Орлы или вороны

Так говорят об изумлении человека: челюсть отпала. У Виктора реально отвисла челюсть. Видимо, в такие моменты мозг не даёт правильные сигналы мышцам конечностей, и человек не замечает, как с открывшимся ртом смотрит на что-то необычное. Сколько это продолжалось, он никогда не узнает, но время остановилось. Деятельность мозга замедлилась. В полнейшей тишине Виктор сидел и тупо смотрел перед собой. Накатила усталость. Какая-то приятная нега окутала его. Как будто он бежал длительный марафон – и вот она, заветная финишная лента. И больше не надо никуда бежать. Всё уже позади: упорные тренировки, нервы и сомнения перед забегом. Всё в прошлом. Он смотрел на аккуратно сложенные разноцветные пачки денег и ни о чём не думал. Значит, всё это правда, значит, не обманывал Николас, когда говорил, что ты там найдёшь всё, что тебе нужно.

Оцепенение понемногу стало проходить, и Виктор дрожащей рукой взял пачку. Это были старые деньги. Сторублевые купюры, аккуратно перевязанные банковскими пачками по сто штук. Эйфория мгновенно сменилась ужасом. Да это же… Это же старые. Не-ет. Он стал быстро вынимать банковские пачки и бросать их на пол. Под ними ровными рядами лежали доллары, потом – немецкие марки. В конце концов он вытащил весь полиэтиленовый пакет и высыпал остатки пачек на пол. Дальше был лист грубого холщового материала. Виктор приподнял его. Под ним лежали ровным слоем, один к одному, золотые слитки. Ярский взял один из них в руки. На нём были выбиты маркировки, смысл которых он не знал, но чётко отчеканенный вес 1000 г был понятен без слов. С другой стороны герб и буквы «СССР». Пересчитал – шестнадцать слитков по килограмму чистого золота. По одному он достал все слитки, складывая их домиком на полу, достал такой же холщовый лист, на котором было золото. Под ним, на дне ящика, лежал большой конверт из плотного картона. Белый, без каких-либо надписей и марок, он был герметично заклеен. Отложил в сторону. Снова взял в руки золотой слиток. Захотелось попробовать на зуб. Виктор много раз видел, как в старых вестернах люди кусали золотые монетки. Как они там проверяли, настоящее это золото или нет, он понятия не имел, но укусить попробовал. Стало смешно. Нет, стало весело. Сильнейшая эйфория накатила на Виктора, и он в голос засмеялся. Взяв два слитка золота в руки, он встал во весь рост и что есть силы закричал:

– Я Зевс! А-а-а! Я Зевс!

Он кричал и кричал одну и ту же фразу и потом замолчал. Стало тихо, и от тишины зазвенело в ушах. Он стоял с широкой улыбкой и уже тихо, шёпотом повторял:

– Я Зевс, я Зевс.

Наконец, понемногу успокоившись, он опять сел на пол, и взгляд его снова упал на белый конверт. Взял его в руки, открыл. Конверт был плотно запечатан, и пришлось его разорвать, чтобы достать содержимое. Внутри оказался маленький мешочек их синего шёлка и рукописное письмо. Виктор стал читать. Письмо было написано печатными буквами, почерк аккуратный, но ошибки чуть ли не в каждом слове. Дабы не мучать читателя, автор великодушно исправил почти все ошибки:

«Дорогой друг! Если ты читаешь это письмо, значит, мы с тобой знакомы и ты уже многое знаешь. Возможно, ты нашёл это письмо случайно, это тоже не исключено. Хочу тебе сказать, что величайший дар – это возможность творить добро. Все богатства мира – это тлен по сравнению с одним-единственным добрым делом, сотворённым от всего сердца. Возьми этот подарок. Прими его как дар Божий. Пользуйся им во имя добра. Не сотвори зла в любом его обличии. Сотворив зло даже во имя добра, ты теряешь силу. Не делай этого. Я сделал это и очень жалею. Но обратного хода нет. У тебя будут вопросы. Много вопросов. Но ты найдёшь ответы. Просто поверь мне. Помни всегда, что добро сильнее зла. Ты не можешь победить зло злом. Зло можно победить только добром. Так же как и свет побеждает тьму.

