Танец мотылька

– Вика, расскажи, как ты себя чувствуешь?

И тут меня начинает трусить. Я осознаю, что наступило время тех самых вопросов.

– Как после аварии, – бормочу и прячу голову поглубже в шею, будто страус в песок. Рассматривать ковер – лучший из вариантов поведения, которые мне сейчас приходят на ум. Я не хочу отвечать, не хочу вспоминать, а еще больше, не хочу говорить о Марке.

– Ко мне заходил следователь… – и Вера Васильевна бьет по самому больному, – он просил провести с тобой беседу о муже.

Неслышно скриплю зубами. Охаю от нового прострела в ребрах. Дышать становится тяжелей, вместо вдоха неприятный булькающий свист.

– Виктория, ты точно в порядке?

– Кажется, – отвечаю с усилием.

– Послушай, все что ты здесь скажешь, будет только между нами. Только если, конечно, ты не убила кого-то, – сквозь улыбку женщины пробивается серьезный настрой. – Лишь тогда я буду вынуждена дать показания. Так как у нас не стандартное посещение, я обязана открывать следствию нужные детали.

Замираю от ее слов. Что она несет? Кого убила? О чем речь? Женщина продолжает:

– То есть врачебная тайна не полностью в твоем распоряжении, но личные темы я не буду выносить из кабинета. Понимаешь меня?

Не понимаю. То есть: я скажу личное, о том, что не помню мужа, и, если это окажется важным для расследования – моя тайна будет раскрыта? Хорошенький расклад. Тетенькая, вы, наверное, не в своем уме!

– Вика? – переспрашивает меня психотерапевт и ласково улыбается. И я не верю этой улыбке. Не. Ве. Рю!

– Что? – хочется зарычать, но я смахиваю на дурочку: притворяюсь, что не поняла вопроса.

– Расскажи мне о Марке, – она слегка отклоняется на спинку кресла. Оно скрипит.

Я – букашка в банке. Мне не хватает воздуха.

– Он – хороший, – выговариваю, а сама ищу за что зацепиться взглядом, чтобы не показывать этой мучительнице глаза.

– Ты говоришь как-то не уверено.

– Я не знаю, что еще сказать…

– Ты любишь его?

Незримый удар под дых, который выбивает остатки воздуха. Тут же простреливает от спины до груди, отчего хочется сложиться пополам.

– Вика, ты не можешь уклоняться от вопросов. Ты должна отвечать.

– Наверное, – бормочу, а сама едва ли нахожу силы сделать вдох. Неужели она не видит, как меня ломает?

– Если ты думаешь, что сможешь избежать этого – ты заблуждаешься. У меня история болезни на столе, и я знаю, что у тебя ничего серьезного, так что, не ломай комедию, – Вера Васильевна говорит странно, резко и надменно. Она совсем не похожа на врача, который помогает душам.

Меня бросает в пот. Вытираю пальцами крылья носа. Заношу руку, чтобы просушить лоб, но вспоминаю о порезе и оставляю затею.

– Вика, ты любишь Марка? – настойчивей спрашивает психотерапевт.

Я решаю, что кивка будет достаточно. Так не хочется слышать собственное вранье.

Женщина улыбается:

– Хорошо. Расскажи самое яркое впечатление, связанное с мужем.

Дыхание все еще затруднено, я хриплю, немного откашливаюсь и понимаю, что мне нечего сказать. Придумать? Но это же выяснится. Это будет потом. Как я хочу домой! Там все станет ясно. Есть родители, которые подтвердят эту путаницу, братья, сестры, друзья… Стопорюсь на последнем. У меня нет друзей: только коллеги, партнеры и конкуренты. Я не подпускаю к себе чужаков. Есть еще он. Но его просить о помощи я не буду.

– Мы ходили в кино, – начинаю я.

Женщина кивает, улыбается одними губами.

– На какое?

– Не помню название, плаксивая романтическая комедия, – в душе я заливаюсь истерическим смехом, даже ресницы подрагивают, но я сдерживаюсь, чтобы не захохотать вслух.

Вера Васильевна щурится. Внимательно смотрит мне в глаза, затем снова кивает. Она ждет, молча. Значит, мне нужно еще что-то говорить. Ладно, сочиняю дальше:

– Мы ели попкорн, пили колу, а потом гуляли по Набережной.

– А почему тебе этот день запомнился?

– Марк сделал мне предложение, – тихо говорю я, и сама сжимаюсь от этой лжи. Доктор, видимо, воспринимает это, как смущение. Она уводит взгляд и быстро что-то пишет в тетрадь.

– Вика, сейчас будет трудный вопрос.

Я нервно сглатываю. Наверняка, спросит о личной жизни или что-то подобное. Что тут трудного? Если первая ложь прошла, пройдет и вторая.

– Давайте, – уже бодрее отвечаю я.

Ребра, не переставая, ноют. Малейшее движение и меня пронизывает невидимой стрелой боли. Что-то я нарушила, когда прыгнула на лестнице. Вот дура! Не хватает еще самой же затянуть выздоровление.

– Куда вы ехали, перед тем как случилась авария?

Задерживаю дыхание.

Кто-то кричит над ухом, чья-то рука скользит по лицу и разрезает мою щеку кольцом. Я падаю. Сверху сыплются сумки, пакеты, ошметки разноцветных тканей, пропитанных кровью, обломки синих сидений. Один из них врезается в ребро, и я затихаю.

– Тяжелые воспоминания, но придется, – мягко говорит Вера Васильевна.

Смотрю на нее стеклянными глазами и чувствую, как по щеке катятся слезы.

– Разве это поможет тем, кто погиб? – зло выдавливаю я.

– Поможет разобраться в причинах.

– Каких причинах? Я при чем?! – вскрикиваю, и тут же забиваюсь в угол дивана от ее гневного взгляда.

– Может и не при чем, но ответить нужно.