Тайнопись видений

На козырек крыши села ворона и с интересом посмотрела на страдания паренька.

– Чего ты пялишься? – рассердился тот. – Я тут важную штуку решаю! Идти мне к ним или нет?

«Кар!» – с готовностью ответила ворона и принялась чистить перья.

– Так я тебя и понял, чучело ты невысушенное!

Генхард обреченно вздохнул, сунул булку за пазуху.

– А и чего я буду опять ничейный? А они-то меня любить будут. Рыжая точно любит уже. Вобла злой, а остальные нормальные вроде. Я, наверное, с ними поживу пока. А если что, уйду. На мне заклятья-то нету! Свободный я! Вот чуть не то, и уйду!

Он решительно поднялся и зашагал к городской стене.

Порченые сидели там же, где вороненок их оставил. Замерзшие, грустные. У Яни опять глаза на мокром месте.

– Чего? Думали, бросил я вас? – широко улыбнулся Генхард. – А я и жилье нам нашел, и хлеба купил!

Даже Марх в ответ на такие новости перестал корчить кислую мину.

– Что, прямо так все и вышло? – недоверчиво переспрашивал он, слушая рассказ Генхарда.

– А ты прямо не знаешь, где я вру, а где нет? – огрызался тот, с удовольствием поглядывая, как порченые лопают хлеб.

Так и поселились они в развалюхе. Весь день драили пол, таскали с помоек тряпки, чтобы соорудить на первое время постель. Печь затопили, но неудачно: из пролома в трубе повалил дым. Часть его выходила через потолочные дыры, а другая клубилась посреди мазанки. Стали искать для починки глину и камни. Измучились все, но так и не залатали. Пришлось топить по-черному, потом проветривать. Печь успела нагреться, и возле нее было куда теплее, чем в лесном шалаше или в стогу сена, где они провели последнее затмение. Спать легли уже в полной темноте под уютное воркование голубей, и Генхард напрочь забыл о словах пьянчуги. Несколько дней новоселы прожили спокойно, пока однажды ночью из-под половиц не послышался жуткий, протяжный стон.

Глава 4

Кожица цикады

Запись от первых суток Белого Дракона.

Третий узел. Трид спящих лесов. 1019 год эпохи Близнецов.

Я вижу, что время мое в этом храме иссякнет
Подобно песчинкам, ушедшим с водой из ладоней.
Сиянье цветка угасает, он тленом подернут.
Обмерзли его лепестки на ветру судьбоносном…

* * *

Для выхода в свет Кайоши облачился в лучший наряд: шелковые брюки, тунику с воротником-стойкой, приталенный кафтан без рукавов с двумя разрезами позади, от которых полы красиво развевались при ходьбе, и высокие мягкие сапоги до колен. Провидец носил только цвета Драконов – фиолетовый и золото. Это, с одной стороны, раздражало Кайоши однообразием, а с другой – говорило о его невероятном богатстве и слепило завистью всех работников храма.

Кайоши было чем похвастать в такие дни. Пуговицы из чароита. Манжеты с драгоценной вышивкой. Голенища, инкрустированные россыпью бриллиантов. Юноша так переливался и сверкал, что, стоя перед зеркалом, сам себе казался ненастоящим. Он тщательно причесался, следя, чтобы каждый волосок занял свое место, и только тогда нашел прическу совершенным произведением.

Кайоши любил идеальный порядок и стремился к нему во всем. Он всегда был аккуратен и внимателен, но в последнее время в голове царил хаос. Нервы с трудом выдерживали его, и Кайоши стал особенно придирчив к своей внешности и окружению.

Мэджу – кудесники и артисты Чаина – иногда наведывались в горы Сай для развлечения местных провидцев, которым запрещался выход за стены. Кайоши не особенно любил мэджу, но сегодня ожидал их с нетерпением. После позорного битья палками в каждом углу многочисленных построек храма шептались о неудаче Кайоши и злоехидно поливали его грязью. Этим выходом юноша намеревался продемонстрировать возвращенное величие и показать ползающим по земле червякам, что им даже после перерождения не стать аметистовой бабочкой и не занять место первого провидца императора. Была и еще одна причина, неприятная до дрожи, но думать о ней предсказатель пока не хотел.

Когда образ был почти завершен, Кайоши открыл шкатулку и достал недавний подарок Ли-Холя – расшитый алмазным бисером пояс с пряжкой в виде драконов, окруживших двуцветный круг солнца. Юноша закрепил его поверх жилета, еще покрутился перед зеркалом и ухмыльнулся, довольный собой. На ум пришел стих настоятеля:

Роза в душе
Не увянет зимой.
Молодость в щеках.

Выступление мэджу давно началось. Из открытого окна уже доносились залпы фейерверков, шум и смех. В обычные дни храм был тих и недвижим, как панцирь погибшей черепахи. Лишь слуги и младшие ученики терзали его монолитный покой подобно суетливым муравьям.

Главный город Чаина – Пичит – находился в полудне пешего пути от гор Сай. Его людная сутолока не касалась прозрачных вод Красного озера и не мешала провидцам сосредотачиваться на снах. Но несколько раз в год, особенно по праздникам, в храм прибывали мэджу, и в эти дни обитель Богов-Близнецов ничуть не уступала живости торгового квартала Пичита.