    С любовью, твой друг Николас».

Виктор перечитал текст ещё раз.

– Как-то больно мудрёно, – вслух сказал он. Взял в руки синий мешочек. Он был из приятного на ощупь материала и завязан красивым кожаным шнурком. Развязал шнурок. Внутри лежала светлая цепочка с кулоном. Цепочка, скорее всего, из серебра. Кулон матовый тёмно-зелёного цвета, овальной формы, в диаметре около трёх сантиметров и миллиметров пять-шесть в толщину. С одной стороны какие-то непонятные иероглифы, то ли на китайском, то ли на японском. С другой стороны еле заметно был выгравирован глаз. Виктору даже показалось, что кулончик тёплый. Он точно был теплее температуры тела. Может, на два-три градуса, но точно теплее.

«Как такое возможно?» – подумал Виктор.

Зажал кулон в руке – такой приятный на ощупь, что его не хотелось выпускать из рук. Стал рассматривать ближе. Кулон оказался правильной формы, на нём были видны грани, много граней. Словно обработанный алмаз изумрудного цвета.

«Мистика, – подумал Виктор. – Ну да ладно, наплевать на мистику. Я же теперь богат. Да я, кажется, сказочно богат».

Опять приступ эйфории отбросил далеко назад все неразрешённые загадки, и он огляделся вокруг. Мозг опять начал соображать трезво и чётко. Рубли старые. Скорее всего, их нигде не поменять, Немецкие марки тоже. В Германии давно уже евро. Вот доллары – это хорошо, их вроде не меняли. Сколько их здесь? Двенадцать пачек по сто штук – это сто двадцать тысяч. Неплохо. Шестнадцать кило золота – это вообще здорово. Сколько это в рублях, он понятия не имел, но понимал, что очень много. Немного подумав, скидал обратно в ящик все рубли и марки. Затем, сам не понимая зачем, положил туда две пачки долларов и слиток золота. Почему-то это показалось правильным. Виктор сам не понимал, зачем он это делает, но делал машинально, по интуиции. Подумал и положил ещё один слиток, сверху положил холщовые обёртки. Повертел в руках письмо, конверт положил в ящик, а письмо свернул и убрал во внутренний карман куртки.

– Что с кулоном? Конечно, себе. Прикольная вещь. – Убрал в мешочек, завязал и положил в карман на рюкзаке, застегнув на молнию. Так, вроде всё. Теперь всё убрать. Плотно закрыл крышку. Даже пришлось притопнуть сверху ногой – так туго она закрывалась. Деньги и слитки аккуратно сложил в рюкзак. Попробовал на вес – получилось тяжело.

– Ладно, дотащу, – улыбнулся Виктор.

Аккуратно на верёвке спустил ящик в яму. Спустился сам. Поместив ящик на то же самое место, стал закапывать. Разровнял, положил обратно железный лист, попрыгал на нем, утрамбовал типа. Пришлось повозиться, но всё выровнял и разрыхлил следы от сапог. Огляделся. Вроде как всё чисто. Вылез наверх. Посмотрел на часы: полночь. Ладно, на сегодня хватит. Полы помыть – это уже завтра. Закрыл вход в подвал досками. С последней пришлось помучиться, но всё же затолкал. Задвинул кровать, положил коврик. Огляделся. Вроде всё ровно. Ладно, теперь надо выспаться, завтра долгий день. Вышел на улицу, насколько это было возможно, вымыл руки снегом. Сорванная мозоль болела. Это мелочи. Огляделся. На безоблачном небе светила почти полная луна. Подмигнув луне, зашёл внутрь. Теперь спать. Забравшись под одеяло, попытался уснуть, но не тут-то было. Все мысли были о богатстве. Теперь ему доступны все чудеса мира. Теперь он Зевс.

