Стрекоза в янтаре

Если до этого я глядела на нее с интересом, то теперь была совершенно заворожена. Так, значит, это и есть племянница Сайласа Хоукинса и дочь баронета, невеста виконта Мариньи! Нет, этот брак не для нее, это уж слишком! Я огляделась по сторонам, ища глазами виконта, и, к своему облегчению, убедилась, что его среди гостей нет.

– Ничего страшного, – сказала я и заслонила ее собой от толпы гостей, заполнивших зал. – Не хочется говорить – и не надо. Хотя, пожалуй, попробовать спеть что-нибудь было бы нелишне.

Тут меня осенила идея.

– Я знала одного врача, он как раз специализировался на заикании. Так вот, он уверял, что при пении заикание исчезает.

Глаза Мэри Хоукинс удивленно расширились. В этот миг я заметила поблизости альков, где за шторой виднелась уютная скамья.

– Сюда. – Я взяла ее за руку. – Можно отсидеться здесь, тут не надо будет говорить с людьми. Если захочется спеть, можете выйти и присоединиться, когда мы начнем. А нет – так сидите себе спокойно до самого конца приема.

Она молча смотрела на меня, потом лицо ее озарила благодарная улыбка, и она нырнула в альков.

Я немного подежурила рядом, болтая с гостями и не давая любопытным слугам беспокоить Мэри в ее убежище.

– Вы так чудесно выглядите сегодня, ma chere!

Это была мадам де Рамаж, одна из фрейлин королевы, важная и очень достойная дама средних лет, она пару раз приходила к нам на ужин. Она тепло обняла меня и осмотрелась – нет ли кого поблизости.

– Надеялась встретить вас здесь, дорогая, – сказала она, приблизившись почти вплотную и понизив голос. – Хотела бы дать вам один совет. Остерегайтесь графа Сен-Жермена!

Проследив за ее взглядом, я увидела, что в зал входит тот самый мужчина с худощавым лицом, которого я видела в доках Гавра. Он вел под руку спутницу – молодую, элегантно одетую даму. Очевидно, он меня не заметил, и я поспешно отвела глаза.

– Что… разве он… то есть… – пробормотала я, чувствуя, что краснею.

– Да, люди слышали, что он о вас говорил, – ответила мадам де Рамаж, помогая мне преодолеть замешательство. – Я так поняла, что между вами в Гавре произошла какая-то размолвка?

– Да, что-то в этом роде, – ответила я. – Причина сводилась лишь к тому, что я обнаружила на его корабле человека, заболевшего оспой. Правда, после этого корабль пришлось уничтожить… Ну и он был… не слишком доволен этим, – робко закончила я.

– Ах, так вот оно что…

Похоже, мадам де Рамаж удовлетворил мой ответ. Я полагала, что мое объяснение даст ей теперь преимущество во время светской болтовни и сплетен, из которых, собственно, и состояла светская жизнь в Париже.

– А он тут уверял разных людей, что вы – ведьма! – заметила она с улыбкой и помахала рукой какому-то знакомому. – Прелестная история! Никто, разумеется, ему не поверил, – утешила она меня. – Каждый знает: если какой-нибудь скандал связан с именем Сен-Жермена, он сам тому виной!

– Вот как?

Я не совсем поняла, что она имеет в виду, но в этот момент в толпу, громко хлопая в ладоши, ворвался герр Герстман.

– Сюда, сюда, месье, мадам! Все в сборе, мы начинаем.

Хор торопливо выстроился возле клавесина, а я обернулась к алькову, где пряталась Мэри Хоукинс. Мне показалось, что занавеска дрогнула. А когда заиграла музыка и зал наполнился стройным пением, то из алькова донесся чистый голос, высокое сопрано, – впрочем, это мне тоже могло показаться.

– Очень мило, англичаночка, – сказал Джейми, когда я, раскрасневшаяся и запыхавшаяся, присоединилась к нему после концерта.

Он усмехнулся и покровительственно похлопал меня по плечу.

– Откуда тебе знать? – сказала я, беря с подноса у проходившего мимо лакея бокал вина. – Ты же совсем не разбираешься в пении.

