Сборник рассказов. Избранное. Они действительно начинают воплощаться

мне так спокойней.

мне так удобней.

я не знаю, не чувствую и не верю, что все будет хорошо. я уже не в том возрасте и не с тем опытом.

мне не надо рассказывать душещипательных историй про спасение.

мне бы еще сто грамм, и все пучком.

да, да, уже иду, уже иду, прекрати орать, да сколько можно?!

закрываю.

выключаю.

сохраняю.

отправляю.

кому? куда?

вам.

ВАМ.

и поступайте как знаете.

Бог вам судья, а я ничего, я как-нибудь протяну, у меня тоже было светлое прошлое, я тоже талант, я тоже мог бы, и не лезьте ко мне с предложениями и беседами. дайте просто посидеть на картонке. есть закурить? – не спрашивайте, просто дайте. есть налить? – так наливайте. есть деньги? – нет проблем, я возьму, кто бы вы ни были, ведь на чикушку по-любому наскребем.

сейчас, еще пару слов. я снова открыл компьютер, пока она ушла голосить и плакать в ванную.

цените ваше время, вашу жизнь, ваши возможности и ваши шансы.

и да любите друг друга.

а я пойду искать того, кто начнет со мной разговор, может, нальет, может, даст закурить, и кого я не буду винить, если проблююсь до смерти кровью от алкогольного отравления в каком-нибудь теплом подъезде, где живут такие же приличные люди как вы, и каким когда-то был я.

только не говорите со мной о спасении.

пошли вы все нахрен!

сохранить. отправить. закрыть.

Третий шар

Этой ночью он видел странный сон. Он несколько раз просыпался, смотрел в окно, и сон испарялся как дым. Потом он снова засыпал, и видел то же самое. Многосерийные сны приходили к нему не часто. И этот был такой же. Засыпаешь, и снова видишь все то же самое с продолжением. Какие-то шары-ежики с колючками, которые он катает в своих ладонях, с надписями на каждом, лежащие на деревянной полочке. Непонятные события, яркие и сменяющие одно другое, и снова эти мячики, которые он берет с полки, катает, что-то видит, развивается какой-то сценарий, потом кладет шар на полочку, просыпается, засыпает, и снова берет в руки новую колючую сферу с надписью, видит новую историю, возвращает шар назад и просыпается. Сон долго и медленно таял, когда он окончательно открыл глаза, пытаясь удержать в памяти яркие истории. Но через полчаса все испарилось, оставив лишь поверхностные намеки от воспоминаний.

Он прошел мимо нее, о чем-то задумавшись. Сначала он ее вообще не заметил. Дул сильный ветер, какой бывает в метро из тоннеля. Его обдал едва уловимый запах перегара. Такое бывает в метро, и он, не придавая этому значения, сделал еще несколько шагов. Развернулся, чтобы посмотреть на часы в другом конце перрона.

Она не выделялась из толпы. Обычная джинсовая юбка. Обычные балетки. Обычные коричневые волосы ниже плеч. Обычные очки, придерживающие длинную челку.

Но взгляд, поначалу быстро скользнувший по ней, почему-то притянуло снова.

В ней что-то было не так.

Необычная худоба. Сморщенные ободки кожи над коленками. Неестественно темные круги под глазами, которые, скорее всего, она обычно прячет под большими темными стеклами очков. Синяк на ноге. Еще один. Красные стопы, возможно, от нарушенного кровообращения. Бледность на лице. Неуверенные движения рук, выдающие тремор…

Она стояла, делая вид, что никого и ничего не замечает, в то же время чувствуя на себе неуютные скользящие взгляды, что усиливало ее дискомфорт и резкие ломаные движения рук.

Ничего и никогда не вызывало такой нежности и такого желания помочь, согреть, обнять и сказать что-то ободряющее. Вся ее неловкость, вся жалость, казалось, кричала на десятки метров вокруг. Но она оставалась в молчании, продолжая нервно двигать в разные стороны опущенными большими глазами.

То ли это была подсветка на станции, то ли его фантазия, но порой вокруг нее появлялось едва уловимое сияние. Оно еле дрожало, возможно, в такт ее холодным пальцам. В ней что-то неимоверно притягивало..

И тут он понял: Это же девушка моей мечты!

Не было никаких сомнений.

Да, это она, она сейчас нуждается в моем тепле, моем добром слове. Это я смогу снять с нее жуткий ореол болезненного похмелья. Я. И никто другой. Только сейчас. Прямо сейчас.

Действовать, – единственная мысль мелькнула у меня в голове.

Тут подошел поезд, они вошли в разные вагоны, и все закончилось.

Сон второй.