– Я Зевс, – шёпотом сказал Виктор и зевнул. Надо было выспаться и рано утром выдвигаться в путь. В голове мысли вихрем сменяли одна другую. Сна не было и в помине. Включил фонарь, дотянулся до рюкзака, выудил пачку стодолларовых банкнот, стал разглядывать. Купюры старые, выпуск восьмидесятых годов прошлого века. Большеглазый мужик с длинными волосами ехидно смотрел на Виктора. «Франклин» – прочитал он. Разорвал бумажную обёртку, вытащил одну купюру, посмотрел на свет, потёр пальцем плотную, приятную на ощупь бумагу. Купюры как новенькие. Вставил сотку обратно в пачку, положил в рюкзак. Нащупал золотой слиток, поднёс к глазам. При свете фонаря слиток блестел как солнце, он был гладкий и такой приятный на ощупь, что не хотелось выпускать его из рук.

– Кто же ты такой, Николас, и что ты здесь делал? – Виктор на вытянутой руке держал золотой слиток, в другой руке – фонарь. Солнечный зайчик бегал по стене. Ярский попытался вспомнить дословно разговор в поезде. Ему было поручено часть денег передать людям, этим знакомым Николаса. Он не сказал конкретно, сколько, вроде речь шла о половине суммы, вернее, он вообще не говорил давать деньги. Надо что-то там сделать, дом, что ли, починить или что-то в этом роде. Адрес есть, надо съездить туда, посмотреть, познакомиться. Что делать с золотом, как его продать? Кому? Сколько оно сейчас стоит? Это же не колечко или цепочка, это, мать его, четырнадцать килограммов в слитках. Подумал о том золоте и деньгах, что закопал обратно. Правильно ли сделал? Вроде правильно. Зачем? Попытался сам себе объяснить свой странный порыв, но не смог. Хотя нет, где-то в глубине сознания вертелась мысль: а вдруг что-то пойдёт не так? Тогда у него останется какой-никакой запас. Нет, конечно же, правильно. А себе он купит дом… нет, лучше квартиру. Большую квартиру, метров на сто… нет, лучше на сто двадцать. Где? Может, в Питере. Да, точно, в Питере, прямо на какой-нибудь набережной. Питер Виктору нравился, нравился даже больше, чем Москва. Город, где каждое здание имеет свою историю, свою индивидуальность. Конечно, Питер, это не обсуждается. Машину. Да, он купит себе хорошую машину. Может, «Мерседес». Какой-нибудь полноприводник. Или, может, спортивную машину, например, «Порше». Да всё равно, можно купить и то и другое. Денег-то куча. И съездить на море. Точно, он поедет на самый дорогой курорт. Думая и мечтая, Виктор гладил слиток золота, улыбаясь во весь рот и, не заметил, как плавно погрузился в сон.

Проснулся он мгновенно от грохота. Вскочил на кровати – в окно ярко светило солнце. По полу медленно катился фонарик, рядом лежал слиток золота, видимо, только что упал. Виктор встал, поднял фонарь. Он уныло светил остатками севших батареек. Забыл вчера выключить. Ладно, есть ещё комплект, не новый, но пойдёт. Надо было собираться в обратный путь. Натопил снега. В старинном заварном пузатом чайнике заварил чай. Горячий крепкий чай с веточками брусники приятно пах лесом и уютным пикником. Настроение было отличное. Ходил по комнате и, улыбаясь, рассматривал фотографии на стенах. Затем нашёл кусок тряпки, обильно смочил остатками кипятка, принялся вытирать пол. Не хотелось оставлять после себя никаких следов. Надел рюкзак на обе лямки. Тяжеловато. Критически оглядел комнату. Вроде всё на месте, никаких следов. Кровать чисто и аккуратно, по-армейски, заправлена. Бросил взгляд на доброго дядьку Будду, затем поднял глаза на икону в углу. Почему-то захотелось что-то сказать обоим. Типа:

– Извините, если что не так.

