Мы оседлаем бурю

Выгравированные на моем клинке молитвы скрылись в его животе и вышли с другой стороны, у его руки с охотничьим ножом.

– Мне жаль, – выдавил я липкими от крови губами.

Он опять рассмеялся.

– А мне нет.

Он нацелился ножом мне в горло. Удар должен был меня убить. Мы должны были умереть вместе, но близость смерти, как ничто другое, наполняет энергией чистого ужаса, и я сбросил с себя Эску и откатился. С глухим шлепком Эска рухнул в остатки костра. Темноту ночи наполнило шипение, вонь паленых волос и кожи.

Послышались крики. Торопливый топот ног. Кто-то похлопал меня по щеке.

– Капитан? Капитан! Проклятье, да принесите же факел!

То ли факел зажгли моментально, то ли я отключился, потому что, открыв глаза, увидел пылающий дегтярный факел. Он был воткнут в землю рядом с Йитти, чьи шершавые руки скользили по моей груди, отчего мне хотелось поскорей умереть.

Я простонал.

– Ты еще жив, капитан, – сказал он, – но мне придется тебя зашить, так что еще не все закончилось.

– А Эска?

– Мертв.

Глупый вопрос. Конечно, он мертв.

– Кишава собирается освободить его душу.

– Не нужно.

Только боги знают, почему я это сказал. Мне меньше всего хотелось отрезать Эске голову этой ночью, но заставить это делать кого-то другого…

– Не нужно, капитан?

– Не нужно. – Его игла неожиданно впилась мне в кожу, и я заскрежетал зубами. – Я сам это сделаю.

– Сегодня ночью ты не в состоянии что-либо делать.

– Да будь ты проклят, Йитти! – рявкнул я. – Зашей меня, и я все сделаю.

Он не ответил, но крикнул остальным, продолжая меня зашивать. Я закрыл глаза, стараясь сосредоточиться на окружающих звуках, на голосах и разговорах, на шорохе шагов и фырканье лошадей, встревоженных запахом крови. Я приказал Оруну выгулять их и успокоить – по крайней мере, мне показалось, что приказал. При каждом уколе иглы и жжении протягиваемой нити все расплывалось перед глазами.

Зашив меня и промыв ожоги, Йитти оставил меня в одиночестве. Остальные Клинки давно вернулись к тем занятиям, от которых их отвлекли, хотя относительная тишина в лагере предполагала, что большинство спит. Мне и самому хотелось только спать, но сон придется отложить еще ненадолго.

Йитти оставил потрескивающий факел, и в мерцающем круге света лежал Эска. Его глаза под полуопущенными веками уставились в пространство, и хотя лицевые мышцы ослабли, его гордость никуда не делась. То ли от обмана зрения в неровном свете, то ли от усталости, но мне показалось, что Эска насмешливо улыбнулся, как только я поднял его голову и положил себе на колени.

Руки у меня тряслись, когда одной ладонью я взял его за голову, а другой сжал нож. Тело еще не остыло и не окоченело, и после первого надреза на землю между моими коленями хлынула теплая кровь.

– Ну и дурак же ты, – сказал я, пытаясь сосредоточиться на своей задаче, но взгляд то и дело возвращался к его лицу. – Ты мог бы сдаться.

Хотя на его лице не было ни кровинки, я с легкостью представил, как его губы шевелятся в мерцающем свете.

– Как и ты, – ответил бы он. – Но раз ты не хотел сдаваться, то и я тоже. Мы всегда были глупцами.

Сопя от натуги, я перерезал ему горло. Человеческое тело настолько же завораживающе крепкое, как и хрупкое. Глаза защипало от слез. Так не должно было случиться. Ведь мы вместе были седельными мальчишками, а когда подросли, вместе тренировались, учились, ели и спали рядом. Я считал членом семьи каждого Торина, но Эска был мне ближе всех.

