Наложница дракона

– Принцесса Таши, – дрогнувшим голосом позвала женщина. – Это очень важно. Пожалуйста! Нам надо знать, ваш дракон, он…

И она осеклась.

Я глаза открывать не стала. Но по коже пробежал холодок. Как это папахен сказал? Не смей противостоять мне, если не хочешь потерять дракона? Мамочки! Так это мне… Мне не просто так адски больно было, что ли? Это мой дракон… умирал?!

– Ничего, госпожа, – словно сквозь вату донеслись слова лекаря. – Мы попробуем по-другому.

Что-то чиркнуло и в ноздри врезался незнакомый запах. И не просто запах, вонь! Хуже этого только… Да нет, ничего хуже этого не бывает и быть не может! Какая-то болотная гниль напополам с аммиаком и чем-то еще, не менее поганым!

Не выдержав, я чихнула.

А внутри послышалось недовольное ворчание!

Открыв глаза, я увидела, что лекарь водит перед носом какой-то зажженной лучиной. Отсюда и вонь.

– Уберите, – недовольно попросила я.

Хотела отодвинуть раздражитель, но рука на полпути обрушилась на кровать. Слабость.

Снова чихнув, я приложила нечеловеческое усилие к тому, чтобы отвернуться.

– Все в порядке, госпожа, – сказал лекарь. – Дракон принцессы жив.

Внутри обиженно рыкнуло. Мол, а вы что, сомневались? Да уберете вы эту вонь, или нет?

Вонь убрали.

– Сухие побеги дадусуо, – сказал лекарь. – Драконы не любят этот запах.

Не просто не любят, ненавидят, сказала бы я, если бы пожелала с ними разговаривать. А драконица внутри снова зарычала. Угрожающе.

Это почему-то развеселило доктора.

– Вижу, дела на поправку, – сказал он, и, обернувшись к женщине, сообщил: – Дракон принцессы жив, в этом нет никаких сомнений.

Та только полы синего кимоно подобрала и опрометью из покоев выбежала, только и видели.

А меня опять магией и расспросами о самочувствии мучать начали. Хорошо девчонки-джошу вернулись, с новой порцией изумрудного сока.

Попив, я более-менее разговорчивая стала и в меру послушная. Дала себе осмотреть и расспросить. Магическое «вливание», которое лекарь делал, уже гораздо менее болезненно прошло. Хотя, конечно, тоже приятного мало.

А когда он ушел, меня, не дав подняться, на движущейся по воздуху доске в ванную носили, где, – сопротивляться девчонкам элементарно сил не было – выкупали, какой-то массаж сделали, потом камнями обложили, как в спа, куда мамочка ходить обожает, только здесь для процедуры, похоже, драгоценные камни использовались… И, переодев в свежую ночнушку с завязками под горлом, на свежие простыни уложили.

Затем поднос с чем-то съестным приволокли. Упоительные ароматы защекотали ноздри.

– Принцесса, не будете ли вы столь любезны, чтобы перекусить? – спросили меня.

Я заверила, что буду. Любезна и даже больше. Слабость-слабостью, а аппетит разыгрался жуткий.

Пока я какую-то сладкую кашу с кусочками сухофруктов и орехами поглощала, мне сообщили, что в отключке я провела, точнее в этой вот болевой агонии, семь дней.

У меня, итак еще сильно слабой, хоть после массажа и воспряла немного, ложка из рук выпала. Банально.

– Сколько?! – переспрашиваю, вытаращившись на Аки.

Ложку мне тотчас заменили (и где только взяли другую, такую же?) и закивали, мол, вы не ослышались.

– Семь суток, – в каком-то коматозе повторила я.

– Все могло быть хуже., принцесса Таши. Гораздо хуже, – сказала Аки, а сама чуть не плачет. У Акиры с Акико тоже глаза на мокром месте.

На мой немой вопрос, что мол, еще хуже со мной могло случиться, одна из них прошептала:

– За неповиновение предводителю – смерть.

У меня внутри все сжалось. Потому что поняла, правду говорят. И драконица внутри поежилась, затаилась. Я прямо ощутила это! Потому что это для меня отец – предводитель. А для нее – вожак! И она, получается, в Святилище вожаку вызов бросила! Перед всеми!

Голова кругом от таких новостей.

Завтрак (или обед) так измотал, что, доев кашу, на подушки откинулась в изнеможенье. Только глаза прикрыла и тут же встрепенулась от тревоги. Показалось, что что-то произойти должно. Очень для меня неприятное.

И тут же за дверью раздалось:

– Верховный предводитель Огненного дракарата, Золотой дракон Мичио!

Дверь открылась, впуская папахена.

Глава 6

Отец, сильный, властный, величественный, вошел в покои чеканным шагом. И в комнате как-то сразу стало меньше воздуха, и даже ветерок, что играл занавесками, притих. Девчонки-джошу снова лбами в пол уткнулись, как показалось, с каким-то утроенным, по сравнению с прошлым разом, рвением.

Отец чуть пальцами пошевелил – и их как ветром сдуло. Хотя вслух ничего не сказал, соответственно они о приказе покинуть покои знать не могли. Я это драконьей магии приписала. Которую, кажется, по звону пространства слышала.

А папахен замер у постели и буравит меня взглядом.

И сразу съежиться захотелось, одеялом с головой накрыться, как в детстве, и затаиться, ждать, пока мир сам исправится.

Но я сдержалась. И хоть взгляд у отца тяжелый до одури, тоже снизу-вверх на него смотрю, не отводя взгляда, жду, что будет.

– Я был недостаточно убедительным, дочь? – тихо и так недобро проговорил отец, что показалось, лучше бы кричал. Потому что сейчас, как я поняла, верховный предводитель просто в ярости. – Когда предупреждал – не перечь мне?!

Это он о том, что на площади я типа ему вызов бросила, и, против величайшей воли, оборот начала?

– Наверно, это я была не слишком убедительна, отец, – да, лежу и нарываюсь, самым наглым образом. Потому что что-то внутри подсказывает: раз не убил, значит, уже не убьет. А лежачего вообще, как известно не бьют. Поэтому имею полное право, так сказать.

– Ты не слышал, что я сказала перед всем этим спектаклем? Ты должен был ответить согласием Ледяным. И меня сейчас здесь вообще быть не должно.

При мысли о том, что вместо того, чтобы здесь подыхать от боли, я могла парить в синем-синем небе крыло о крыло с серебристым драконом, как-то воспряла духом. Потому что разозлилась – жутко!