Будда по-доброму улыбался, а святой с иконы смотрел на Виктора мудрым взглядом с чуть заметной ухмылкой.

– Ладно, брат, не поминай лихом, – непонятно кому сказал Виктор. Затем усмехнулся про себя: надо же, он разговаривает с иконами! – плотно закрыв за собой дверь, вышел в сени. Когда выходил из дома, получилось приподнять засов вверх, и когда Виктор, закрывая дверь, придерживал его ножом через щель, засов чётко лёг на старое место.

«Как в аптеке», – подумал он.

Вокруг дома оставалось много его следов, но тут уж ничего было не сделать. Через неделю-другую остатки снега растают и ничего уже не будет напоминать о его присутствии здесь. Ну, разве что пропажа части содержимого подземного хранилища. Виктор посмотрел на мобильник – почти десять утра. Поздновато, хотел выдвинуться гораздо раньше, но да ладно.

– Вперёд, – сказал он себе и быстрым шагом пошёл от дома в сторону чащи.

Снег стал рыхлым. Идти было труднее, чем ночью, когда он шагал, не проваливаясь через наст. Если приглядеться, то можно даже увидеть его следы. По ним и шёл. Когда вышел к реке, уже реально чувствовалась усталость. Хоть и говорят, что своя ноша не тянет, но она тянула. Ой как тянула! Виктор пробовал и так и этак перекладывать вес своего богатства, но мышцы спины явно говорили, что это будет нелёгкий путь. Пройдя ещё пару километров вдоль реки, он присел на привал. Наломал сухих веток, зажёг костер. Уже привычно растопил снег, вскипятил воду. Когда она немного остыла, залил кипяток в бутылку. Затем повторил процедуру ещё раз. Получилась полная полторашка тёплого кипятка. Без еды можно прожить долго, а вот без воды сложнее. Опять заварил крепкий чай. Попил. Потом сложил весь свой нехитрый скарб под ель. Чайник, кружку, термос, складную плитку, ещё пару вещей. Топорик решил оставить. Кто его знает, вдруг пригодится. Завалил всё это снегом. Снова надел рюкзак. Легче он не стал, но Виктор знал, что килограмма четыре точно убавилось. Пошёл дальше. Через несколько часов пожалел, что выбросил лёгкий плед, которым можно было укрыться в случае ночлега. Судя по всему, ночевать всё же придется в лесу. Солнце уже давно скрылось за лесом, и Виктор мог только угадывать, что оно вот-вот скроется за горизонтом и будет смеркаться. Сколько прошёл, он не знал. Надеялся, что больше половины. Шёл по компасу, навигатор безбожно глючил, ориентиров никаких не было, только лес. Проталины и снег. Сумерки сгущались, и Ярский решил всё же остановиться на ночлег. Выбрал полянку, нашёл сломанное дерево, которое лежало примерно в метре от земли, наломал молодых веточек на подстилку, накидал веток сверху, завалил всё это снегом. Получилась неплохая берлога. В метре от неё зажёг костер. Забрался на свою лежанку. Пожалел про выброшенный чайник. Ну да ладно. Смотрел на пляшущие языки пламени и почему-то вспомнил своего друга Сиплого. Сколько уже они не виделись? Давно.

