Будь моей и умри

Будь моей и умри
Дей Кин

Дей Кин

Будь моей и умри

Глава 1

В телефонной трубке голос моложавого любовника не казался мне ни романтичным, ни соблазнительным. Я выслушал сбивчивую речь, произнесенную почти взахлеб, и уставился в ночное окно. Дождь с такой силой бил по стеклам, что вибрировали жалюзи. Я поспешил к телефонному звонку в прихожую, даже не надев тапочек, и здесь, стоя на голом холодном полу, задавал себя вопрос, почему, черт возьми, я должен слушать какой-то бред Стива Миллета и студить себе ноги.

– Послушай, Стив, – наконец вклинился я, – позвони-ка мне позже, когда протрезвеешь.

– Но пойми же, Слэгл! – истерически заорал он в телефонную трубку. – Я попал в неприятную историю! Очень неприятную. Ты должен приехать немедленно.

Было уже четыре часа утра. Я задержал дыхание, пытаясь одновременно оторвать обе ноги от пола. Ничего не получилось. Наконец мне удалось стянуть пальцами ног пижаму так низко, чтобы встать на нее пятками.

– Прошу тебя, Джонни!

Штанина вырвалась из-под ноги, а пол был холодным. Я хотел было повесить трубку, но все-таки не сделал этого, удержало обращение: "Прошу тебя". До сих пор в его словаре таких слов не было.

Телефонный аппарат стоял на краю буфета, рядом с занавеской, отделяющей прихожую от столовой. Я подпрыгнул и использовал буфет в качестве насеста. Правда, ногам от этого не стало теплее.

– Неужели твое дело не может еще немного подождать? – раздраженно спросил я.

– Разумеется, не может! – воскликнул Миллет. Он закашлялся, а я использовал эту паузу, чтобы задрапировать ноги в занавеску. – Мне кажется, что я кого-то убил. Но я же не могу сообщать тебе об этом по телефону.

Скользкая занавеска сползла с моих ног, и к тому же бархат оказался почти таким же холодным, как и мраморные плиты пола.

– Где ты сейчас?

– На ранчо... Я – на ранчо... Слэгл... Джонни, прошу тебя...

– Ладно, сейчас приеду, – буркнул я и повесил трубку.

Сейчас бы мне с гораздо большим удовольствием хотелось лететь на Марс, чем ехать на ранчо Миллета, находившееся в долине Сан-Фернандо.

Ноги успели так замерзнуть, что стать более холодными, вероятно, не могли бы. Я поплелся на кухню и зажег свет. Пока я подогревал воду для кофе, прислушивался к шуму дождя, стоя то на одной ноге, то на другой.

Размышлять о деле Миллета не имело смысла. Следовало ждать, пока он не расскажет о своей истории подробно. Если он действительно пьян и его слова – лишь игра воображения, то он наверняка испытает на своей шкуре силу моих кулаков.

Наконец кофеварка зашипела, и я в десятый раз подумал, что четыре часа утра слишком поганое время, чтобы думать о чем-либо, кроме горячего грога.

Но я выпил черного кофе и поплелся в спальню.

Салли не спала.

– Если ты думаешь, что сможешь согреть об меня свои холодные ноги, то жестоко ошибаешься.

Я зажег свет у туалетного столика и стал размышлять, надо ли надевать старые носки. Наконец решил надеть свежие.

– Только не веди себя так таинственно, – сказала Салли. – Кто это звонил?

– Стив Миллет.

– О-о!

Я достал из шкафа носки, сел на край кровати и растер ноги.

– Надеюсь, ничего страшного? – спросила она.

– Пока не знаю. – Под простыней ее формы выглядели так заманчиво, словно были облиты тяжелым шелком. Салли лежала на боку, подложив руку под щеку, и наблюдала за мной. А у меня появилось желание снова забраться в кровать, запустить руки в ее длинные светлые волосы и заснуть. А может быть, и...

Но Салли улыбнулась, показав свои белоснежные зубы в обрамлении ярко-красных, не тронутых помадой, губ.