– Помнишь тот день, когда мы разбили чашу главного гуртовщика? – сказал я, разрезая последнюю полоску кожи и переходя к плотным мышцам вокруг хребта. – Нам не полагалось находиться в его шатре. Не помню, как мы там оказались, наверняка набедокурили, ты вечно впутывался в неприятности. Я наткнулся на стол, и он упал. До чего же я перепугался! Я не признался тебе, как испугался, что меня вышвырнут и мне придется бродить в одиночестве по степи, собирая объедки, но ты наверняка и сам это понимал. Я был так напуган, что даже не мог солгать, а ты… – Я вонзил острие ножа в сухожилие. – Ты свалил все на пса, который повсюду таскался за Аристасом, и тебе поверили, потому что ты умел соврать так, что и Мона со своими весами не вычислит. И вечно улыбался.

Не знаю, засмеялся я или заплакал, но, когда я рассекал хребет Эски, слезы затуманили мне зрение. Скользкими, трясущимися руками я возился дольше обычного, но вскоре он получил возможность встретиться с Моной, и на его губах уже играла улыбка.

Глава 3

Кассандра

Он испустил последнее дыхание меж влажных губ. Звук был умиротворенный, даже изящный, ничего общего с тем ужасом, который я натворила. Выкатившиеся из орбит глаза. Кровь. Слюна. Сперма. На складках жира блестел пот. Член был еще напряжен, но это вполне в порядке вещей.

«Может, не стоит на это смотреть, Кассандра?»

Ага, Она снова здесь. Я отвернулась – не ради нее, а потому что мертвая плоть, как обычно, затянула свой призыв, это выводит из себя куда сильнее, чем кровь или кишки.

У меня не было времени как следует подготовить маршрут для отхода, но теперь я наконец-то осмотрела комнату. Без учета трупа это было роскошное пространство с бархатом, шелками и бахромой, вездесущей бахромой, но ни позолота, ни изящная мебель не могли скрыть вонь.

«Если бы ты с ними не трахалась, в комнате и не воняло бы».

– Заткнись.

Я вытерла нож о расшитую… штуковину, переброшенную через спинку кресла.

«Наверное, стоит целое состояние. Похоже на кисианскую работу».

– Заткнись.

Конечно, Она не заткнулась. Как обычно.

Влажное облачко городского смрада из распахнутого окна боролось с мерзкой вонью затхлых духо?в, вина и совокупления. На улице раздавался гомон голосов. В полнолуние на ночных базарах всегда многолюдно, народ толкается, пытаясь протиснуться к лоткам с лучшей снедью. В животе у меня заурчало.

«Что, так и будем тут прохлаждаться? Может, тебе и все равно, но мне не хочется, чтобы меня схватили».

Я хмыкнула, застегнула ремень и сунула кинжал обратно в ножны.

– Вряд ли сюда ворвутся слуги, он же занят, – тихо сказала я, подходя к его туалетному столику – очередному позолоченному предмету мебели с огромным зеркалом, в котором отражалась половина проклятой комнаты. Ящик открылся так плавно, словно сделан из фетра, и я увидела аккуратно разложенные драгоценности. Карман моего плаща не вместил бы много, не привлекая внимания, и потому я взяла только самые мелкие и легкие предметы. Несколько колец с большими камнями, несколько богато декорированных булавок и медальон с купеческим гербом. Никогда не угадаешь, что может пригодиться.

Одеваясь, я хихикала и болтала с трупом – на случай, если кто-нибудь из слуг подслушивает, а потом завернулась в плащ и пошла к двери. Сумрачный коридор был пуст – по крайней мере, людей в нем не наблюдалось, хотя наверняка кто-нибудь подсматривал. Слуги вездесущи и все видят, и никому из них не платят достаточно хорошо, чтобы они хранили секреты хозяина.

Первого слугу я встретила на лестнице. Юноша подчеркнуто отвернулся и пробормотал молитву.

– Шлюхи не заразны, – сказала я, проходя мимо, но тот лишь отвернулся еще сильнее и поежился.

Из-за насаждаемой моды к архаичным ценностям я уже могла и не утруждаться прятать лицо под большим капюшоном.