Трапеза Мятежника

Я мысленно представил этих двух молодыми, вырядил их в афганку и поместил на войну, с автоматами, пистолетами, товарищами, аптечками, водкой. Что они чувствовали? Какова была их цель? О чем они думали? Пытались ли они разобраться в том, кто прав, а кто нет? За что они убивали и за что пытались выживать?

Я продолжаю фантазировать – бросаю их под обстрел. Они сидят в окопах, пули свистят над головой, тела трясутся, слюни капают, глаза почти не моргают и каждый подсознательно молится: «Хоть бы не я, хоть бы не я». Один из товарищей уже свихнулся или просто перешел на следующую точку нервоза – хохочет, как дурак и не может остановиться. Ему судорожно кричат: «Заткнись, идиот!» Но это не помогает. Наконец, случается взрыв, и все умирают.

Почему мы всю жизнь друг с другом воюем? Все горланят о дружбе, любви и сострадании, но лишь меньшинство действительно стремится к этому. Мир не меняется, потому что никто ничего и не пытается поменять. Все только приспосабливаются.

Кого можно назвать наиболее жестоким убийцей – того, кто стреляет из пистолета или того, кто придумал и собрал пистолет? Великие мастера долгое время трудились над тем из-за чего сегодня столько бед. Придумывали, рисовали, мастерили, испытывали и их задачей было: наиболее лучшее орудие для убийства существа, подобного себе. Но для чего? Сначала война и убийства рождаются в разуме, как у меня около минуты назад, когда я подбросил бедняг в боевые действия, а затем погубил, впрочем, эта война уже состоялась, поэтому я ее не придумывал, а просто воспроизвел по-новой. Однако все рождается от скуки. Даже повторное наступление на грабли – тоже от нее. Маньяк убивает и тем самым утоляет свой голод, но через какое-то время он снова будет алкать, и начнется поиск новой жертвы. Так же и в политике. Мы во власти весьма искусных маньяков, которых, увы, никто не посадит за решетку.

Иной раз смотришь на все, что творится вокруг и думаешь: «Какие же мы идиоты». Все ходят с такими важными лицами, воображают из себя кого-то. Возможно, будь у меня власть над всем миром, я замахнулся бы на него с целью – поразить. Но всего один лик безобидного младенца, появившегося на свет, ради жизни, остановил бы меня навсегда. Как же прекрасно все в начале и как ужасно все в конце.

Если люди, идущие в рай, не лишаются такого состояния, как скука, то они и его разрушат.

7

Мне захотелось побродить в центре города. Давненько я там не бывал. Весна спешит. На улице становится все жарче и жарче. День не дышит прохладою, и тени не убегают. Я словно гнию под этим вечно молодым солнцем, оно припекает мою голову. Все вокруг ослепительно сверкает. Красиво и намного лучше, чем зимой. Но, кажется, мое восковое тело вот-вот расплавится.

Я скрываюсь в подземном переходе, вползая туда, подобно кроту, спешащему в свой грот. Проползаю дальше, вниз к метрополитену и останавливаюсь посередине платформы, в ожидании поезда. Не так давно я считал это место – миниатюрой ада. Эти бесконечные поезда, проносящиеся мимо твоего носа, наталкивают меня на безумные и одновременно тривиальные мысли: казалось, будто меня вот-вот столкнут на рельсы. Но кому я нужен?

Когда уже попадаешь в вагон, первые пару минут довольно интересно. Глядишь по сторонам в поисках какой-нибудь красивой девушки, а когда находишь, то у поездки появляется некий смысл, отвлекающий тебя от предстоящей учебы или работы. Ты всячески пробуешь поймать ее взгляд, а если ловишь – вкладываешь массу энергии в самую ничтожную ухмылку на свете. И в итоге все старания оказываются напрасными, контакт нарушается. Она отводит взгляд и на протяжении всей дороги всматривается в пол. Потом ты выходишь. Или она. Так всегда. Я беспрестанно выискиваю жертву, для того, чтобы предложить ей сыграть в игру под названием «любовь» и в итоге – сдаться. Это интересная, но чрезвычайно сложная игра.

Поезд приехал. Синий, уродливый. Для меня метро не что иное, как рыболовные сети, забитые тухлыми тунцами. Совершенно пустые лица. Они почти подохли и способны только поворачивать голову, дабы обратить внимание на новых подброшенных рыбешек.

Пару мест свободно, и я присаживаюсь на одно из них.

Через пару станций, в вагон вваливается добавка. Одна тетка сразу подметила меня, подошла вплотную и начала биться об мои колени, намекая на то, что я обязан подняться и любезно уступить место. Я, впрочем, уже и собирался это сделать, однако, она продолжала очень толсто намекать – поставила свою калошу на мои туфли и не собирается даже ее убирать. Я скидываю эту лапу, медленно поднимаю на нее глаза и одним только взглядом спрашиваю: «Чего тебе нужно от меня?» И она ответила: «Место…» А я отвечаю: «Нет. Стой, раз тебя не учили, как себя вести». И она все поняла. Вот так вот просто можно разговаривать глазами. Рядом с ней стоит худой паренек, с тоннелями в ушах, проколотым носом и татуировкой на руке. Глаза бегают, в голове фигурирует единственная мысль: «Как я выгляжу со стороны?» Смешно выглядишь, как еще-то? Некоторые думают, что вытворяя со своим телом всякую нелепость, они бросают вызов всему миру. Уверяют себя в том, что пирсинг, татуировки или идиотская прическа – модифицирует их тело, возвышая над общественными законами и шаблонами. Порой, кажется, будто развращенность стоит на краю, маразм достиг апогея, но нет. Он продолжает прогрессировать. Парни одеваются, как девчонки – всем нравится. Однополый секс – «непосредственность» – говорят многие. Осталось только начать ходить на четвереньках и кушать собственные испражнения. Я уверен, человечество и до этого доползет. Такие люди – самые жалкие жертвы общества. Оно играет свою мерзкую мелодию, а они пляшут под нее, как ослы. Нацепляя на себя различные железки и, набивая дешевые татуировки, ты не становишься индивидуальным. Несомненно, ты попадаешь в новую категорию многообразного сорта фекалий, но никем индивидуальным ты, увы, не становишься. Только подтверждаешь свою ущербность. Перестань бриться и стричься, сними с себя всю чепуху, выжги татуировки, купи бледную однотонную одежку, обратись в это и успокойся. Ты, в любом случае, никому особо-то и не нужен. Возможно, ты скажешь, что тебе так нравится, и этим всем ты ничего никому не пытаешься доказать. Что ж, хорошо, животное. Ответ засчитан.