Один килограмм металла

– Да ладно, будет тебе магарыч, не переживай.

Пока я бегал туда-сюда, организовывая очередное внеплановое свидание, Гоблин спокойно прохлаждался в сторонке. И вот я с малость запыхавшейся Настасьей забираемся в капсулу, впереди – минут десять полёта и битый час наедине. Впрочем, долго нам расслабляться не дали, уже через минут пять прогулки включилась моя рация. Вещал Гоблин:

– Сохатый, приём, твою дивизию! К вам Мичурин вылетел щас! У него ствол, но без баллона, так что не ссы.

– Вот блин! Принял, с меня причитается. – отбил я.

– Вот чёрт! – парировала Настя. – И что теперь делать?

– А ничего. Мичурин прибудет минут через… так, примерно семь, пошли-ка спрячемся в одном техническом закутке. Пока Артём Николаич традиционно начнёт осмотр с третьего и четвёртого секторов, ты спокойно вернёшься обратно, а я здесь продолжу типа патрулирование.

– Ты думаешь, он совсем идиот? Посмотрит потом список рейсов.

– Я думаю, ему не до того будет, а там может и не вспомнить. Во как раз та дверь, ключи только у меня и в дежурке, так что всё в ажуре!

…отправив Настю вскоре после прибытия Мичурина, я взял со стойки транквилизатор (так, для самоуспокоения, потому как бить морду лица своему начальнику означало внеплановую эвакуацию на Землю, прямиком под суд) и неспешно направился в другой конец. Обойдя его минут за пятнадцать, я столь же спокойным шагом вернулся к шлюзу (капсулы не было, что ещё ни о чём ни говорило – Мичурин мог тоже улететь), миновал его, прошёл третий отсек, четвёртый… и оказался напротив открытой двери-шлюза пятого. Того самого, где померли заражённые макаки и где всё это время резвился в своё удовольствие неизвестный науке грибок. Не теряя ни секунды, я начал действовать строго по своему протоколу, предусмотренному именно на этот случай: натянул всегда носимый на шее респиратор, вернулся к ближайшему настенному боксу, достал и надел одноразовый защитный костюм, запер шлюз и уже хотел сообщить Гоблину код тревоги, но тут мои мысли прервало раздавшееся за спиной шипение.

– Ну что, попался? – мрачный и довольный голос Мичурина произвёл на меня сильное впечатление. Ещё большее впечатление произвёл его вид: грязный лабораторный халат, явно испачканный в пятом секторе, красные глаза и пистолет в правой руке.

– Артём Николаич, вы чего? Патрулирую территорию согласно…

– Я чего? Я чего?! Ах ты ж тварь такая! Ты чего с моей Настенькой сделал?! Признавайся!

– Я – ничего. Я патрулирую территорию согласно распоряжению начальника смены.

– Не ври мне тут! Настя где? Настя, тебя спрашиваю, где?!

– Артём Николаич, вы были в пятом секторе?

– Не твоё дело!

Тянуть больше смысла не было, и я, нажав тангету рации, отчётливо произнёс:

– Двадцать пять! Двадцать пять! Ноль один! Ноль один!

– Чего?! – раздалось в ответ таким голосом, как будто Гоблин перед этим набрал в рот, скажем, чай, а теперь им подавился. – Повтори!

– Двадцать! Пять! Ноль! Один!

– А, сдать меня захотел? – зашипел Мичурин, утирая нос рукавом.

– Понял тебя! Запускаю протокол! – уже более чётко ответила рация. – Кто?

– Не я. – честно ответил я.

– Ты в защите? Контактный?

– Да. Нет. Действовал как положено.

– Действуй по протоколу! Даю полномочия! Через двадцать минут капсула!

Здесь стоит немного отвлечься и пояснить. У нас, охраны, равно как и у научных сотрудников, были предусмотрены протоколы на почти все случаи чрезвычайных происшествий. У охраны немного более расширенные, дающие немного больше полномочий, с возрастанием ответственности за свои действия, естественно. Протокол номер два означал биологическую опасность, «два пять» – биологическую опасность в пятом секторе. Опасность пятого сектора была очевидна, поэтому Гоблин даже не стал переспрашивать. Пояснение «ноль один» было обозначением числа пострадавших.

Действовать по протоколу в данном конкретном случае означало любой ценой остановить угрозу распространения опасности. А полномочия означали на своё усмотрение оставить потенциально контактных и тем более заражённых здесь же, в зоне поражения, до прибытия спецбригады. Оставить на свою совесть и под свою ответственность. А капсула, которая прибудет через двадцать минут, во-первых, содержала недельный паёк для оставленного в зоне поражения, а во-вторых, эвакуирует меня. На месте, в рабочем модуле, мне подготовят аналогичные условия: шлюзовый отсек изолируют до тех пор, пока прибывшая спецбригада не проведёт все необходимые в таких случаях мероприятия. Но что-то я отвлёкся.

– Уже настучал, да? – выдернул меня из размышлений Мичурин. Пистолет в его руке по-прежнему смотрел на меня.

– А стреляйте! Вам же и отвечать! – ответил я, видя, что нормально разойтись не получится.

– Ты думал, самый умный, да? Ты всё правильно сделал, молодец. А теперь я тебя подстрелю как контактного, надену защитный комбинезон и покину этот модуль. Я в секторе 5 не был, это я его специально для тебя открыл. Купился, да?

– По правде сказать, ловко придумано. Только это вас не спасёт. – я сделал шаг в его сторону, Мичурин улыбнулся и потянул спуск. Пистолет щёлкнул, выстрела не последовало. Мичурин выжал спуск ещё дважды, результат повторился. Я остановился, переместил всё время удерживаемую за спиной левую руку, в которой находился транквилизатор, взял его в правую. Мичурин недоумённо посмотрел на бесполезный пистолет, потом на меня. Я не раздумывал ни секунды.

…в иллюминаторе шлюзового отсека видимая сторона Луны. Она будет постоянно крутиться вокруг оси иллюминатора, по мере вращения станции. Надеюсь, вынужденный карантин пролетит быстро и без последствий. Романтика, говорите? Романтика осталась за шлюзом вместе с Настей, здесь ей и не пахнет. А космос не пахнет ей тем более.