Путешественница

Честно сказать, все это затрагивало его самолюбие. Однако все это, возможно, и устроено с тем, чтобы избавить его от греха гордыни? Стиснув зубы, он решил принять выпавшую ему участь со всем присущим ему мужеством и всем смирением, на какое способен, но не смог удержаться и попытался ощупать рукой (или тем, что было у него вместо руки), где же кончается его нога.

Рука наткнулась на что-то твердое. Пальцы зацепились за чьи-то мокрые спутанные волосы. Он резко сел, с трудом отодрал кровавую корку, крепко склеившую его веки, – и вместе со зрением к нему вернулись воспоминания.

Он ошибался. Это был ад. Но, увы, Джеймс Фрэзер отнюдь не умер.

На нем, поперек, лежало чье-то мертвое тело, придавившее своей тяжестью его левую ногу, поэтому он ее и не чувствовал. Тяжелая, как пушечное ядро, голова мертвеца лежала лицом вниз на его животе, и на мокрое полотно рубашки свисали свалявшиеся волосы. Внезапно испугавшись, Джейми дернулся – голова скатилась набок, ему на колени, и из-под волос на него незряче уставился полуоткрытый глаз.

Это был капитан Джек Рэндалл; его красивый красный мундир так промок, что казался почти черным. Джейми попробовал скинуть с себя мертвеца, но неожиданно ослаб. Его рука соскользнула с плеча Рэндалла, локоть, на который он пытался опираться, не удержал тяжести, и Джеймс, упав обратно на спину, уставился в бледное пасмурное небо, от которого кружилась голова. С каждым глубоким вздохом по животу непристойно перекатывалась голова Джека Рэндалла.

Он плотно прижал ладони к влажной земле – между пальцами просачивалась холодная вода, а рубашка на спине насквозь промокла – и, извернувшись, перекатился на бок. Труп медленно соскользнул – и плоть его, лишившись последней защиты, стала открыта дождю и холоду, внезапно пробравшему до костей. Он стал крутиться на земле, пытаясь сладить со своим слипшимся грязным пледом, и вдруг услышал вдалеке, сквозь вой весеннего ветра, похожего на голоса духов, далекие крики и стоны и над ними – хриплое карканье. Вороны. Похоже, множество.

«Странно это, – отстраненно подумал он. – Птицы не должны летать в такую бурю».

Наконец ему удалось вытащить из-под себя плед и укутаться. Накрывая ноги, он увидел, что килт и левая нога в крови, но это его не расстроило и не испугало, а лишь вызвало смутный интерес: темно-красные разводы представляли собой контраст с окружающим его серо-зеленым болотом, поросшим вереском. Вскоре он перестал слышать отголоски битвы и под зловещее карканье покинул поле Каллодена.

Много позже его разбудили окликом:

– Фрэзер! Джейми Фрэзер! Ты здесь?

«Нет, – рассеянно подумал он. – Меня здесь нет». Где бы он ни был, когда пребывал без памяти, там казалось куда приятнее. Нынче он лежал в неглубокой яме, на дне которой стояла вода. Перестало моросить, но над вереском по-прежнему выл резкий студеный ветер. Небо потемнело, почти почернело – похоже, дело шло к вечеру.

– Да говорю тебе, я видел, как он где-то здесь свалился. Там еще утесник рос.

Далекий голос был еле слышен.

Рядом с его ухом послышался какой-то звук. Он повернулся к его источнику и увидел ворона, который замер среди травы неподалеку и уставился на него яркими глазами-бусинами. Черные перья вставали дыбом от ветра. Ворон пришел к выводу, что Фрэзер не опасен, изящно изогнул шею и крепким острым клювом тюкнул в глаз Джека Рэндалла.

Джейми дернулся и сердито рявкнул на птицу. С негодующим карканьем ворон взлетел.

– Эгей! Туда!

Послышалось хлюпанье шагов, и вскоре Джейми увидел над собой чье-то лицо и почувствовал на плече руку друга.

– Он жив! Давай сюда, Макдональд! Дай руку, а то он сам идти не может.

Оказалось их четверо. С большим трудом они закинули бессильные руки Джейми на плечи Юэна Кэмерона и Иена Маккиннона и поставили его на ноги.

Он хотел попросить, чтобы его оставили в покое: вместе с рассудком вернулось и воспоминание о желании смерти. Однако он был слишком рад вновь встретить своих и потому промолчал, тем более что снова дала о себе знать помертвевшая нога, что говорило о том, что рана тяжелая. Все равно ему осталось недолго, а коли так, то и хорошо, что не во тьме одиночества.

– Воды?

У его губ возник ободок чаши; Джейми сумел немного отпить и даже не пролил ни капли.