– Во всяком случае, оно было достаточно громким, – невозмутимо ответил он. – Было слышно каждое слово.

Тут я заметила, как он весь напрягся, и обернулась посмотреть, кого же он там увидел.

Только что вошедшая дама была хрупка и мала ростом, она едва доставала Джейми до нижнего ребра. Ручки и ножки – словно кукольные, тонкие, как на китайских рисунках, бровки над глубокими иссиня-черными глазами, напоминавшими ягоды можжевельника. И шаг у нее был легкий и немного подпрыгивающий, словно она не шла, а танцевала.

– Аннализа де Марильяк, – любуясь ею, сказала я. – Прелестное создание!

– О да!

Что-то в его голосе заставило меня поднять глаза. Мочки ушей у него порозовели.

– Именно над ней ты одержал свою первую романтическую победу во Франции? – язвительно спросила я.

К моему удивлению, он рассмеялся. Услышав смех, дама обернулась, и при виде Джейми на лице ее засияла ослепительная улыбка. Она уже было направилась к нам, но тут ее внимание отвлек некий джентльмен в парике и нарядном шелковом камзоле цвета лаванды – он довольно нахально остановил ее за руку. Перед тем как обернуться к своему новому собеседнику, она кокетливым жестом махнула веером в сторону Джейми.

– Что тут смешного? – спросила я, видя, как он все еще улыбается, провожая глазами нежно колышущиеся кружевные юбки дамы.

Эти слова заставили его вспомнить о моем присутствии, и он снова улыбнулся – на этот раз мне.

– Да ничего особенного, англичаночка. Просто ты сказала о победах, и я вспомнил, что первая моя дуэль, да, по правде сказать, и последняя, состоялась именно из-за Аннализы де Марильяк. Мне было восемнадцать.

Голос его звучал немного мечтательно, и он следил глазами за темным париком с короткими завитками, мелькавшим в толпе. Перед ним склонялись напудренные головы и белоснежные локоны; среди этих пышных волн то здесь, то там мелькали парики с розоватым оттенком – последний крик моды.

– Дуэль? Но с кем? – спросила я, ища глазами возле китайской куколки господина, которому могло бы взбрести в голову продолжить старую ссору.

– О, его здесь нет, – ответил Джейми, заметив и верно истолковав мой взгляд. – Он умер.

– Ты убил его?

Взволнованная, я произнесла эти слова громче, чем следовало бы. Несколько голов с любопытством повернулись в нашу сторону. Джейми подхватил меня под локоть и торопливо отвел к стеклянной створчатой двери.

– Потише, англичаночка! Нет, я его не убивал. Хотел, – злобно добавил он, – но не убил. Он умер два года назад от болезни горла. Джаред сказал.

Он вывел меня в сад, на аллею, освещенную фонарями. Их держали слуги, стоявшие, словно швартовые тумбы, через каждые пять футов – от террасы до фонтана, которым заканчивалась аллея. В центре над поблескивающей темной водой выступали туловища четырех дельфинов, поливающих струями довольно раздраженного на вид Тритона, пытавшегося отогнать их трезубцем, впрочем, безуспешно.

– Не томи меня! – потребовала я, когда мы удалились от террасы на достаточное расстояние. – Что произошло?

– Ладно, так и быть. – Он вздохнул. – Ты, наверное, заметила, что эта Аннализа довольно хорошенькая?

– Правда? Ну, раз уж даже ты так считаешь, придется, видно, признать этот факт, – нарочито ласковым тоном заметила я.

При этом глаза мои злобно сверкнули, а рот искривила ироническая усмешка.

– Да. Так вот… Я был в Париже не единственным кавалером, придерживающимся этого мнения. Я совершенно потерял голову. Бродил, словно в тумане, караулил на улице, в надежде увидеть, как она выходит из дома и садится в карету. Джаред говорил, что камзол болтался на мне как на вешалке, и вообще я походил на воронье пугало с всклокоченными волосами.

Он бессознательно провел рукой по волосам, туго стянутым на затылке синей лентой с безупречно завязанным бантом.

– Забывал есть…