Одиночество. Сборник рассказов

Мужик поскреб теперь уже затылок, кивнул сам себе и побрел куда-то вдоль перрона.

Электричка дала короткий гудок и тронулась, батя заскочил в тамбур и дернул в сторону деревянную дверь. В вагоне почти никого – в дальнем углу занято несколько деревянных скамеек, там сидят заспанные и явно похмельные студенты, один из них спит, зажав ногами гитару. В центре вагона, тесно прижавшись друг к дружке, сидят бабулька с дедом, благообразные и какие-то удивительно добродушные даже с виду. У ног их стоят две большие плетеные корзины и алюминиевый бидон.

Мы устроились на жестких скамьях, я уставился в окно, брат, привалившись к стенке, принялся усиленно спать, батя размышлял о чем-то, глядя в окно на другой стороне вагона. За окном проносились тополиные посадки, какие-то полузавалившиеся домишки, потом потянулись карьеры, перемежающиеся пустыми полями. Я глазел в окно и представлял, как там, на 305-м? Наверное, тайга дремучая, елки с пихтами…

Пару раз электричка останавливалась, вагон постепенно наполнялся. Рядом с братом уселся какой-то профессорского вида дед, в очках в тонкой оправе и добротном костюме в мелкую клетку, на голове венчик седых пушистых волос, в руках корзинка, накрытая белой тряпочкой, и свернутая в рулон газета. Он строгим взглядом поверх очков оглядел нас с братом, важно кивнул отцу и погрузился в чтение. Но не прошло и пяти минут, как дед опустил газету и спросил у отца:

– А что вы таки думаете об увеличении объемов добычи углей?

Так и сказал – углей, на что батя хмыкнул.

– Ну что, совсем ничего не думаете? – голос дедка полнило искреннее изумление пополам с возмущением – А ведь это очень влияет на природу! Попомните мои слова, лет через тридцать здесь не останется ничего живого. Дети наши где будут жить? Где, я вас спрашиваю?!

Брат от гневной патетики соседа проснулся и смотрел на него, открыв рот. А дедок, не желая успокаиваться, потряс перед носом улыбающегося отца газетой и спросил вдруг, подозрительно прищурив глаз:

– Вы, наверное, шахтер?

Поняв, что отмолчаться не удастся, батя кивнул. Дед, словно только этого и дожидаясь, возопил, обличающе уставив на отца палец и заставив весь вагон смотреть в нашу сторону:

– Вооот! Зарылись в землю как кроты, роете и роете, нарушаете экосистему! А она – хруп-ка-я, понимаете, нет?

Потом перевел взгляд на меня и спросил вдруг:

– А вот вы, молодой человек, тоже в шахту полезете?

Ответить я не успел – откуда из-за моей спины раздался насмешливый мужской голос:

– А кушать ты чего будешь, если мы в шахту ходить перестанем?

Дед аж подпрыгнул:

– Я честно заработал свою пенсию, и мне ее вполне хватает!

– Вот и хорошо – ответил мужик за моей спиной – Мы уголек рубаем, страна его продает и пенсию тебе с тех денег платит, так нет?

Дед надулся и молча уставился в окно, но затем, спохватившись, развернул газету. Но не прошло и десяти минут, как он снова опустил газете и спросил меня:

– Вы, наверное, за грибами едете?

Я кивнул.

– Любите лес?

Я снова кивнул.

– Совсем скоро не будет ни леса, ни грибов – одни разрезы – дед вздохнул грустно. – Вот вам какие грибы больше всего нравятся?

– Белые.

– Вот их и не останется. И других тоже.

Отец буркнул под нос:

– Болтун.

В этот момент электричка начала замедлять ход, из сиплого динамика над дверью разнеслось:

– Станция «305-й километр».

Я подскочил, схватил ведра и рванул к выходу, отец с братом пошли следом. Дед вслед выкрикнул:

– Закрыть все ваши шахты!

Но вот, наконец, электричка остановилась, дверь отъехала в сторону, и в тамбур ворвался густой запах нагретого креозота, замешанный на аромате трав и леса. Я ссыпался по ступеням на перрон, жадно глядя в лес, где мне мнились заросли грибов.

– Бать, а мы туда? Или куда?

– Да хоть куда – отец закурил, взял у меня ведро и зашагал в лес. Мы с братом потопали следом. В ведре у брата лежал наш продовольственный запас, у отца за спиной – выцветший брезентовый рюкзак, пропахший кострами и еще чем-то особенным, от чего сразу хочется в лес или на речку.

Углубились в лес, сразу направившись подальше от железной дороги. Вокруг – красота! Черемуха, береза, рябины и осины, боярышника целые заросли и невысокая, будто постриженная травки. Грибов, правда, пока не видать, но это ничего, не дошли просто до грибных мест…

– Бать, а чего этот дед про шахты говорил? – я шагал за отцом.

– Правильно он все говорил, наверное. Но шахты они ведь не просто так, их умные люди строят.

– И что?

– А не знаю, сын. Человек природе только вредить может. Ну или стараться ее беречь.

– А как ее беречь?

– Не брать больше, чем надо. Не мусорить, не оставлять костры в лесу… да мало ли. Любить надо природу и не причинять вреда. И другим не давать вредить.

– И это пересилит вред от шахты?

– Если этого не делать, то вред точно пересилит…

Вышли в небольшой соснячок, залитый солнцем и от этого особенно красивый. Там и тут из рыжей хвои торчат разноцветные сыроежки, но мы их не берем – крошатся. Идем дальше, и вдруг отец приседает – нашел какой-то гриб. Подхожу ближе – целая полянка черных груздей, запашистых, крепких… Прохожу дальше, надо искать… И вижу семейку рыжиков, мохнатых и ароматных. Ура! Первые грибы есть!…

В сосняке больше ничего не нашли, хотя я так надеялся найти белый гриб… Проходим еще метров пятьсот и выходим на обширную поляну, в дальнем конце которой стоит большой деревянный дом с двускатной крышей, сарай какой-то во дворе, никакого забора. Посреди поляны стоит огромная корова, красно-коричневая, с высоченным горбом и большущими рогами. Увидев нас, корова мотнула головой и ринулась в атаку. Батя схватил валявшуюся в траве березовую ветку и с криком «Бегите!» шарахнул корову между рогов. Ветка оказалась трухлявой и разлетелась на части. Корова остановилась в недоумении, над поляной повисла тишина, и тут откуда-то от дома донесся удивленный голос:

– Мужик, ты чего делаешь?

Батя сплюнул, подобрал ведро и зашагал дальше. Мужик на крыльце провожал нас недоумевающим взором – пришли трое из леса, треснули корову и ушли. Я успел заметить, как корова укоризненно посмотрела на хозяина…

За следующие пару часов мы исходил и сосняки, и березняки – тщетно.

– Сухо – батя выбрал полянку в теньке., поставил полупустое ведро и снял с плеч рюкзак. – Перекусить надо, тогда грибы пойдут. Тащите сушняк.