Кто-то на миг коснулся его лба рукой, но ничего не сказал.

Он весь горел, а закрыв глаза, видел огонь под веками. От жара губы его растрескались и болели, но это было лучше, чем то и дело возвращавшийся озноб. По крайней мере, при жаре он мог спокойно лежать в доме, а от озноба его бросало в дрожь, пробуждавшую в ноге спящих демонов.

Мурта.

Почему-то он точно знал (непонятно откуда, он ничего об этом не помнил), что его крестный отец погиб. Из дошедших до его ушей разговоров он понял, что там, на вересковой пустоши, пала почти что половина шотландской армии, но само сражение начисто пропало из его памяти.

Он не был новичком в битвах, потому знал, что в такой забывчивости нет ничего необычного. Понимал он, и что память рано или поздно вернется, потому искренне надеялся умереть до того.

При этой мысли он шевельнулся и испытал прилив такой ужасной боли, что не удержал стон.

– Джейми, ты как?

Рядом с ним озабоченно приподнялся на локте Юэн. В сумраке утра бледнело его лицо: повязка с пятнами крови, бурые пятна на вороте – шальная пуля содрала кожу с головы.

– Ничего, все в порядке.

Он протянул руку и благодарно коснулся плеча друга. Юэн в ответ дотронулся до его руки и улегся обратно.

Черные вороны, черные, как тьма. Вечерами они убирались на покой, но поутру птицы войны, спутники сражений, вновь прилетали на свой ужасный пир.

«И мне могли выклевать глаза, этакими-то клювами», – задумался он о собственных глазах, настоящем лакомстве для падальщиков.

Глазные яблоки беспокойно крутились под веками, тщетно ища забытья, и рассвет виделся им багровой тьмой.

У единственного окна крестьянского дома сошлись мужчины. Они вели тихую беседу.

– Да какой побег, что ты? – сказал один из них, кивнув на свет за окошком. – Побойся бога, малый! Самый здоровый из нас еле передвигает ноги, а шестеро вообще не ходят.

– Можешь ковылять – давай, – произнес кто-то из лежавших на полу. – Незачем на нас равняться.

Джейми скосился на свою раненую ногу, замотанную обрывками килта, и скривился.

Дункан Макдональд, отвернувшись от окна, мрачно улыбнулся и покачал головой. Неверный утренний свет подчеркивал морщины, избороздившие его усталое лицо.

– Думаю, лучше затаиться, – заявил он. – Тут видимо-невидимо англичан, что твоих вшей, – аж из окна видно. С Друммондских болот целым не выбраться никому.

– Тем, кто бежал с поля битвы вчера, тоже далеко не уйти, – тихо вставил Маккиннон. – Слышали, как английские войска ночью прошли форсированным маршем? Думаете, им трудно настигнуть разношерстную компанию беглецов?

Все они прекрасно знали ответ. Большинство горцев еще до битвы едва стояло на ногах – так они изнемогли от холода и голода.

Джейми отвернулся к стене. Он надеялся лишь на то, что его люди покинули битву вовремя и смогли пройти достаточный путь. Лаллиброх стоял на отшибе, в стороне от Каллодена, и у них была возможность спастись. Другое дело, что войска Камберленда (Клэр рассказывала), гонимые жаждой мести, беспощадно разорят всю Горную Шотландию.

От новой мысли о Клэр в душе поднялась страшная тоска. Как бы он желал, чтобы она очутилась рядом, прикасалась к нему, врачевала раны и клала его голову на свои колени! Но она ушла – ушла от него на двести лет в будущее, – и слава богу, что так! Из прикрытых глаз медленно покатились слезы, и, превозмогая боль, Джейми отвернулся набок, чтобы скрыть свою слабость от других.

«Боже, пусть у нее все будет хорошо! – взмолился он. – У нее и младенца».

После полудня в окна неожиданно пополз дым. Пугающий запах был острее и гуще, чем пороховая гарь, и слишком уж напоминал кабана на вертеле.

– Покойников жгут, – сказал Макдональд.

Он так и просидел возле окошка все время, что они провели в доме. Со слипшимися от грязи иссиня-черными волосами и бледным изможденным лицом, Макдональд и сам напоминал покойника. Над зарослями вереска то и дело раздавались щелчки выстрелов. То были жесты милосердия – английские офицеры из сострадания добивали ружейными зарядами бедняг в тартанах, а затем сваливали их в погребальный костер вместе с более везучими товарищами, погибшими сразу. Джейми поднял голову: Дункан Макдональд так и сидел у окна, но с закрытыми глазами.

Лежавший рядом с Фрэзером Юэн Кэмерон перекрестился.