Эти слова он сопровождал жестами, изображающими подхват чего-то тяжелого, объятие и осторожное прикосновение пальцем.
– Человек может казаться мертвым после какого-нибудь несчастного случая. Это возможно. Он выглядит мертвым, но в действительности он… просто спит мертвым сном.
– Как Белоснежка? Я ведь ее поцеловал. Может, это ее пробудило?
– Джонатан, это всего лишь сказка.
Джонатан поразмыслил:
– Тогда, как Иисус.
Священник сердито скривился, но не успел подобрать слов для ответа.
– Она была мертвой, – продолжил Джонатан. – Так посчитала Рита.
А вот это стало для пастора неожиданностью. Рита заслуживала доверия более всех известных ему людей.
Джонатан собрал со стола хлебные крошки и отправил их в рот.
Священник поднялся. Все оказалось намного сложнее, чем он мог предположить.
– Уже поздно, и на улице холод. Проведешь остаток ночи здесь, хорошо? Вот тебе одеяло, устраивайся в том кресле. Ты совершенно измотан.
Однако Джонатан не унимался:
– Я ведь прав, преподобный? Это похоже на воскрешение Иисуса?
А пастор уже думал о своей постели, возможно еще сохранившей остатки тепла на примятом пасторским телом матрасе. Он рассеянно кивнул:
– В том виде, как ты это изложил, – пожалуй. Определенное сходство есть. Но не стоит ломать над этим голову сейчас.
Джонатан ухмыльнулся:
– И это я первым сообщил вам новость.
– Я этого не забуду. Ты был первым, от кого я это услышал.
Джонатан с довольным видом откинулся на спинку стула, и его глаза начали слипаться.
Священник устало поднялся по лестнице на второй этаж, в свою спальню. В летние месяцы он бывал совсем другим человеком, бодрым и оживленным, да и выглядел лет на десять моложе своего настоящего возраста; но под темным осенним небом силы его покидали, и уже к декабрю он начинал испытывать хроническую усталость. Ложась в постель, он сразу проваливался в тусклые глубины сна, а по пробуждении не чувствовал себя отдохнувшим.
Он не имел объяснения событиям этой ночи в «Лебеде», но уже понял, что там произошло нечто очень странное. И он решил отправиться туда следующим утром. С этой мыслью он забрался в постель, подумав, что в июне в это время уже светало бы. А ныне впереди были еще долгие часы зимней тьмы.
– Господи, ниспошли здравие той девочке, если только она существует, – помолился священник. – А мне поскорее ниспошли весну.
Засим он погрузился в сон.
Кутаясь в драное пальтецо, словно оно и впрямь могло защитить его от непогоды, бродяга шел по тропе к реке. В услышанной ненароком истории он почуял запах денег – и уже знал, кто будет готов раскошелиться. Тропа была узкой и малохоженой: из земли выступали камни, о которые вполне мог запнуться даже абсолютно трезвый человек, а на ровных участках попадалась скользкая глина. Поминутно спотыкаясь и поскальзываясь, он размахивал руками в поисках равновесия и каким-то чудом всякий раз его находил. Уж не духи ли тьмы поддерживали его под замерзшие руки? Эта мысль показалась бродяге настолько потешной, что он сдавленно хохотнул. Проковылял еще немного, утомился и начал испытывать жажду. Во рту было гадко, – казалось, вместо языка там болтается трупик мыши, издохшей дня три назад. Он сделал остановку, достал из кармана бутыль и, промочив горло, поковылял дальше.
Достигнув реки, он продолжил путь по берегу против течения. Ориентиры терялись во тьме, но едва он подумал, что пора бы уже поравняться с Сивушным островом, как перед ним возник знакомый спуск к воде.
