Кто был нашим режиссером? Ибо ведь не комедию она разыгрывала передо мной: ее беспокойство было подлинным.
Я вернулся в спальню. Даже мертвая она была красивой. Мне нужно было бы ненавидеть Джоан, но это было выше моих сил. Я жалел ее, рабыню моих чувств. В момент просветления, когда алкоголь еще не одержал верх над ней, она все-таки успела меня предостеречь.
Казалось просто невероятным, что человек, из которого жизнь била через край, может вот так внезапно умереть. Ее белые руки были раскинуты, словно приглашая в объятия, пухлые губы полуоткрыты в страстном ожидании любви. Любви от последнего и самого верного любовника – смерти.
Перед домом затормозила машина, и я сразу запаниковал. Подкравшись к окну, я посмотрел в щелочку сквозь жалюзи. Там стояла патрульная полицейская машина. Из нее вышли двое молодых полицейских, неторопливых, хмурых и недовольных, видимо, из-за дождя.
Насколько я понял, приехали они по обычному вызову. Кто-то из соседей, кому не спится по ночам – а может быть, и молочник, – позвонил в полицию и сообщил, что на их улице валяется пьяный. А молодые полицейские, вероятно, не знали, что Джоан когда-то была замужем за Стивом Миллетом. Да им это и вовсе ни к чему.
Я бросился в гостиную, накинул на себя мокрую куртку и затвердевший от сырости плащ. Шляпу я вытащил из камина, порезавшись при этом о разбитое стекло.
Шаги приблизились. Я поспешил на кухню и облегченно вздохнул, увидев, что дверь черного хода открыта.
– Огонь горит, – раздался голос одного из полицейских. – Но перед домом я не вижу никакого пьяного.
– Позвони, – предложил его коллега.
Я перемахнул через веранду и, лишь когда миновал пять домов, вспомнил о револьвере. Он валялся на стуле и в списках значился за мной. Но даже если бы я не оставил там оружия, все равно был бы подозреваемым номер один. Бунгало сплошь усеяли отпечатки моих пальцев. С таким же успехом я мог бы расписаться на стене кровью.
Наконец я решился выйти на улицу. Один из полицейских как раз садился в патрульную машину, видимо, для того чтобы сообщить о трупе. Через пять или, самое позднее, десять минут сюда примчится с полдюжины машин. Осмотрят револьвер и созвонятся с кем нужно. Группа экспертов тоже примется за отпечатки пальцев, и часа через два начнутся розыски Джонни Слэгла.
Я быстро, но так, чтобы не вызвать подозрений, добрался до своей машины и поехал к себе в контору. В раннем утреннем свете моя контора показалась печальной и заброшенной. В зеркале над умывальником я увидел человека, который срочно нуждался в бритье. Но еще скорее мне следовало найти убежище.
А ведь все это началось со звонка Миллета в четыре часа утра. Миллет! Проклятая собака! Пока он развлекался в теплой постели со своей очередной женой, я доигрался до того, что меня будут разыскивать по подозрению в убийстве!
Необходимо ехать домой и все объяснить Салли. Объяснить все, что касалось женского трупа. Объяснить свое пробуждение перед домом Джоан. И еще очень многое: труп на кровати, разбросанная одежда, револьвер без двух пуль.
В шкафчике над умывальником я нашел бритву и крем для бритья, быстро вымылся и побрился. Следы губной помады исчезли вместе с моей растительностью. Я все еще оставался Джонни Слэглом, великолепным и жестким Джонни Слэглом, который бросил свою работу в полиции и перешел на работу, связанную с частным расследованием, потому что поддался мечте. Мечте по имени Салли...
Я мог бы уже быть с ней где-нибудь в Сан-Диего. Предложение Пола Глэда ведь было совершенно серьезным. Достаточно только протянуть руку и взять чек – больше ничего не требовалось.
Я вытерся полотенцем и швырнул его в угол. Салли должна узнать обо всем от меня, а не из газет.
Пол хотел, чтобы я исчез из города, и заплатил Джоан, чтобы она уговорила меня сделать это. Но Джоан слишком много выпила, не справилась со своей задачей, и это, должно быть, привело Пола в бешенство. Возможно, также, что Джоан знала еще о чем-то. И могла мне об этом сказать, если бы я был предупредительнее по отношению к ней. Но теперь уже поздно гадать: что было бы, если бы... Джоан мертва, а полиция придет к выводу, что ее убийцей является Джонни Слэгл. Кто-то играл в очень серьезную игру. Чертовски серьезную.
Несмотря на то что дом наш находился высоко на холмах, моя поездка на машине была подобна поездке на корабле по морю. Я проплыл на своем "кадиллаке" через море воды прямо в гараж и остановился рядом с машиной Салли. Ее синий "форд" был на пять лет старше моего "кадиллака", но теперь мне придется воспользоваться им. Как только полиция объявит о моем розыске, каждый постовой будет приглядываться к серым "кадиллакам".
– Джонни!
Это была Салли. Она стояла в дверях гаража по щиколотку в воде. В пижаме и халате она выглядела такой же молодой, как и Шерри Гембл.
Я вылез из своей машины.
– Хэлло, малютка!
– Все закончено? – поинтересовалась она.
– Если бы так... – Я взял ее под руку и пошел в кухню.
– У меня все ноги мокрые, – сказала она.
Салли сбросила туфли и обтерла ноги полотенцем. Ножки ее были как у куколки. Но под глазами я увидел темные круги. Судя по всему, она не спала. Ее густые светлые волосы были стянуты на затылке. Я обнял ее, и мы поцеловались. Я давно ждал этого, сам того не подозревая. Неприятное жжение в желудке исчезло – Салли наверняка поймет меня.
– Я приготовлю завтрак! – сказала она.
– Не надо.
– Ты снова уезжаешь? – В ее голосе промелькнуло беспокойство.
– Так надо, дорогая.
– Что ж, раз ты так говоришь, значит, действительно надо.
– Но сначала я должен тебе кое-что рассказать. А потом ты можешь приготовить кофе.
Она испуганно посмотрела на меня.
– Что случилось, Джонни?
Каким образом можно рассказать женщине о страшных вещах и при этом не испугать ее? Каким образом помочь ей преодолеть страх? Как в спокойных тонах рассказать об убийстве, в котором ты невиновен?
Она пощупала мою куртку.
– Ты же весь мокрый. Все промокло насквозь.
– У меня неприятности, – сказал я.
– Я знаю, – кивнула Салли. – Это сразу видно по твоему лицу. Ты что, убил Стива Миллета?
– Нет.
Она сложила руки на коленях и выжидательно посмотрела на меня.
Я начал рассказывать. Рассказ получился сухой и беспощадный. Я не упустил ни малейшей подробности.
– Поэтому я не могу оставаться здесь. Самое позднее через полчаса они приедут.
– О, боже ты мой! – простонала она и закрыла лицо руками. Потом вдруг подняла голову и сказала сухо: – Ты еще успеешь принять горячий душ и надеть теплую одежду. Или ты собираешься получить воспаление легких?
Она думала только обо мне.
Я положил руку ей на плечо и поцеловал ее.
– Я люблю тебя, Салли.
– Я люблю тебя, Джонни.
Ее тело, которое я так хорошо знал и которое все также волновало меня и всякий раз казалось новым, плотно прижалось к моему мокрому пальто.