Он думал об этой девушке. Она запала ему в память. И неожиданно появилась во сне. Сон был сумбурный. Какие-то грузчики в каком-то магазине таскают какие-то пивные бутылки. Они неаккуратно их кантуют, часто впопыхах стукая днищем одних о пробки других. Потом он видит погнувшиеся пробки и пару шипящих бутылок, которым повредили герметичность. Мерчандайзер двигает их в конец полки в торговом зале. Покупатели берут их, дотягиваясь в глубину, смотрят, встряхивают, слышат шипение и снова задвигают подальше. Проходит время. Меняется сцена. И вот, почему-то в сон приходит она. Темные мешки под глазами. Возможно, похмельное утро. Она берет бутылку, не обращая внимания на срок годности и на поврежденную пробку. Бутылка едет по залу в корзине для покупок. Пара месяцев окисления сделали ее отравленной убийцей. В процессе воздействия открытого воздуха постепенно расплодилась всякая дрянь, сделав содержимое не только горьким, но и полным слизистого налета, радостно ожидавшего возможности свести желудок счастливого обладателя и расплодиться морем бактерий в кишечнике. Она подходит к кассе…

Он и она в непонятном помещении. Вокруг горят свечи. Темнота кроется по стенам и по углам. Танцующие тени. Он снимает с полки шар, катает его между ладоней, чувствует легкое покалывание. Поворачивается к ней, думая, что она тут делает, потом забывает эту мысль, и видит, как она принимает из его рук шар с иголками, на котором написано что-то, что он не может разобрать. Она улыбается ему. И почему-то сильно сжимает шар в правой руке. Всплывает часть надписи: избежать.. (далее неразборчиво).

Следующая сцена без него. То есть он все видит, но его там нет. Девушка открывает бутылку, и, запрокинув голову, льет себе в рот отравленный напиток, делает несколько глотков, давится, кашляет, наклоняется с искореженным лицом. Все меняется, и вот они уже в скорой, которая, включив сирену, мчится к реанимацию. Девушка лежит на носилках. Ее глаза на позеленевшем лице неподвижно смотрят вверх.

Та поездка в метро была полна отвратительных воспоминаний. Ей наговорили кучу гадостей. К ней относились как к телу. Она отбивалась, и ей пришлось закричать, чтобы на компанию в парке отдыха, севшей на пластиковые стулья под тентом кафе, обратили внимание. Ребята были нетрезвые. Их развезло от жары, и это придавало им сил и уверенности. Они оценивали ее как новую легкую жертву, которую нужно было еще немного напоить, и они могли бы увезти ее на такси, зажать в углу и сделать все, что хочется. Что-то внутри подсказывало ей о растущей опасности. Эти типы, с которыми она познакомилась, поедая мороженое после аттракционов, ей не понравились, но делать было совершенно нечего, она скучала, а они так шутили и проявляли внимание, что ей пришлось пойти с ними. Решение отвязаться от них пришло, когда шутки и настойчивые поглаживания под столом, сальные намеки и взгляды на ее коленки, стали невыносимы. Она что-то громко сказала, люди обернулись на нетрезвую компанию, она резко встала, и развернувшись, пошла к выходу, пользуясь паузой, когда они зависли от неожиданного проявления «нет» и внимания окружающих.

Она вошла в свой подъезд с пакетом из магазина, и, не заходя в квартиру, вышла на лестничную клетку, достав сигареты и только что купленную бутылку. Прикуривая, она стала ее открывать, и, совершенно неожиданно, когда у нее заслезился глаз от поднимавшегося от сигареты дыма, она выронила бутылку. Ей показалось, что в ее руке что-то кольнуло, и поэтому кисть с бутылкой разжалась, будто в страхе схватить нечто опасное, круглое, покрытое острыми иглами. С шипением и треском разлетелись осколки, жидкость растеклась коричнево-желтой лужей по полу, обрызгав стену и ее щиколотки. Пару секунд она смотрела на это, соображая что дальше и сожалея о потраченных 50 рублях. Потом сквозь запах никотина уловила тошнотворные испарения от лужи, выругалась, бросила бычок на ступеньки, и пошла домой.

Они оказались в одной очереди на прием. Напротив друг друга. Подпирая стены, дожидаясь вызова. Она привлекала внимание своей особенной статью. Она ни разу никому не посмотрела в глаза. В грудь, в живот, в обувь, но не в глаза. Когда он начинал пристально и часто поглядывать в ее сторону, ее взгляд не только шел в дверь и в стену, он еще как-то постепенно становился исподлобья. В этом была какая-то сплошная замкнутость. Смотреть было некуда. Книжка, что он держал в руках, становилась все скучней. Он отрывался, вглядываясь в ее сторону все чаще. Сначала реакция выражалась в ее нахмуренности. Потом в смотрении по сторонам. Хорошенькая. С милым гармоничным макияжем и прической каре. С едва заметной полосочкой под глазным мешком, выражающим регулярную компенсацию алкоголем молчаливости, замкнутости и необщительности.

Через какое-то время он поймал ее взгляд у себя на кисти, удерживающей книгу. Потом – на плече. Поняв, что он пытается перехватить и притянуть ее взгляд, она отвела глаза в сторону.

Она зевнула вслед за ним. Кто-то пошутил в очереди, она приоткрыла намек на живость, глазами увлажнив готовность улыбаться. Лицо оставалось беспристрастным.

Он стал ее разглядывать чаще, пытаясь вызывать на встречный взгляд, но она была упорна.

Через какое-то время носок ее ступни смотрел в его сторону. Поворот тонкой шеи, голова, глаза – вбок. Одна рука, державшая сумочку на плече, и другая, – образовывали намертво закрытую позу. Когда ей нужно было повернуть голову в другую сторону, проводя глазами по нему, она опускала подбородок, смотрела в пол и на ноги.

Он покачался, разминаясь от долгого стояния. Через несколько секунд она уставилась в стену рядом с его головой. Он посмотрел на нее в упор, она ему в грудь, потом в сторону.

Он тайком стал замечать, что она разглядывает его, когда он отвлекается, но тут же резко уводит взгляд в другом направлении, когда замечает, что он снова поворачивается к ней.