Вместо этого из тьмы явилась неожиданная мысль:
«А что, если девочка никак не связана с этим мужчиной? Что, если она никому не нужна? Тогда она могла бы стать моей…»
Но эта мысль не успела как следует отложиться в ее сознании, которое уже заполнил низкий, нескончаемый шум реки. И, унесенная этим шумом с мели бдения, она незаметно для себя начала дрейфовать по речным волнам ночи все дальше… все дальше… в темное море сна.
Впрочем, спали той ночью не все. Бражникам и рассказчикам по выходе из «Лебедя» предстояло еще проделать путь до своих домашних постелей. Один из них свернул с дороги, идущей по берегу реки, и зашагал тропою через поля к расположенной в двух милях конюшне, где он имел обыкновение ночевать в компании лошадей. Он с сожалением думал, что его нынче никто не ждет и по прибытии на место он никого не сможет разбудить со словами: «Ты не поверишь, сегодня такое случилось!» Он представил себе, как рассказывает о случившемся лошадям, а те недоверчиво таращат свои большие глаза. И наверняка лошади скажут на своем языке: «Знаем-знаем мы твои байки… Хотя эта и впрямь недурна. Ее стоит запомнить». Но ему хотелось пообщаться с кем-то помимо лошадей; история была слишком хороша, чтобы растрачивать ее на неблагодарных животных. Посему он решил сделать крюк и посетить Гартинс-Филдс – там жила его кузина.
Добравшись до ее дома, он постучал в дверь.
Никто не отозвался, но история не давала ему покоя, и он постучал снова, теперь уже кулаком.
В примыкающем здании распахнулось окно, и наружу явилась женская голова в ночном чепчике, явно настроенная на брань.
– Погодите! – сказал он. – Погодите ругаться, пока не узнаете, что я хочу вам рассказать!
– Это ты, Фред Хэвинс? – Женщина уставилась в том направлении, откуда слышала его голос. – Снова пьяные россказни, дело ясное! Я уже наслушалась их столько, что хватит до конца моих дней!
– Я не пьян, – заявил он обиженно. – Глядите! Я могу ходить ровнехонько, как по струнке!
И он начал старательно вышагивать, ставя одну ногу перед другой.
– Тоже мне доказательство! – донесся из ночи ее язвительный смех. – Когда вокруг темень хоть глаз выколи, любой пьянчуга может похваляться ровной походкой.
Спор был прерван его кузиной, открывшей наконец дверь.
– Фредерик? Что за нелегкая принесла тебя в такой час?
И тут Фред простыми словами, без изысков, рассказал о недавних событиях в «Лебеде».
Соседка, все еще торчавшая в окне, поневоле услышала начало этой истории, а чуть погодя она уже окликала кого-то в глубине дома:
– Иди сюда, Уилфред! Ты только послушай!
Вслед за тем дети кузины были подняты с постелей и в ночных рубашках появились на пороге, а потом число слушателей пополнили соседи со всех сторон.
– Как она выглядит, эта девочка?
Фред образно сравнил белизну ее кожи с глазурованным кувшином на кухонном окне своей бабушки, а ее прямые волосы – с хорошо отвисевшейся занавеской непонятного цвета, причем этот цвет нисколечко не изменился, когда мокрые волосы высохли.
– А какого цвета у нее глаза?
– Голубые… Или серые с голубизной.
– Сколько ей лет?
Он пожал плечами. Как он мог это знать?
– Если бы она стала рядом со мной, то была бы макушкой… вот досюда. – Он показал ладонью.
– Стало быть, около четырех. Как думаете?
Женщины обсудили этот вопрос и согласились, что девочке должно быть около четырех лет.
– А как ее зовут?
И вновь он запнулся. Кто бы мог подумать, что для истории потребуются такие подробности, о которых он даже не вспомнил в самый разгар событий?
– Не знаю. Никто и не спрашивал.
– Никто не спросил ее имя?! – возмутились женщины.
– Она была какой-то квёлой. Марго и Рита сказали, что ей нужно поспать. А отца ее зовут Донт. Генри Донт. Мы нашли бумаги в его кармане. Он фотограф.
– Значит, тот мужчина – ее отец?
– Надо полагать… А как иначе, по-вашему? Это ж он ее притащил. Они появились вместе.
– Может, он просто ее фотографировал?
– Так фотографировал, что оба чуть не утонули среди ночи? Вам это не кажется странным?
Тут уже поднялся общий гвалт: соседи перекрикивались от окна к окну, обсуждая рассказ Фреда, находя в нем пробелы и пытаясь их домыслить… В результате Фред начал чувствовать себя отстраненным от своей же истории, которая куда-то ускользала и отклонялась в стороны, им не предусмотренные. Это как если бы он обзавелся живой зверюшкой, но не успел ее приручить, а теперь она сорвалась с поводка и могла быть присвоена кем ни попадя.
Он не сразу расслышал, что кто-то зовет его по имени настойчивым, тревожным шепотом:
– Фред! Фред!
Из окна в первом этаже соседнего коттеджа ему призывно махала женщина. Когда Фред приблизился, она со свечой в руке перегнулась через подоконник; прядь желтых волос выбилась из-под чепца.
– Как она выглядела?
Фред снова начал рассказывать о белой коже и волосах неопределенного цвета, но женщина покачала головой:
– Я о том, на кого она похожа? Есть какое-то сходство с тем мужчиной?
– Да как тут поймешь? В его теперешнем виде сходства не найдешь ни с кем на свете.
– А волосы у него такие же вялые, мышиного цвета?
– Нет, они черные и жесткие.
– А! – Женщина многозначительно кивнула и выдержала драматическую паузу, глядя на Фреда. – И она тебе никого не напомнила?
– Занятно, что вы об этом спросили… Вообще-то, было такое чувство, словно она кого-то мне напоминает, но я не могу понять кого.
– Может, это?.. – Она знаком подозвала его ближе и на ухо прошептала имя.
Когда Фред шагнул назад, его глаза были широко раскрыты, а челюсть отвисла.