– Да, ваше величество.
Она проигнорировала мой сарказм.
– Хорошо. На счет «три». Раз. Два. Три.
Возница крякнул, его сильные руки легко сняли крышку, и свет лампы упал на лежащего внутри. Он был бледен и худ, со спутанными волосами и клочковатой длинной бородой, но от кончика носа и до сверкающих глаз был вылитый Лео. Во всем, кроме выражения лица. Септум даже не шелохнулся, не показал, что увидел нас, не моргнул, когда капитан направил свет фонаря ему в лицо.
– Еда, – сказал капитан, отрывая кусок солонины. Когда кусок поднесли к губам, Септум не пошевелился, но стоило Энеасу произнести «открывай», открыл рот. Капитан аккуратно опустил туда мясо и сказал:
– Ешь.
Лео Септум сомкнул губы и начал жевать. Когда он проглотил первый кусок, точно так же был скормлен второй. Капитан Энеас говорил, что Септум всегда был словно пустая раковина, и сейчас, наблюдая, как он ест, лишь подчиняясь командам, я представила ужас его матери, которую наградили безгласным младенцем, выросшим в бессловесного пустого ребенка.
И я задрожала сильнее, чем дрожала бы от порывов ледяного ветра, гуляющего в открытом поле.
– Ешь, – опять сказал капитан, на сей раз предлагая небольшой ломоть хлеба. Я взглянула на императрицу в шкуре мертвого возницы и увидела, что не мне одной хочется оказаться где-нибудь подальше отсюда. Я покрепче сжала в руке оружие.
Септум начал жевать. Моргнул. По команде опять откусил, а мы с императрицей наблюдали, застывшие и напряженные, несмотря на усталость и боль в каждом суставе.
– Ешь.
Хлеб и мясо исчезали кусок за куском, в животе у меня урчало. К тому времени, когда капитан покончил с кормлением, холод ночи совсем меня заморозил. Сжимающие кинжал пальцы ныли, и никак не удавалось расслабиться. Капитан кивнул, и императрица Хана опустила крышку на место. Крышка хлопнула, и я больше не видела Септума, но его лицо оставалось выжженным в моей памяти, и я не могла от него избавиться.
– Надо поесть и двигаться дальше, – сказал капитан и протянул сверток в вощеной бумаге.
– А когда же мы отдохнем?
Он пожал плечами.
– Если хочешь, можешь поспать в задней части повозки. А как долго, ваше величество, вы сможете оставаться в этом… образе?
– Вы имеете в виду управление мертвецом? – спросила она. – Думаю, полный день и ночь – и предел будет близок. В прошлом… в прошлый раз под конец в нем стало весьма неприятно.
Я смотрела на крышку ящика, чтобы не встретиться взглядом с капитаном. Предыдущим телом, которое она носила до предела, был иеромонах, о чем капитану Энеасу лучше не знать.
Я заткнула кинжал капитана за грязный кушак, развернула вощеную бумагу и нашла там остатки мяса и хлеба. Все засохшее и несвежее, но еда есть еда, и я сунула кусок мяса в рот.
– Это мой кинжал, – сказал капитан.
– Знаю, – с полным ртом произнесла я. – Но у тебя есть сабля, а у меня нет, так что я оставлю кинжал себе.
Он нахмурился.
– Ненадолго, – добавила я. – Пока не найду получше. Ты что, думаешь, я собралась тебя убить?
– Эта мысль приходила мне в голову.
– Что ж, капитан, на этот счет не тревожьтесь, – вмешалась императрица. – Вы слишком ей нравитесь. Хотя она не колеблясь проткнет меня кинжалом за эти слова.
В самом деле, так приятно было бы погрузить лезвие ножа в ее мертвое тело и понаблюдать, как потечет кровь, но такой поступок лишь докажет ее правоту, и ей это известно. Мертвец ухмыльнулся.
– Я признательна вам за такое игривое замечание, ваше величество, – сказала я вместо того, чтобы проткнуть ее. И со всем возможным достоинством – в ее теле это могло получиться. – Но неплохо было бы всем нам сосредоточиться на текущих задачах. Например, мне нужно вернуть свое тело.
Я достала из-за пояса кинжал капитана и вложила рукоять в его открытую ладонь.
– Вот, теперь тебе незачем беспокоиться о безопасности. А мне о своей остается только молиться.
Отказавшись от помощи императрицы, я взобралась на козлы, кляня все на свете.
– Твое идиотское тело ноет со всех сторон. Даже веки болят, ну как такое возможно?
Трудно сказать, сколько времени прошло до тех пор, когда капитан Энеас снова запряг в повозку вола. Мы уже собрались ехать дальше, и императрица устроилась рядом с Септумом на сене, а капитан все возился у головы вола.
Я закатила глаза.
– Мне казалось, ты собирался двигаться дальше.
– Один момент.
– Тебе незачем беспокоиться, что я намереваюсь поставить нас обоих в неловкое положение, признавшись в любви, которой, кстати, не чувствую, что бы там ни болтала ее величество. Ты не конченое дерьмо, это верно, только это далеко не любовь. Так что залезай и поехали, пока Лео нас не достал.
Капитан Энеас лишний раз подтянул упряжь на воле и откашлялся.
– Благодарю, – сказал он. – Я стараюсь жить по божьим заповедям.
– Да уж, это должно быть не сложно, когда убиваешь и исполняешь приказы безумцев, – пробормотала я, и императрица позади меня фыркнула.
Не слышавший моих слов капитан Энеас вскочил на место возницы и взял поводья. Но прежде чем заставить животное двинуться, он обернулся и серьезно посмотрел на меня.
– Ты тоже не такая скверная, как думаешь о себе, – сказал он, ненадолго лишив меня дара речи.
Всю ночь я дремала, а утром проснулась с желанием умереть. Во рту пересохло, и голова разболелась, глаза я открыла, только чтобы снова закрыть. Солнце светило слишком ярко, и я опиралась на плечо капитана Энеаса.
Вот дерьмо. Я попробовала сесть, но перед глазами все закружилось.
– Ох, нет-нет, – сказал он. – Приляг. Уверяю, неудобства мне это не доставляет, а ты совсем нездорова.
Я опять склонила голову на его плечо, ненавидя в тот миг его непринужденность и силу в той же степени, как и собственную потребность в ней.
– Эй, твое величество, – прохрипела я. – Можешь прямо сейчас забирать свое тело.
– К сожалению, скоро я буду вынуждена присоединиться к тебе, – хриплым голосом ответил возница. – Этой шкуре недолго осталось, но я буду тянуть в ней, сколько получится. Мне кажется, напряженность от пребывания нас двоих в одном теле усугубляет болезнь.
– Вот как, усугубляет? Тогда отвали, – сказала я, нечаянно капнув слюной на плечо капитана и не имея сил из-за этого переживать.
– Что ж, спасибо, госпожа Мариус. Продолжайте с того места, где вас прервали, капитан Энеас.
Капитан Энеас откашлялся.