– Ты куда?

– Он хочет поговорить со мной.

Улыбка исчезла. Салли отвернулась.

– Это обязательно?

– Это – моя работа, дорогая.

Для такой погоды больше был пригоден костюм из грубой пряжи, я надел также рубашку и коричневый галстук, который позже, при дневном свете, оказался голубым. Затем я надел самые старые сапоги. Оглянувшись через плечо, увидел, как Салли подергивает пальцами нитки на стенном ковре. От меня не ускользнуло также, что лоб ее нахмурен, но что я мог поделать?

Мой плащ был мокр еще от вчерашнего дождя, но я все-таки надел его. Напоследок отыскал мягкую серую фетровую шляпу и нахлобучил себе на голову.

Полностью облаченный, я снова присел на кровать к Салли, и мы посмотрели друг на друга.

– О'кей! – сказала она. – Только возвращайся поскорее.

– Конечно, – ответил я.

Она подставила мне свои губы, а я запустил свои пальцы в ее волосы. Последовавший за этим поцелуй нельзя было назвать родительским. Салли откинулась на подушку, торжественно подмигнула и спрятала свое лицо.

Я выключил свет и отправился в гараж. Уже с первых шагов я понял, что сделал ошибку, надев не те сапоги. На улице воды было по щиколотку. Дождь как начался вчера днем, так и не кончился до сих пор.

На холмистых местах машина шла хорошо, но в долинах из-под колес выбивались фонтаны воды. Дважды я чуть было не наткнулся на застрявшие грузовики, а немного позже лишь чудом избежал столкновения с машиной, которая неожиданно вынырнула из-за поворота, потому что из-за мутной пелены дождя видимость была лишь на несколько десятков ярдов. И я был чертовски рад, когда наконец увидел широко раскрытые и ярко освещенные ворота ранчо Стива Миллета.

По эквалиптовой аллее я проехал к дому и остановился впритирку к темной шестицилиндровой машине Миллета – спортивной машине иностранного производства, специально оборудованной согласно желанию знаменитого заказчика.

Само ранчо было под стать машине – и то, и другое стоило огромных денег, но ранчо было, конечно, делом более прибыльным. Миллет вложил большую часть своих денег, полученных им за три фильма, в землю, скупив огромные пространства плодородных земель в долине. Он называл свое приобретение "страховкой в старости". Но, по моему мнению, если он будет жить так же, как и раньше, то к старости у него вообще ничего не останется. Для меня оставалось загадкой, как он вообще до сих пор оставался в живых. Я знал людей, которые предпочитали бы присутствовать на его похоронах сегодня, нежели завтра, и если бы даже захотел пересчитать их по пальцам, мне бы пришлось нанять для этого еще с полдюжины рук.

Ранчо было отличным, но, насколько я знаю – и вряд ли кто знал об этом лучше меня, – Миллет за последние десять лет не вырастил тут ничего, кроме греха. Урожай он собирал только в виде большеглазых молодых девушек.

Я затормозил, но продолжал сидеть в машине, душою оставаясь еще у себя дома. Закурил сигарету, задумался о том, какие неприятности на этот раз заработал себе наш "милый друг". Если они были действительно серьезными, было бы совсем неплохо так и оставить его в этом дерьме, вместо того чтобы вытаскивать из беды, вытирать его наманикюренные пальцы, прочищать его классический нос, похлопывать по широкой мужской спине и подстрекать тем самым на новые подлости. И вдобавок ко всему давать советы, учитывая интересы киностудии.

Дождь теперь дружелюбно, почти интимно постукивал по крыше машины. Я докурил сигарету, но не вылезал из машины. Мелькнула мысль вернуться домой, позвонить Стиву и послать ко всем чертям. Правда, тогда студия порвет со мной договор, – ну и черт с ними. Я ведь в любой момент могу возвратиться на прежнюю работу в уголовную полицию. В полиции уже одно было хорошо: там нет сложностей. Бродяга там считается бродягой, которого сажали за решетку, едва появлялась возможность поймать его.