Литературный призрак

Она пришла в воскресенье утром. Я лежал на диване и смотрел «Улицу Сезам». Я услышал, как повернулся ключ в замке. Она вошла в гостиную, будто хозяйка. Фартучка на ней не было.

Она прикрыла за собой дверь, подошла ко мне, словно я неодушевленный предмет, опустилась на колени, сжала мой член в руке и стала его массировать. Зелибоба пел песенку про то, как звук «а» на письме волшебно превращается в букву «о». Я попытался поцеловать ее, но она оттолкнула меня свободной ладонью, а другой рукой орудовала все энергичнее. Сорвала с меня футболку. Брюки стянула ногой. Спортивная девушка. Прищемила пальцами мошонку, увела меня, как быка на веревочке, в спальню и уложила на кровать, с той стороны, где спала Кати. Потом сбросила трусики и встала коленями мне на грудь. Я потянулся расстегнуть ей блузку, но она предостерегающе зацокала языком, шлепнула меня, вонзила ногти мне в мошонку и не разжимала пальцев, пока я не попросил пощады. Только тогда она заговорила – в первый и, кажется, в последний раз.

– Скажи: хочу тебя, не хочу суку Кати.

– Да, да.

– Скажи!

– Я хочу тебя. Не хочу ее.

– Дальше скажи. Кати сука. Кати дрянь. Не женщина. Настоящая женщина ты. Скажи.

У меня язык не поворачивался.

Не выпуская моих захваченных в заложники яиц, она одной рукой стянула с себя блузку и расстегнула лифчик. В соседней комнате раздалось хихиканье. Соски у нее набухли и потемнели, прямо как в сказке.

– Ну?

– Она сука. Дрянь. Ты настоящая женщина.

– Дать мне много деньги. Ее вещи. Мне подарок.

– Она почти все увезла.

– Нет. Много есть. Теперь я. Все мое. Скажи.

Ее ладонь скользнула по моему члену, сдавила сильнее.

– Теперь все твое, – выдохнул я.

Она положила мою руку себе на грудь.

– Скажи: ты сильнее я.

– Ты сильнее меня.

Покончив с формальностями и утвердив условия договора, она прижалась ко мне. У меня мелькнула мысль о мерах предосторожности, но в следующую секунду я забыл обо всем. Только ритмичные волны влажного тепла. Глубже и глубже. Быстрее и быстрее.

Я хотел поменяться с ней местами, но она укусила меня, отпихнула локтем и снова завалила на спину.

А потом над нашими телами жужжал вентилятор. Ничего не осталось от жаркой приливной волны – только запах и пена отлива. Я чувствовал… Не знаю что. Может, ничего. Звучали финальные аккорды музыкальной заставки «Улицы Сезам».

Она встала с кровати и присела к туалетному столику Кати. Открыла ящик, достала ее коралловое ожерелье. И надела на шею. Более тонкую, чем у Кати.

Я снова хотел ее. Все равно пропал, а платить придется по полной. Не только деньгами. Нужно не продешевить и взять свое. Я встал и оттрахал ее сзади, на туалетном столике. Мы нечаянно разбили зеркало.

Секс с горничной превратился в наркотик. Один раз попробовал – и зависимость становилась все сильнее. Я думал о ней на работе. Когда я возвращался домой, мой член вставал, едва ключ касался замочной скважины. Если уже в прихожей чувствовался запах духов Кати, значит она пришла. Если нет… приходилось довольствоваться виски. В офисе Хьюго Хэмиш и Тео решили, что я страдаю от разлуки с Кати, и вечно уговаривали после работы сходить в «Бешеных псов», пропустить по стаканчику. Чтобы развеяться. По правде сказать, воспоминания о Кати меня не особо терзали. Они хранились в другой кабинке моей памяти, там, куда я не наведывался без нужды. Горничная – другое дело. Она сама ко мне наведывалась.

