Расследование

Гоуэри извлек из кипы три больших конверта и передал Трингу и Плимборну. Ферт уже взял себе конверт сам. Он успел ознакомиться с его содержимым, еще когда Оукли только вошел в комнату, и теперь смотрел на меня с явным презрением.

В каждом из конвертов было по фотографии.

– Это фотография того, что я обнаружил на комоде в спальне Хьюза, – пояснил Оукли.

Энди Тринг глянул на фотографию, затем еще раз, пристальнее, и после этого поднял голову. На его лице было написано отвращение. Он впервые за все это время посмотрел на меня и поспешно отвел взгляд.

– Я хочу увидеть эту фотографию, – хрипло потребовал я.

– Разумеется, – сказал Гоуэри и подтолкнул свой экземпляр в мою сторону. Я встал, сделал три шага и уставился на снимок.

Несколько секунд я смотрел на него, не понимая, что все это означает, а когда наконец понял, то чуть было не задохнулся от возмущения. Фотография была сделана сверху, и снимок получился безукоризненно отчетливым. Виднелся угол серебряной рамки и половина лица Розалинды, а из-под рамки высовывался листок, на котором стояло число следующего после розыгрыша «Лимонадного кубка» дня. Записка состояла из трех слов, с подписью и инициалами: «Как договаривались. Спасибо. Д. К.».

Рядом была разложена веером, как карты, большая пачка десятифунтовых купюр.

Я поднял глаза и встретил взгляд лорда Гоуэри. Я чуть было не отвел свой взгляд – такая непреклонная решимость была написана на его лице.

– Это подлог, – сказал я не своим голосом. – Это явный подлог.

– Что это? – спросил за моей спиной Крэнфилд, и в его голосе явно послышалось предощущение катастрофы.

Я взял со стола снимок и передал ему, чувствуя, что у меня отнимаются ноги. Когда до Крэнфилда дошел смысл фотографии, он медленно поднялся на ноги и низким голосом произнес с подчеркнуто официальными интонациями:

– Милорды, если вы можете поверить этому, то вы поверите чему угодно.

Его слова не возымели ни малейшего эффекта.

Лорд Гоуэри просто спросил:

– Насколько я понимаю, это ваш почерк?

Крэнфилд отрицательно покачал головой:

– Я этого не писал.

– Будьте так добры написать тот же текст вот на этом листке, – сказал Гоуэри, пододвигая к краю стола листок чистой бумаги. Крэнфилд подошел к столу и сделал, что его просили. Никто не сомневался, что оба текста будут похожи, и они не ошиблись. Гоуэри передал листок для изучения другим стюардам, и они после недолгого разглядывания покивали головами.

– Это подлог, – повторил я. – Я никогда не получал такой записки.

Гоуэри не обратил на мои слова никакого внимания. Вместо этого он сказал Оукли:

– Расскажите, пожалуйста, где вы нашли деньги.

Оукли зачем-то снова заглянул в свой блокнот.

– Деньги были вложены в записку, перевязаны резинкой, и все лежало за портретом подруги Хьюза, который виден на снимке.

– Это неправда, – сказал я, но я напрасно трудился открывать рот. Все равно никто мне не верил.

– Я полагаю, вы сосчитали деньги?

– Да, милорд. Там было пятьсот фунтов.

– Никаких денег там не было! – крикнул я. Без толку. – И вообще, – отчаянно попытался я достучаться до всех них, – зачем мне брать эти пятьсот фунтов от кого бы то ни было, если, выиграв приз, я получил бы никак не меньше?

На какое-то мгновение мне показалось, что я выиграл очко. Что они вдруг оказались в замешательстве. Наивный человек. И на это был заготовлен ответ.

– Как объяснил нам мистер Джессел, владелец Урона, – ровным голосом пояснил Гоуэри, – вы получаете десять процентов от суммы выигрыша – по официальным каналам, чеком. Это означает, что все деньги, получаемые вами от мистера Джессела, облагаются налогом, а поскольку вы платите весьма значительные налоги, то из пятисот фунтов, которые вы получили бы от мистера Джессела, на налоги ушло бы пятьдесят процентов, а то и больше.

