А утром, после завтрака, где я давилась яблоками и притворно съела ложку каши (чтобы потом выплюнуть), нас отвели в сад – на прогулку.
Даже заключенным полезно дышать свежим воздухом.
Зимний сад с узкими тропами в сугробах был похож на бесконечный лабиринт. Казалось, девчонки разбрелись кто куда, но на деле я постоянно ощущала на себе их взгляды. То одна, то другая попадались на моем пути, смотрели, чего-то ждали. Наверное, когда появится мой ментор, который должен по всем привычным раскладам выдать мне дары.
Вот только Харлинг задерживался.
Я начинала нервничать, тем более что другие менторы так же прогуливались по саду, только старались держаться подальше и от меня, и от остальных. Даже от «своих».
Временами я замечала, как то одна, то другая девица предпринимали попытки подойти к одному из мужчин, заговорить. Те демонстративно отворачивались, уходя в глубины зимних дорожек.
Некоторые все же расщедривались на несколько фраз, обрывки которых до меня долетали:
– У меня для тебя ничего нет. И сказать тебе нечего. Уходи!
– Вы нас бросили! Совсем?!
– Уйди, я тебе сказал. Иначе не поздоровится! Сгинь!
Самым общительным на этом фоне казался алкоголик Лены. Тот никуда не ходил, не бороздил просторы снежного лабиринта, а, привалившись к спинке одной из множества лавочек, счастливо смотрел в небо, напевая что-то под нос в пьяном угаре.
– С утра выпил – день свободен, – пробормотала я, проходя мимо и невольно вдыхая спиртовое амбре.
Пьяница скосил на меня взгляд, прозрачный и равнодушный.
Я уже ушла дальше по тропинке, как в спину донеслось:
– О, белочка! Ты пришла.
Невольно обернулась, чтобы увидеть, как пьяница говорит с кем-то невидимым и достает из кармана какие-то крошки, оставшиеся с завтрака.
– Иди сюда… Я тебе принес…
– Все понятно… – буркнула я. – И в самом деле… белочка…
Почему-то этого мужчину было жалко, и в то же время что-то смущало в этом чересчур правдивом «сумасшествии». Лена ведь упомянула: ее ментор постоянно твердил, что они все умерли и попали в рай. В чем-то он был прав.
Мы умерли, но до «рая» тут было далеко. Жизнь продолжалась.
– Вероника! – окликнул меня знакомый голос, и я подпрыгнула от радости.
– Виктор! – Я бросилась на зов, пролетая десятки разделявших нас метров буквально за несколько секунд.
Харлинг стоял передо мной такой знакомый и почти родной, даже несмотря на сменившуюся одежду. Ему уже выдали и кафтан, и шапку.
– Ты смешной во всем этом, – заметила я. – Только бороду не отпускай.
– Почему? – удивился он едва слышно, пока я оглядывалась по сторонам, примечая притаившихся за соседним кустом, греющих уши барышень. Видел их и он, поэтому куда громче добавил: – Ну здравствуй! Я к тебе с подарками!
– Спасибо, – прокричала я, поворачиваясь к шпионящим спиной, чтобы не видели, и прошептала: – Что ты выяснил?
– Пока явно то же, что и ты. Еда отравлена, кроме фруктов и вина, ничего не безопасно есть. Мой сосед вообще не просыхает.
– Тебя поселили с ментором Лены? – округлила я глаза, сразу понимая, о ком речь.
– Я не знаю, чей он, но тот, который вчера пел, – ответил Харлинг, беря меня за руку и уводя куда-то вперед по дорожкам. – Любопытный артефактец, знаешь ли, у них на раздаче одежды. Пойдем.
– Что там?
– Сама увидишь. Но судя по всему, пользоваться им могут только мужчины, потому менторы и нужны. Многие артефакты заточены исключительно на мужские руки. Все, что на мне видишь, я сегодня вытащил из этого сундука. Мне объяснили, как им пользоваться. Вроде как выдает одежду по потребностям и внутреннему мироощущению.
Виктор вел меня куда-то в глубь сада, дорожки расступались, пока мы не оказались в центре около замерзшего фонтана, украшенного статуей русалки. Она сидела на камне, будто живая, и расчесывала волосы. Летом с них струилась вода, а сейчас все это великолепие превратилось в искристый лед.
Возле фонтана, словно по четырем сторонам света, стояли вмурованные в камень сундуки.
– Думаю, они завязаны на времена года. Этот открывается только зимой, тот весной, дальше лето и осень, – пояснил Харлинг. – Менторам про это не говорят, но моих знаний хватает понять, что к чему. И восхититься – очень любопытная задумка, кто бы ни создал фонтан, он весьма талантлив и как скульптор, и как артефактор.
– Я рада, что тебе нравится, – саркастично отозвалась я. – Но меня больше волнует тот артефакт, который лишает всех магии. Ты еще не нашел его? Я бы с удовольствием отсюда смоталась.
Харлинг покачал головой.
– Не в артефакте дело. Весь город стоит на месте, схожем с вулканом на острове Таль. Только куда более сильном. Вот, – он вновь коснулся моей руки своими голыми пальцами. – Вероника, ты чувствуешь?
Виктор провел большим пальцем по моей ладони, остановился у запястий, замер на пульсе, словно прислушиваясь к нему.
– Чувствуешь? – повторил он.
Мое сердце забилось чаще, а щеки заалели. Я чувствовала только смущение, но не признаваться же в нем.
– И что я должна чувствовать? – буркнула я грубее, чем следовало.
– Ничего! – восторженно выдал Виктор. – Ничего! Понимаешь, я могу тебя коснуться, не боясь убить.
– Ты и раньше это мог делать, – напомнила я, не разделяя радости, но понимая, почему он счастлив.
– Это было другое. Хаотичное. Я не знал, могу коснуться или нет. Это неконтролируемо. А в этом месте я могу жить как обычный человек, не боясь за окружающих. Мой дар безопасен!
– И бесполезен, – грустно вздохнула я, решив, что тему лучше сменить. – Давай уже открывать сундук. Наверняка все ждут и наблюдают. Те кусты как-то странно шевелятся, пока ты мне руки гладишь!
Счастливая улыбка исчезла с губ Виктора, и он мгновенно стал серьезен.
– Мне все равно будет нужна твоя рука, – ответил он. – Иначе размер не совпадает. Менторы выступают проводниками между тобой и артефактом.
– И будут мне валенки и тулуп, – отозвалась я. – Давай уже феячь, проводник!
– Одежда индивидуальна, как я понял. Все-таки не все девушки одеты одинаково. Если обратишь внимание, у кого-то и сапоги на каблуке, а шапки вместо платков. Артефакт уж больно хитрый.
– Мне и моя крутка нравится, – продолжала бурчать я, когда Виктор подвел меня к сундуку и коснулся его правой рукой.