Как-то раз я вернулся домой и увидел в прихожей тапочки госпожи Фэн. Я понял, что к нам пришла беда. Госпожа Фэн и Кати сидели за столом в гостиной. Видок у них был, мол, вот, помяни черта, он и… В общем, Нилу Броузу только что вынесли приговор – окончательный, обжалованию не подлежащий.

– Нил, – произнесла Кати тоном школьной директрисы: она всегда прибегает к нему, когда сильно волнуется, но хочет показать, что полностью владеет собой. – Госпожа Фэн рассказывала мне о нашей гостье. Сядь, послушай.

Мне хотелось пива. Хотелось в душ. Хотелось бифштекса с жареной картошкой и посмотреть матч «Манчестер юнайтед» – «Ливерпуль» по кабельному.

– Выслушай госпожу Фэн! Это очень важно! Сядь!

Раньше сядешь – раньше выйдешь. Я вздохнул.

Госпожа Фэн терпеливо ждала, пока я усядусь и перестану ерзать.

Она смотрела на меня так пристально, словно проводила опознание моей личности. Я почувствовал себя подозреваемым.

– В этой квартире живете не только вы, – изрекла госпожа Фэн.

– Знаю.

– Еще маленькая девочка. Сейчас она прячется. Боится меня.

Ничего удивительного, подумал я. Глаза у госпожи Фэн были как двери дымчатого стекла. Когда она моргала, я отчетливо слышал, как с шипением съезжаются створки.

– Есть три варианта. Первый. Давным-давно нежеланных детей привозили зимними ночами на остров Лантау и бросали тут умирать от холода и голода, среди диких зверей. Может, ваша девочка из этих. Но вряд ли – эти, древние, не любят селиться в современных домах. Второй вариант. Когда японцы во время войны оккупировали Гонконг, они вывозили арестованных на берег залива Дискавери и заставляли рыть себе могилы. А потом расстреливали на краю. Как раз там, где в семидесятые построили первую очередь многоквартирных домов. Может, девочка что-нибудь украла, и за это ее расстреляли. Третий вариант. Девочка… Я не знаю, как это сказать по-английски. Она – дочь гвайло, который тут жил, и горничной. Мужчина уехал, а горничная сбросила ребенка из окна.

– Любящая мать, – вставил я.

– Нил, помолчи!

– Мальчик – это, конечно, бесчестье. Но девочка – еще хуже. С девочками часто так поступают, если родители бедны. Даже когда оба они китайцы и состоят в законном браке. В будущем расходы на приданое могут совершенно разорить родителей. Думаю, ваша девочка из них.

Почему они в четыре глаза смотрят на меня? Чем я провинился?

– Тут есть один нюанс, – сказала Кати. – Госпожа Фэн сказала, что такая девочка привязывается к мужчине. То есть к тебе.

– Ты хоть соображаешь, что говоришь?

– Госпожа Фэн говорит, что девочка ревнует тебя ко мне. Видит во мне соперницу. Я не смогу забеременеть, пока мы живем в этой квартире. Нам нужно уехать с острова Лантау. Они не способны пересекать водное пространство.

– Мне кажется, доктор Чен несколько правдоподобнее объясняет, почему чета Броуз-Форбс никак не может обзавестись наследником.

Черт, не стоило это говорить.

– Значит, по-твоему, все это – плод моего воображения?

– Нет. В доме, пожалуй, и правда кто-то завелся. Но космические цены на жилье в Центральном округе или в Виктории – более ощутимая реальность. Когда речь идет о денежках, китайцы сразу забывают про свой хваленый фэншуй. Так что, Кати, выбрось переезд из головы. Он нам не по карману. А о том, чтобы перебраться в Коулун, где обитает всякий сброд и рулят триады, и речи быть не может. Родишь там ребенка, а его нарубят на кусочки и насушат из них лекарств.

Госпожа Фэн молча наблюдала за нами. Явно не без удовольствия.

– Госпожа Фэн, – обратился я к ней. – Вы знаете все на свете. Скажите, что нам делать? Вызвать экзорциста?