Выступления всегда начинались под вечер: в темноте ярче раскрывались бутоны фейерверков, и только после захода солнца главный провидец императора мог покинуть комнату, чтобы смутить звезды мерцанием роскошных одежд и блеском аметистовых глаз.

Он шагал по дорожке, освещенной вереницами напольных фонариков, к краю плато, где на многоярусных ступенях возле сцены сидели все от мала до велика жители храма. Еще утром здесь не было ни гирлянд из бумажных фигурок, протянутых от дерева к дереву трепетными паутинками, ни осколков зеркал под ногами для защиты от злых духов, которые могли прийти вместе с мэджу из внешнего мира. Считалось, что увидевший свое отражение призрак становился пленником зеркала. Оно поглощало его, а потом слуги сметали осколки и высыпали в заговоренную яму за стеной, освобождая храм от пойманной нечисти.

Сцену и зрительские сиденья собрали за несколько часов – на тихой поляне для медитаций, окруженной яблоневым садом.

Фейерверки запускали внизу, на берегу Красного озера, и зрелище было, как всегда, невероятным. Кайоши остановился полюбоваться, прекрасно понимая, что народ сейчас слишком взволнован красотой праздничных огней и не заметит его блистательного появления.

На белой плитке дорожек вспыхивали и гасли желтые, оранжевые, синие отсветы. Кайоши перевел взгляд на сцену, где аляповатые мэджу разыгрывали юмореску. Он наблюдал за ними и неожиданно почувствовал, как внутри выросло и достигло предела невыносимое напряжение. Провидец бросился обратно в покои, так и не показавшись на глаза толпе. Под ногами блестели стекла, в их дробной мозаике отражались тающие брызги фейерверков, но Кайоши не смотрел, куда наступает. Драконы не ошиблись, предупреждая о сегодняшней подсказке.

* * *

Архипелаг Большая Коса, о-в Валаар, г. Медук,

13-й трид 1019 г. от р. ч. с.

Ранним утром какой-то ненормальный мальчишка вопил под окнами последние новости, будто в Соаху сменилась власть. Чтоб его пеплом разнесло, этого болвана. О какой угол он ударился, чтобы такое придумать? Нико хотел встать и запустить в шумного придурка ночным горшком, но раскалывалась голова. Зря он вчера столько выпил.

С другой стороны, как тут не напиться. После позорного поединка неудачи сыпались, словно бусины с порванного ожерелья. Всю первую половину трида юноша провалялся в этой лечебнице на окраине Медука – старинного городка у подножия меловых скал. Остатки денег спустил на еду, бинты и постель, но до сих пор толком не оправился.

– Проклятый Чинуш. Чтоб ты там заикался до смерти! Чтоб тебя молнией шарахнуло! Чтоб тебя акулы в море сожрали! – прошипел Нико ставшее ритуальным утреннее приветствие врагу.

Он так и не понял, правдивы ли были слова наемника о Таваре. Если да, то почему Чинуш отказался выполнить приказ мастера? Наверняка солгал. Захотел раззадорить Нико, а потом насладиться его унижением. Он помешался на титуле первого ученика и вполне мог провернуть подобное.

Нет, серьезно. Какой еще заговор? Такалам каждый трид проверял Летучих мышей на верность. И в числе обязательных была клятва наследнику. Разве реально обмануть слух старика?

После такого проступка Чинуш легко не отделается. Если ему хватит мозгов, он больше не сунется в Соаху. Никогда. Иначе Нико лично снимет с мерзавца скальп, переломает ему все конечности и заставит раскаленные гвозди глотать.

Принц забылся и, сжав пальцы в кулаки, застонал от боли: запястья заживали медленно.

Хотелось поскорее вернуться в Соаху. Плевать на книгу и прималей, теперь уже не до них. Таинственные письмена будоражили воображение юноши, но лучше было продолжить поиски после возвращения на родину и не побрезговать ради этого галеоном Седьмого. Только одна причина до сих пор удерживала принца на острове – год еще не прошел. Возможно, Чинуш нарочно разозлил господина, чтобы тот прервал испытание и вернулся во дворец раньше срока.

Горластый мальчишка снова принялся вопить небылицы. Нико не выдержал, приподнялся на постели и распахнул окно. В лицо тут же повалил дым из пекарни напротив. Он стелился низко, явно к дождю. Пасмурные улицы и серые дома, затянутые ржавой листвой побитого морозом винограда, нагоняли тоску.

– Эй! – крикнул Нико. – Что за чушь ты там порешь с утра пораньше? Хочешь, чтоб язык тебе отрезали за вранье?

– Ни вот столечко не вру, господин хороший! – ответствовал паренек лет шести, задрав голову так, что не по размеру большая шапка плюхнулась в лужу.

Он выругался, спешно отряхивая ее, и снова обратился к Нико.

– Мы с батькой моим только что с Еванды приехали! Там торговцы с Соаху всем рассказывают, что власть сменилась! На престоле теперь Восьмой!