Сиплый ушёл в армию в восемьдесят седьмом. Собственно, армия спасла его от тюрьмы, куда бы он с большой вероятностью присел за очередную драку. Но судьба распорядилась так, что он попал в последний призыв ребят, ушедших в Афганистан. Отслужил два года. Дембельнулся весной восемьдесят девятого в звании старшего сержанта. Он был в роте, покидавшей Афган последней. Если и до войны Сиплый был, мягко сказать, не подарок, то, вернувшись, стал совершенно неуправляемым. Виктор никак не мог найти общего языка со своим лучшим другом. Сиплый постоянно попадал в разные скандалы, ходил по острию ножа и как будто бы сам искал приключений на свою голову. Его присмотрели силовики и предложили должность в питерском ОМОНе с неплохой карьерой. Виктор даже обрадовался, когда Саня уехал на учебку в Лугу на какие-то сборы. Думал, может, он найдёт себя на этом близком ему поприще в силовых структурах. Но Сиплый вернулся буквально через неделю. Кому-то там хорошо навалял, кого-то послал. В общем, не срослось. Не удивительно, что очень быстро Саня оказался в бойцах одной из криминальных ОПГ. Ещё несколько раз они пересекались, но потом Сиплый уехал в Москву, и связь с ним потерялась. Виктор не раз пытался найти своего друга, но общих знакомых больше не осталось. Саня нигде не светился. Правда, где-то в середине девяностых один раз он заявился к их общей знакомой Машке. Она тогда ещё жила в Москве, собиралась замуж за успешного бизнесмена, то ли за австрийца, то ли за венгра. Она позвонила Виктору и рассказала, что Сиплый в тот день приехал на шестисотом мерсе, крутой, весь в толстых золотых цепях. Привёз огромный букет роз. Звал в ресторан. Но она не пошла. Сказал, что обязательно женится на ней когда-нибудь. Никаких координат не оставил. Машка ещё заметила, что при всей браваде он был потерянный и грустный. Виктор наказал ей, чтоб сразу звонила, если тот заявится снова. Но потом, когда Машка вышла замуж и свалила за границу, Виктор её след тоже потерял. После этого про Сиплого не было слышно уже больше десяти лет. Виктор втайне надеялся, что когда-нибудь Саня появится на пороге со своей обычной улыбкой и скажет: «Ну что, Зевс, как ты? А пошли гулять. Пива попьем, что-нибудь замутим».

При всей своей импульсивности и скандальном характере Сиплый был добряком. Виктор помнил случай с собакеном ещё в детдоме: они увидели на обочине щенка, которого сбила машина. Все говорили: «Ой, какой бедненький», – и проходили мимо. Сиплый же взял грязнющего пса и отнёс его в школьную подсобку. Потом они по очереди таскали туда еду. Пёсик выздоровел и так и остался жить у них возле столовой.

Костёр догорал. Красные угли медленно темнели. Уже не было видно рядом стоящих деревьев. Лес погрузился в темноту. Устроившись поудобнее, насколько это было возможно на жёстких ветках, Виктор погрузился в полусон. Нет, уснуть полностью ему не удастся, это он понимал, чутко прислушиваясь к любому шороху, к любому скрипу деревьев, но даже просто вот так полежать с закрытыми глазами несколько часов, и он наберётся сил пройти остаток пути. Ночью стало совсем холодно, ноги затекли, спина болела от жёстких веток, втыкающихся то здесь, то там. До рассвета ещё далеко, а идти по темноте желания не было никакого. Как медведь, Виктор выполз из своего импровизированного убежища, насобирал сушняка, разжёг костер. Согревшись, размял ноги, прыгая вокруг пламени, набросал крупных дров, чтобы подольше горели, снова забрался в свою берлогу, укутался поудобнее. Теперь можно было попробовать заснуть, костра хватит на несколько часов. Собственно, так и получилось. Он погрузился в полноценный сон и проспал часа два или три. Когда проснулся, небо не было уже фиолетово-чёрным. Светло-серый оттенок давал понять, что скоро рассвет. Можно собираться в путь.

Расцвело быстро. Ярский шёл и шёл, время от времени сверяясь с компасом. Где-то здесь он должен был пересечь ручей – и дальше прямо на юг. Там за речкой старая леспромхозная дорога. По ней идти будет гораздо легче. Но то ли он сбился с пути, то ли ещё не дошёл. Впереди, насколько хватало глаз, однообразно простирался сосновый бор. Вода закончилась. Попробовал есть снег, ну так, то ещё удовольствие.

