Колодцы Маннергейма

Пока он возится, освобождая проезд, Сергей захлебывается адреналином. Кажется, возня водителя никогда не кончится. Но вот он сталкивает трубу на обочину и, критически оглядывая испачканные руки, возвращается к машине.

Ухватившись за нижний край оконного проема, Сергей выскакивает из засады и толкает садящегося в машину охранника в салон. Ударившись головой о стойку, тот плюхается на свое место.

– Эй!..

В салоне не двое, как должно было быть, а трое.

И третий – Юрий Юлианович, громко поющий из колонок – мешает больше всех: «Куски моей жизни в плену перспектив листают в айфоне свой старый архив…»

– Сидеть на месте! – перекрикивает Шевчука Сергей. – Сидеть, я сказал!.. Выруби музыку!..

Водитель-охранник с бледным лицом и худой усатый прораб-хитрован в кепке таращатся то на балаклаву, то на ствол. Купленный на гансброкере втридорога, но зато нелегально и без всяких справок, травмат «лидер» сделан, как копия ТТ. С полуметра для незнающего человека выглядит пугающе. А если не выглядит, можно сократить расстояние. Сергей втыкает ствол пистолета в лоб перепуганного охранника и повторяет:

– Музыку вырубай, сказал!

Охранник пытается отпрянуть от ствола, натыкается на прораба. Дэдэтэшный «Белый дым» обрывается на полуслове. Сергей отводит пистолет чуть назад.

– Деньги! – говорит он прорабу.

Тот смотрит на него, что-то соображая:

– Так у меня на карте…

– Зарплату, сука, которую везешь! – перебивает Сергей и, чувствуя рвущуюся из него злость, вдруг признается. – Это не боевой, травмат, – качает он стволом пистолета. – Прямо в рожу тебе из него выстрелю. Не сдохнешь – глаза выбьет точно. Ослепнешь с гарантией. А не ослепнешь – добавлю.

– Понял, – кивает прораб. – Не стреляй. Сейчас…

Он тянется руками к сумке у себя на коленях, расстегивает молнию, цепляясь за нее, вынимает грубо шуршащий бумажный пакет вроде тех, в которые в понаоткрывавшихся всюду кондитерских кладут выпечку, и через водителя протягивает его Сергею. На пакете буквами ржавого оттенка напечатано «Красный» и что-то во вторую строчку.

– Открой сначала!

В пакете из крафтовой бумаги две не по-банковски пухлых пачки «хабариков», еще одна, нетолстая, разноцветная, с «мелочью» вроде двухтысячных, тысячных и пятисотрублевых купюр и сложенные пополам листы ведомости. Водитель, хоть и напуган, косится на деньги, как кот на воробья.

– Давай сюда!

Сергей принимает пакет свободной от пистолета рукой, кивает:

– Теперь телефоны! Ну!..

Охранник послушно лезет за мобильником в нагрудный карман куртки, но прораб начинает возникать:

– Зачем тебе мобилы?

– Чтобы не вызвали никого раньше времени. Давай сюда! Там, в доме, – кивает он себе за спину, – оставлю, найдете. Пока ищете, я уйду… Быстрее, ну!..

Прораб вынимает из кармана навороченный, судя по всему, смартфон в чехле-книжке и с сомнением протягивает его Сергею, зажавшему пакет с деньгами подмышкой.

– Ты обещал… – успевает сказать он прежде, чем Сергей кидает оба телефона в глубокую лужу возле машины. – Да ты!..

Не слушая возмущенных возгласов, Сергей оборачивается к «сандеро» спиной, на которой у него написана фамилия Франка Рибери и изображена большая семерка – номер, под которым тот играл в сборной. Теперь прораб с охранником и будут давить на это. Черная маска, перчатки, кофта Рибери – вот и все приметы, что застрянут у них в головах.