Название этот остров получил недавно. Раньше его называли просто Островом, и этого вполне хватало, благо никто его не посещал, да и смотреть там было не на что. Но когда в Рэдкоте появились новые люди – сначала мистер Воган, а затем и его молодая жена, – одной из перемен, внесенных ими в жизнь округи, стало строительство на этом клочке земли завода, производящего спиртные напитки и серную кислоту. Отсюда и пошло название. Многие акры земли, принадлежавшей мистеру Вогану, были засажены сахарной свеклой, а специально построенная узкоколейка облегчила перевозку свеклы на остров и вывоз оттуда готового бренди. И для всего этого нужно было много рабочих рук. Но что было, то сплыло. По какой-то причине производство остановилось. То ли бренди оказался дрянноват, то ли прибыль маловата, то ли мистер Воган охладел к этому бизнесу… Однако название за островом сохранилось. Заводские корпуса еще стояли на прежнем месте, но все оборудование бездействовало. Узкоколейка подходила к самому краю берега, но мост на остров был разобран, так что ящики призрачного бренди, покидая по рельсам завод-призрак, не могли бы рассчитывать на иной пункт назначения, кроме речного дна…
Бродяга замешкался, не зная, как быть дальше. Изначально он думал просто подойти к воде и криком обратить на себя внимание, но теперь осознал никчемность этой затеи. И тут – представьте, какая удача! – он заметил причаленную к берегу маленькую гребную лодку, с какой могла управиться и женщина. Кто бы ни оставил ее здесь, лодка оказалась как нельзя кстати. Бродяга порадовался своей удаче – этой ночью небеса ему явно благоволили.
Он залез в лодку, и та опасно закачалась под его весом, но он был слишком пьян, чтобы паниковать, и слишком долго прожил на реке, чтобы так просто взять и перевернуться. Он сел на скамью, и старые навыки сами собой задали работу веслам, пока нос лодки не уткнулся в берег острова. Пусть и не в причал, но это были уже мелочи. Он шагнул через борт, намочив ноги до колен, поднялся по склону и зашагал далее к своей цели. В центре острова маячило трехэтажное главное здание завода. Восточнее находился сернокислотный цех, а за ним – складские строения. Бродяга двигался как можно тише, но все же недостаточно тихо – когда он зацепился ногой за что-то и чуть не упал, из ниоткуда возникла рука и, схватив его сзади за шею, удержала от падения. При этом пальцы сдавили шею очень болезненно.
– Это же я, – просипел бродяга. – Я один!
Хватка ослабла. Более не было сказано ни слова, и бродяга последовал за безмолвным человеком, в темноте ориентируясь по звуку его шагов. Так они добрались до здания склада.
Просторное помещение не имело окон, и воздух внутри был насыщен множеством ароматов. Дрожжи, разные фрукты, приторная сладость с горчинкой – эта смесь была такой густой, что ее приходилось не столько вдыхать, сколько заглатывать порцию за порцией. В свете жаровни виднелись бутылки, медные чаны и бочки, нагроможденные как попало. Жалкое подобие современного цеха, когда-то работавшего на острове, хотя именно оттуда были похищены все детали этого перегонного аппарата, да и цель была той же: производство спиртных напитков.
Человек держался здесь по-хозяйски. Он, в отличие от пришельца, не глазел по сторонам, а сразу опустился на стул, и силуэт его щуплой фигуры четко обозначился на фоне оранжевого огня жаровни. Не поворачивая головы к бродяге, он занялся повторным раскуриванием погасшей трубки под полями низко надвинутой на лоб шляпы. Только сделав первую затяжку и разбавив ароматы помещения вонью дешевого табака, он подал голос:
– Кто видел, как ты сюда добирался?
– Никто.
Молчание.
– На берегу ни души. Слишком холодно, – пояснил бродяга.
Хозяин кивнул:
– Выкладывай.
– Девчонка, – сказал бродяга. – В рэдкотском «Лебеде».
– И что с ней такого?
– Кто-то вытащил ее из реки этой ночью. Говорят, вытащил уже мертвой.
Снова пауза.
– Ну и что?
– Она жива.
Только сейчас лицо хозяина повернулось в его сторону, однако черты не стали лучше различимыми.
– Так мертва или жива? Одно исключает другое.
– Она была мертва. А теперь она жива.
Хозяин медленно покачал головой и произнес безразличным тоном:
– Ты это увидел во сне. Или вообразил с перепою.