Путь игрушки

Каким-то образом она знала, что ее пальчиков будет мало, ничтожно мало, но сейчас казалось, что даже такая малость способна подарить столь желанное облегчение.

Тонкие пальчики с аккуратными коротко остриженными ногтями коснулись бесстыдно распахнутых складочек, отчего розовое лоно заблестело еще больше.

– Оближи пальчики, – прозвучало словно со стороны, – а потом поиграй с собой.

Мишель приблизила руку к губам, старательно облизала, посасывая, средний палец и выгнулась, еле слышно застонала, когда коснулась тугого, ставшего невероятно чувствительным местечка.

Налившийся желанием бугорок вздрагивал от малейшего прикосновения, пульсировал под бесстыже-скользкими пальчиками, сочился пряной влагой, словно просил, нет, требовал не прекращать, не останавливаться.

Сладкие, похожие на спазмы ощущения заставили тяжело дыша, откинуться на спинку кресла и свести вместе колени.

– Шире ножки, – прозвучало хриплое. – Не смей их сводить!

Нечеловеческим усилием Мишель развела в стороны колени и это простое движение в разы усилило чувствительность в том месте, где сейчас собралась, сконцентрировалась вся ее суть.

– А-ах, – вырвалось у нее короткое и она закусила губу, таким беспомощным и бесстыдным показался собственный голос. – А-а-ах!

– Раздвинь складочки другой ручкой, детка, – прозвучал чей-то властный голос, в котором за усмешкой слышалось столь явное возбуждение, что Мишель непроизвольно облизала пересохшие губы.

А затем послушалась.

Указательным и средним пальцем другой руки развела пухлые влажные складочки, натягивая кожу и чуть приподнимая скользкую горошинку, вновь потеребила ее средним пальчиком… И тут же хрупкое тело стали сотрясать такие сладкие спазмы, что она забыла обо всем на свете.

Одна за другой, накатывали волны небывалого по своей силе, неведомого наслаждения, но, когда она приблизилась к самому пику и с силой зажмурилась под кружевной маской, все закончилось. Оборвалось.

В холодном поту Мишель подскочила на кровати, судорожно комкая в руках одеяло.

Дыхание ее было тяжелым, прерывистым.

Осознание бесстыжести сна накрыло девятым валом, заставило хлынуть к щекам волны жара. Мишель чувствовала себя, как если бы подглядывала за чем-то крайне непристойным и крайне возбуждающим в замочную скважину… и не досмотрела. Словно ее застали врасплох на самом интересном месте.

– Тайная комната, – сорвалось хриплое с ее губ. – Это все эти проклятые разговоры о Тайной комнате… И алкоголь.

Словно в доказательство ее предположения во рту было сухо до омерзения, а в голове шумело.

– Сон. Просто сон. Только непонятно, как с такими снами можно избегать демонов и хранить девственность, – вырвалось у нее и прозвучало это так нескромно и возбужденно, что из груди вырвался стон.

Мишель покосилась на соседнюю кровать и нахмурилась. Постель Заури оставалась идеально застеленной. Осознание, что подруги до сих пор нет, отрезвило.

Нахмурившись, она откинулась на подушку.

Пошарила рукой на тумбочке, нащупала прохладный корпус линкофона. На позывные подруга не отвечала, на сообщения тоже…

Мишель начало колотить беспокойство.

– Больше никаких клубов, – пробормотала она под нос. – Никаких «Тайных комнат». Никаких демонов.

И тут же перед глазами возникло лицо с идеальными чертами, пронзительными синими глазами, властным чувственным ртом.

Мишель снова застонала и перевернулась на другой бок.

Собственная нагота стала тяготить ее. Казалось, сон переехал в явь и за Мишель продолжают наблюдать. Проклиная себя за мнительность, она все же заставила себя встать и надеть пижаму.

А затем ворочалась с боку на бок почти до самого утра. Стоило небу за окном посветлеть и подернуться розовинкой, Мишель провалилась в неглубокий беспокойный сон.

Сквозь сон Мишель услышала, как дверь воровато скрипнула и отворилась.

Часто моргая, Мишель приподняла голову.

На пороге стояла ундина.

Но в каком виде…

***

Рукав от платья оторван и в прореху виднеется покрытая синяками и ссадинами, кожа. Чулки отвратительно рваные, на коленях ссадины. Платье грязное, мятое, в чем-то зеленом – то ли в траве, то ли еще в чем-то.

Черные кудрявые волосы стоят дыбом, причем с одной стороны, кажется, подпалены.

На щеке ссадина, губа разбита. В широко распахнутых стеклянных глазах застыл ужас.

– Заури?!

Сон как рукой сняло.

Мишель вихрем вскочила с кровати и, схватив русалку за руку, повлекла ее к кровати. Заури не сопротивлялась. Пальцы ундины были холодными, безжизненными.

– Заури! – Мишель была в отчаянье. – Кто это сделал? На тебя напали? Скажи что-нибудь!

Подруга смотрела перед собой невидящим взглядом, а когда попыталась что-то ответить, с губ сорвался сип.

– Надо… надо обратиться к федералам! – почти прокричала Мишель, хватая с тумбочки линкофон.

В последний момент на ее локоть легли прохладные пальцы.

Мишель оглянулась.

Глазам русалки возвращалось осмысленное выражение.

– Не надо федералов.

– Заури, миленькая, – Мишель чуть не плакала. – Но тебе надо к врачу…

Русалка вздрогнула всем телом и помотала головой.

– Нет! – попросила она так отчаянно, что внутри Мишель все сжалось от острой жалости. – Их было восемь…

Какое-то время Мишель молчала, не в силах выдавить из себя ни звука, потом решительно поднялась.