Надежда смертника

– Нечего где-то носиться по ночам, не то можно напороться на нож. Нужно оставаться в укрытии.

– Я там и был.

– Значит, порезали тебя в укрытии?

Он кивнул:

– Карло.

– Ясно. Мальчишка не сумел остановиться, вообразил, будто он взрослый мид.

Кожа разрезана, но до ребер, не дальше. Может, все обойдется. Будь как будет.

– Надо же, Пуук все это время не открыл рта.

– Да, мистр Чанг.

Смирным стал.

Занимаясь мальчиком, я с ненавистью думал об этой долбаной системе. Из этого нижнего вышел бы симпатичный мальчишка-верхний. Ладно сложенный, приятное лицо, если не считать шрама над глазом. Была бы жизнь другой, мог бы ходить в шикарную школу для верхних, жил в башне. Или, родись он за пределами города, мог бы вырасти и честно работать на верхних. Но из него не выйдет ничего хорошего; может, умрет, прежде чем начнет бриться.

Я еще раз промыл ему бок, на этот раз дезинфицирующим раствором. Парнишка застонал.

– Тихо, Пуук, еще малёхо.

– Холодно.

– Может, это от шока.

Откуда мне знать, я не врач. Может, и не стоило так чистить рану снаружи: наверняка в ней уже полно микробов. Парнишка был грязным, как всегда. Нечего и ожидать, когда живешь на улице. Нижние ничего не могут с этим поделать, даже вони больше не замечают.

В клинике у верхних ему бы наложили повязку из специального материала, и рана быстро бы затянулась. Такой у меня не было. Можно, конечно, зашить рану, как в старину, но я решил, что пластырь выдержит, да и боли он может не вынести, если начать зашивать.

Я вытащил из аптечки таблетку антибиотика:

– Глотай.

– Что такое? – он сморщился и с подозрением посмотрел на таблетку.

Хотел я отвесить ему подзатыльник, но сдержался. Не сегодня.

– Болеть меньше будет.

Он послушно проглотил. Я налил чая, положил туда побольше сахару. Неважно, сколько это стоит. Заставил выпить. Надеюсь, это поможет снять шок.

Я наложил на рану слой марли и предупредил:

– Пуук, сейчас я стяну твою рану пластырем. Держись.

Только я начал стягивать рану, как парнишка взвыл и отпихнул мою руку.

– Сиди спокойно!

– Отвали от меня! Все в порядке!

Этого разрешать уже было нельзя. Я легонько стукнул его:

– Говорить нужно: «Да, мистер Чанг!»

Мальчик поднял на меня большие, точно щенячьи, глаза.

Я поскорее отвернулся.

Торговец не может позволить себе всяких там настроений. Я постарался стянуть пластырь посильнее, но не слишком больно, и принялся убирать остатки в аптечку.

– Прошу прощения. – Пуук шмыгнул носом, глаза мокрые от слез. – Я не хотел.

Нет, для старика это слишком. Я прижал его голову к груди:

– У мальчика Пуука все будет хорошо. Пусть остается с Чангом столько, сколько ему нужно. Все будет хорошо.

Мальчик поправлялся медленно, но антибиотик сделал свое дело. Даже говорить не стану, сколько мне пришлось отдать в обмен за две аптечки. Это неважно.

На следующий день я спросил у него, из-за чего Карло так на него разозлился.

Пуук робко глянул на меня:

– Сказал ему, Рейван ни фига не знает.

– А при чем тут Рейван?

– Трубы. Рейван сказал Карло, мидам нужно найти новую трубу или поменять укрытие:

– Пуук повернулся на постели и поморщился.

– Нечего мальчишке лезть в дела взрослых, – погрозил я ему.

– Не знает он ни хрена, – упрямо повторил Пуук. – Он сказал, Чанг рехнулся. Сказал… – Пуук замолчал.

– Продолжай.

– Не, – парнишка помотал головой.

Я поднялся и отправился в магазин, гадая, в чем дело. Через несколько минут раздался стук в дверь. Я занялся торговлей – был спрос на спортивные костюмы и консервы.

Вечером все опять стихло. Я скормил Пууку куриную консерву. Прошел только день после того, как его саданули ножом, и я не хотел, чтоб он расхаживал, разве только до туалета и обратно. Покормил его в постели. Он все съел и огляделся, словно выискивал поблизости вторую консерву.

Покормив его, я встал. Он протянул руку, чтоб я не уходил. Я шлепнул его по руке. Нечего мальчишке-миду держаться за ручку, как малышу.