Они подсчитали мои доходы до последнего пенса. Копали по всем направлениям. Разумеется, я ничего не утаивал от налоговых служб, но эти закулисные операции заставили меня почувствовать себя раздетым догола при всех. И порядком взбесили. И наконец, вселили чувство безнадежности. Только тут я вдруг понял, что все это время подсознательно лелеял надежду, воспитанную чтением сказок: тот, кто говорит правду, в конце концов победит.

Я посмотрел на лорда Гоуэри, и он ответил коротким взглядом. На лице его не было никаких чувств, он был абсолютно хладнокровен. Он сделал выводы, и ничто теперь не могло поколебать его уверенность.

Сидевший рядом с ним Ферт не то чтобы полностью убедился, но его былой пыл-жар явно поостыл. Теперь он уже не являлся соперником лорду Гоуэри и, судя по выражению его лица, пасовал перед фактами.

Больше обсуждать было нечего. Лорд Гоуэри коротко суммировал выдвинутые против нас обвинения. Перечень предыдущих скачек. Отказ от использования хлыста. Показания Чарли Уэста. Деньги, поставленные на Вишневого Пирога. Указания тренера жокею с глазу на глаз. Фотография, подтверждающая сговор между Крэнфилдом и Хьюзом…

– Не имеется ни малейшего сомнения, что перед нами откровенный обман публики, играющей на тотализаторе… Ничего не остается, как лишить вас лицензии. Вы, Декстер Крэнфилд, и вы, Келли Хьюз, дисквалифицируетесь до особого уведомления…

Бледный и трясущийся Крэнфилд сказал:

– Я хочу заявить, что разбирательство носило вопиюще необъективный характер. Ни я, ни Хьюз ни в чем не виноваты. Вердикт чудовищно несправедлив.

Никакой реакции со стороны Гоуэри. Лорд Ферт, однако, заговорил второй раз за все это время:

– Хьюз?!

– Я ехал на победу, – сказал я. – Свидетели солгали.

Лорд Гоуэри нетерпеливо покачал головой:

– Расследование окончено. Вы свободны.

Мы с Крэнфилдом все еще сидели, не желая поверить, что все кончено. Но чиновник уже распахнул перед нами дверь, а те, кто находился напротив нас, стали тихо переговариваться о своих делах, перестав обращать на нас внимание. Нам ничего не оставалось делать, как уйти. Ноги у меня были как деревянные, голова превратилась в футбольный мяч, а тело – в глыбу льда. Кошмар, и только.

В соседней комнате собрались какие-то люди, но я уже плохо соображал, что творилось вокруг. Крэнфилд, поджав губы, зашагал через комнату к дальней двери, пару раз сбросив руки, положенные кем-то на плечо. В каком-то полуобморочном состоянии я двинулся за ним, но был, видно, менее решительно настроен, ибо меня остановил плотный мужчина, загородивший проход.

Я вяло посмотрел на него. Джессел. Владелец Урона.

– Ну? – с вызовом спросил он.

– Они нам не поверили. Мы оба дисквалифицированы.

Он выдохнул с присвистом:

– Я не удивлен – после всего, что слышал. И учтите, Хьюз, даже если вам вернут лицензию, у меня вы ездить не будете.

Я посмотрел на него безучастно и промолчал. После всего случившегося это уже не имело никакого значения. Он явно пообщался со свидетелями, ожидавшими вызова. Они убедят кого угодно. Впрочем, владельцы лошадей и в обычных обстоятельствах отличались непредсказуемостью. Сегодня они доверяют жокею как родному, назавтра подозревают его во всех смертных грехах. Их доверие покоится на зыбком фундаменте. Джессел разом позабыл, сколько я для него выиграл призов, стоило мне проиграть один-единственный.