик, Саня и Михуйло пошли за водкой, они всё не возвращались, мы с Джоном и Гурамом смотрели какую-то киношку. В дверь постучали. Джон отворил.

– Где вы шараёбились? – Раздался голос Джона, мы с Гурамом подошли к двери, там стоял Михуйло, а на нём висел Саня.

– Чё встали? – Сказал он сердито. – Помогите, я тащил его с самого садика. Мы принялись затаскивать Саню.

– Из какого садика? – Спросил Гурам, подхватив под руку Саню.

– Из какого, блядь? Тут садик есть неподалёку. – Михуйло был очень зол. – Я, блядь, тащил его, а на улице скользко мы постоянно падали, пиздец, я заебался.

– Водку принесли? – Спросил я, укладывая Санька на диван.

– Какую, нахуй, водку? – Крикнул Михуйло. – Мы её выпили в садике.

– Вы чё, в садике пили? – Спросил Джон.

– Да, в беседке. Взяли две бутылки. Саня говорит: – «Давайте, пацаны, выпьем один пузырь в садике, посидим, попиздим», ну, мы перелезли через забор и сидели бухали в беседке.

– Вы чё, две бутылки выжрали? – Спросил Джон и засмеялся.

– Нет, вторая разбилась, когда мы убегали.

– От детей убегали? – Пошутил Гурам.

– Какие, нахуй, дети, там сторож был с ружьём, он стрельнул в воздух, и мы побежали. Саньку плохо стало, он упал и разбил пузырь, потом я его тащил домой.

– А Гарик где? – Джон, смеялся, но по глазам было видно, что происходящее его злит.

– Не знаю, съебался он куда-то.

Мы с Гурамом оделись, пошли в магазин, проходя мимо садика увидели под забором осколки бутылки на мокром от водки снегу, я вздохнул. Купили два пузыря и литр пива, вернулись обратно. Саня уже пришёл в себя, он сидел на диване, курил, махал руками и рассказывал, как в них стреляли, а потом он поскользнулся и потерял сознание. Мы окрыли бутылку водки и, не наливая в рюмки, сделали по глотку, Саня тоже. Потом выпили вторую, Гурам с Михуйло сходили ещё за двумя пузырями, Санёк начал протекать, он пытался с нами подраться, но быстро угомонился и уснул. Маленький китайский магнитофон хрипел от группы «Halloween», приходили соседи, ругались с Джоном, угрожали ментами. Проснулся Саня, мы его держали, а он рвался отпиздить соседей и ментов, которые, как ему казалось, уже приехали. Под утро снова раздался стук в дверь, мы сделали музыку тише, Джон пошёл открывать дверь.

– Ты зачем это сюда припёр? – Спросил Джон, отперев дверь.

– Саню убили. – Я услышал голос Гарика. – Пусти меня.

– Я не пущу тебя с этой штукой! – Крикнул Джон. Открылась соседская дверь, на площадке поднялся ор. Гарик вошёл и втащил большой, деревянный крест.

– Ты чё, ёбнулся? – Сказал Саня, увидев крест.

– Саня, ты жив. – Гарик заплакал и кинулся обнимать его. – Я думал тебя застрелил охранник.

– А нахуя ты крест припёр? – Саня шарахнулся от Гарика.

– Тебе на могилу поставить. – Гарик, весь в грязи стоял на коленях посреди комнаты и плакал. – Мы побежали, раздался выстрел, ты упал, я подумал, тебя застрелили, испугался и убежал.