Наконец лес стал редеть, сменяясь кустарником, и скоро Виктор вышел к реке. Неширокий ручей, не больше десяти метров в русле, был подо льдом. Снег почти растаял, оставив тёмные пятна проталин. В это время года ходить по льду опасно, но выбора особо не было. Снял рюкзак, понёс в руке. Перебравшись на другой берег, почти сразу заметил дорогу. Дорога была не езжая, но он увидел следы – не то от трактора, не то от квадроцикла. Ну вот, теперь всё прямо, и километров через семь-восемь он должен выйти к глухой деревеньке. Летом там полно народу, в основном дачники, а зимой, скорее всего, никого нет. Но это уже неважно, потом, если повезёт, можно будет остановить попутку, там начинались жилые деревни до самого Борисово. Дальше ходит автобус до Бабаево. Там цивилизация. Но пока приходилось идти. Идти пешком. Других вариантов не было.

Уже совсем стемнело, когда, на пригорке показалась деревенька. Виктор прибавил ходу. Ноги едва слушались его, когда он увидел табличку «д. Кийново». В некоторых домах горел свет, из труб шёл дым, топили печки. Деревня явно была жилая, дорога чищеная, более того, впереди проехала машина и, моргнув стоп-сигналами, свернула куда-то в переулок. Надо было решать вопрос с транспортом. Дальше идти пешком сил уже никаких не было. Виктор посмотрел на карту. Отсюда до районного центра Бабаево больше ста километров, а то и все сто двадцать. А там уже поездом до Череповца часа три, не больше. Проходя мимо одного из домов, Виктор заметил бабушку. Она стояла, опершись на клюку, и смотрела на Виктора.

– Добрый вечер, – как можно вежливее поздоровался он.

– Добрый-добрый, мил человек, чего-то не узнаю, – прищурилась она, вглядываясь в лицо Виктора. – Из михайловских что ли? Степан ли? Или нет?

– Нет, бабуль, не михайловский, рыбак я, из города, – соврал Виктор. – Вот ходил на реку, – не зная, что еще сказать, собрался было идти дальше, но бабулька не унималась:

– Из города? Далёко же до города, тёмно ужо. На машине хоть?

– Нет, я пешком, может, довезёт кто, пойду я, бабуль.

– Ой да кто же тебя довезёт, – старушка явно была из тех любителей поговорить, которым до всего есть дело. – Хотя вон, Колька, только что проехал, поди спроси, может, поедет он домой. Борисовский он сам. Воно туда пойдить, в девятом доме он живёт. Хотя вряд ли, на ночь-то. Ой, не знаю, ночью-то, – заохала бабулька.

Информация, конечно, была ценная, и возможно, если повезёт, то всё решится должным образом. Попрощавшись со старушкой, Виктор потопал дальше, в сторону указанного дома.

За поворотом, в небольшом переулке, с включёнными габаритами и открытым багажником стояла старенькая четвёрка. Паренёк, согнувшись напополам, копался в багажнике. На крыше стояла банка пива «Балтика». Вытащив большой белый мешок, парень ловко закинул его на плечо и собрался было пройти в открытую калитку, но Виктор окликнул его:

– Ты Николай, что ли?

Человек обернулся насколько позволял мешок:

– Ну я. Чо хотел?

– Да поговорить. – Виктор указал рукой на мешок: – Я подожду.

– Ага, я щас, – сказал паренёк и скрылся во дворе за забором.

Ярский снял рюкзак, поставил на скамейку, что стояла возле покосившегося деревянного забора. Огляделся. Одноэтажные домики, похожие друг на друга, обыкновенные деревенские, ничем не примечательные. Поёжился. Уже совсем стемнело и стало подмораживать. Пока шёл, было даже жарко. Как только остановился, пронизывающий холод предательски начал поддувать морозным воздухом. Николая не было минут пять. Обошёл машину, сразу заметил, насколько древняя она была. Сгнившие пороги неумело заляпаны шпатлёвкой. Обратил внимание на колеса. Даже при тусклом свете фонаря было видно, что все они разные. Прямо не машина, а сборная солянка.

Вышел Николай.

– Чё хотел? – не здороваясь, спросил он.

– Витёк, – протянул руку Виктор.