Заскочив в недостроенное здание, Сергей на ходу влезает в ветровку, сует под ремень травмат, стаскивает с головы шапку, чувствуя, как встают дыбом наэлектризовавшиеся волосы. Подбегает к противоположной стене, выбирается через оконный проем, выходящий на заросший пустырь. Нога скользит на влажной глине, он чуть не падает, но, взмахнув руками, удерживает равновесие. Потом оказывается на тропинке, петляющей между тонких деревьев и наваленных гор мусора. Тот, кто сверху, не прекращает мочиться на это все моросью.

Накинув на голову капюшон, Сергей устраивает под ветровкой пакет с деньгами и шагает, придерживая его левой рукой. Правой – свободной – достает телефон, открывает приложение, находит адрес ближайшего дома на Костюшко, следом выбирает адрес, куда ехать. Жмет кнопку «Заказ такси». Здесь совсем недалеко больница, возле которой постоянно дежурят водители. Когда Сергей в очередной раз проверял путь отступления неделю назад, такси подъехало через четыре минуты после вызова. До дома, откуда он заказывает такси, как раз пять минут ходьбы.

По дороге он несколько раз оглядывается. Никто за ним не идет.

9. Настасья Филипповна

– Откуда ты знаешь их язык? – интересуется Павел, осторожно накалывая оливку на зубочистку.

Аглая пожимает плечами:

– Нравится, как звучит, вот и решила выучить. Такой же сексуальный, как французский, только еще и брутальный. От него даже какой-то привкус во рту… – она снова улыбается своей секретной улыбкой, предвидя реакцию волшебника. – Поговорила с утра по-испански – и будто тебе мачо в рот кончил.

Поперхнувшись, Павел через нос разбрызгивает кофе на скатерть. Откашлявшись, говорит искрящейся Аглае:

– Сильные у тебя сравнения. Даже не знаю, хотел бы я выучить испанский…

– На гей-пляж ты уже ходил…

– Слушай, давай не напоминай… Но, если бы не твои лингвистические способности, нас, наверное, здесь и обслуживать не стали бы.

– Не придумывай, никуда бы не делись, обслужили, – заверяет Павла Аглая. – Что им, деньги не нужны?

– А как бы мы поняли, что заказывать?

– Да никак. Ткнули бы пальцем наугад в меню и подождали, пока принесут. Или посмотрели, что осталось на витрине у барной стойки. Все просто…

Здешнее меню – ламинированный лист формата А4 – от руки написано на каталанском, который со своим испанским Аглая еще худо-бедно, через пень колоду, может разобрать. При этом сам тапас-бар называется по-английски. Полыхающая алая несимметричная вывеска «No Tourists» заметна за квартал.

Они в Эщампле. Всего несколько улиц до осаждаемого японцами драконьего Каса Бальо, а тут, на крохотной Пассеж де Меркадер, тишина и спокойствие. И будто даже свой микроклимат. Слабый ветерок, шелестящий листьями мандариновых деревьев, разгоняет вязкую духоту.

Аглая кидает взгляд на экран телевизора, по которому идет беззвучный футбол, делает из бокала глоток охлажденного белого, только что вместе с плошкой оливок принесенного взмокшим официантом. Еще через пять минут официант возвращается к их столику с двумя тарелками со шпажками с разнообразными пинчос и жареными щупальцами осьминогов.

– Мучас грасиас, – благодарит Аглая.

– Де нада (Не за что), – выплеснув на лицо короткую улыбку, откликается убегавшийся за пятничный вечер официант.

Нарезанные тонкими кружками пульпос щедро присыпаны паприкой. Аглая цепляет парочку на вилку и отправляет в рот. Павел опасливо смотрит, словно ждет, что ее вот-вот вытошнит.

– Я по жизни все как-то больше по мясу, – сообщает он. – Этих ребят морепродуктовых есть брезгую.

– Дело хозяйское, – говорит Аглая. – На чоризо налегай. И вино почему не пьешь?

– Слушай, у нас тут допрос свидетеля намечается. Так что вино позже. Я просто не сообразил, что ты еще и для меня берешь. Не все же забавы, иногда, знаете, случаются и дела…

Аглая не сразу понимает, почему это вдруг Павел переходит на «Вы», а потом узнает в последней фразе цитату из Достоевского, которого ее спутник порывался читать в самолете.