– Вы воспринимаете все чертовски спокойно.
– А чего еще вы от меня ожидали? Думали, что я начну обливаться слезами? – Я рассмеялся ему в лицо. – Не будьте ребенком, Грахам.
Его лицо напряглось, но он ничего не сказал; вместо этого он поднялся со стула и вышел из ресторана. Я на пятнадцать минут погрузился в состояние глубокой задумчивости, успев за это время отполировать тарелку с бараниной и прийти к решению относительно того, что мне делать с выпивкой, если она попадет в мои руки, поэтому после ланча я отправился на ее поиски.
Проходя через фойе отеля, я увидел Бушнера-Грахама, целиком поглощенного разговором в телефонной будке. Хотя в фойе было не особенно жарко, по его лицу катились струйки пота.
5
Я очнулся от глубокого сна из-за того, что кто-то потряс меня за плечо и прошипел:
– Стюарт, проснитесь!
Открыв глаза, я увидел склонившегося надо мной Грахама.
Я уставился на него с недоумением.
– Как забавно! Я был абсолютно уверен, что закрыл входную дверь.
Он невесело усмехнулся.
– Вы ее закрыли. Вставайте, сейчас вас будут допрашивать. Вам лучше иметь ясную голову.
– Сколько сейчас времени?
– Пять утра.
Я улыбнулся.
– Гестаповская техника! Что ж, хорошо. Полагаю, я буду чувствовать себя лучше после того, как побреюсь.
Грахам заметно нервничал.
– Вам лучше поторопиться. Он будет здесь через пять минут.
– Кто будет?
– Увидите сами.
Я набрал в раковину горячей воды и начал намыливать лицо.
– Какова была ваша функция, Грахам, в этой необычной операции? Как телохранитель вы абсолютно безнадежны, так что это предположение мы отбрасываем сразу.
– Вы лучше бы перестали думать обо мне и подумали о себе самом, – сказал он. – Вам придется многое объяснить.
– Верно, – заметил я и, положив кисточку, взял в руки бритву.
Скрести собственное лицо полоской острого металла всегда казалось мне занятием бессмысленным и немного мрачным; я чувствовал бы себя более счастливым, если бы принадлежал к поколению волосатиков – агент по контршпионажу на службе у Ее Величества Королевы Виктории имел бы в их среде идеальное прикрытие.
Должно быть, я нервничал больше, чем мне казалось, поскольку порезался до крови при первом проходе. Тут кто-то небрежно постучался в дверь, и в комнату вошел Слейд. Он захлопнул за собой дверь, пнув ее ногой, и посмотрел на меня с кислой гримасой на своем скуластом лице. Его руки были глубоко засунуты в карманы плаща. Без всяких вступлений он коротко спросил:
– В чем дело, Стюарт?
Нельзя придумать ничего более изощренного для того, чтобы выбить человека из колеи, чем заставить его пуститься в запутанные объяснения с лицом, покрытым высыхающей пеной. Я снова повернулся к зеркалу и продолжал бриться – сохраняя молчание.
Слейд издал один из своих непередаваемых звуков – быстрый выброс воздуха через рот и ноздри. Он уселся на кровать, пружины которой жалобно заскрипели от его избыточного веса.
– Надеюсь, что для моего приезда имеются веские причины, – сказал он. – Мне не нравится, когда меня среди ночи выдергивают из кровати и перебрасывают самолетом на холодный север.
Продолжая бриться, я подумал, что то, что привело Слейда из Лондона в Акурейри, должно иметь большое значение. Сделав завершающее рискованное движение бритвой возле адамова яблока, я сказал:
– Так, значит, груз был более важным, чем ты мне говорил.
Я пустил холодную воду и смыл с лица остатки мыльной пены.
– … этот проклятый груз, – сказал он.
– Сожалею, – извинился я. – Но я не расслышал. Вода попала в уши.
Было видно, что он сдерживает себя с трудом.
– Где груз? – спросил он с деланным спокойствием.
– Где он находится в данный момент, я не могу тебе сказать. – Я начал энергично вытирать свое лицо. – Вчера в полдень его отобрали у меня четыре неизвестные особи мужского пола, но ты наверное знаешь об этом от Грахама.
Он повысил голос:
– И ты позволил им его забрать – просто так!
– В тот момент я ничего не мог поделать, – заметил я невозмутимо. Я кивнул в сторону Грахама. – А в чем заключалась его роль в данной операции – если мне можно об этом узнать?
Слейд сложил руки на своем животе.
– Мы думали, что они будут следить за Грахамом – вот почему мы включили в дело тебя. Мы решили, что они попытаются блокировать Грахама и позволят тебе спокойно добежать до голевой линии.
Я не поверил этому объяснению. Если они – кто бы они ни были – следили за Грахамом, то он действовал весьма необычно, привлекая ко мне их внимание тем, что постоянно маячил у меня за спиной. Но я ничем не выразил своего недоверия, так как Слейд всегда был скользким типом и мне хотелось иметь что-нибудь про запас.
Вместо этого я сказала:
– Они не стали блокировать Грахама – они блокировали меня. Но возможно, они не знакомы с правилами регби; эта игра не особенно распространена в Швеции. – Я в последний раз вытер у себя за ушами и отбросил полотенце. – Так же как и в России, – добавил я, словно бы в раздумье.
Слейд поднял голову.
– И что заставляет тебя думать о русских?
Я усмехнулся.
– Я всегда думаю о русских, – сказал я сухо. – Как тот француз, который постоянно думает о сексе. – Я перегнулся через него и взял свои сигареты. – Кроме того, они называли меня Стюартсен.