Сияющая луна. Автобиография Дилго Кхьенце, а также воспоминания семьи, друзей и учеников

Если в наши дни вокруг так много фальшивых мастеров риме, то что же отличает учителя, который действительно придерживается внесектарного подхода? На каком основании мы можем с уверенностью назвать кого-либо подлинным мастером риме? Безусловно, трудно судить о том, кто на самом деле обладает внутренними качествами риме. В лучшем случае мы можем обратить внимание на известные внешние признаки, хотя это довольно ограниченный подход. Однако, на мой взгляд, есть кое-что, что может многое сказать о человеке, а именно число мастеров разных линий передачи, от которых он или она получали учения. В наши дни, когда ламы и их ученики чувствуют необходимость стеречь друг друга, словно ревнивые супруги, редко можно встретить мастеров, получавших учения от более чем ста учителей, подобных Джамьянгу Кхьенце Вангпо, предшественнику Кхьенце Ринпоче. В наши дни многие практикующие считают достоинством относиться к своему гуру с той же преданностью, с какой члены иной политической партии относятся к своему лидеру. Но испытывать подобную преданность к своему учителю просто глупо, поскольку таким образом их так называемая однонаправленная преданность превращается в однонаправленный предрассудок! У самого Кхьенце Ринпоче было более пятидесяти учителей, принадлежавших к разным линиям передачи, у которых он довольно долго обучался, получая самые важные учения. Он видел, что этот опыт принёс ему огромную пользу, поэтому часто отправлял нас, своих собственных учеников, получать учения у других мастеров независимо от нашего желания.

Когда я вспоминаю время, проведённое с Кхьенце Ринпоче, перед моими глазами отчётливо возникает картина, которую я вряд ли снова увижу в своей жизни: нескончаемый поток представителей различных традиций, от высокопоставленных лам до простых верующих, ежедневно заполнявших его комнату. Конечно, я знаю учителей, к которым часто приходят ученики, но больше я никогда не встречал учителя, к которому бы ежедневно стекались представители всех школ и традиций. А зачем ещё они приходили, как не за Дхармой? На мой взгляд, это говорит о том, что приверженцы разных традиций безоговорочно доверяли Ринпоче. И действительно, многие великие учителя, к которым мы сегодня относимся с почтением, были его учениками. Например, Его Святейшество Далай-лама, а также покойный Джамьянг Кхьенце Чокьи Лодро, который был одновременно и учителем, и учеником Ринпоче.

Наблюдая за тем, как развивается современный тибетский буддизм, я опасаюсь, что всё сделанное этими великими мастерами во имя сохранения различных школ и традиций будет вскоре стёрто из памяти под натиском сектарности. Ведь не только современная молодёжь, настроенная более материалистически, но и представители старшего – казалось бы, более «благоразумного» – поколения насквозь пронизаны сектарными настроениями. Сектарность стала одной из тех ошибок, которую миру уже никогда не удастся исправить. Похоже, что даже тибетские ламы ничего не могут с ней поделать. Эта проблема не является новой: история тибетского буддизма изобилует рассказами о его славном прошлом наряду со свидетельствами о том, что каждая линия не была заинтересована в благополучии своих соперников.

В наше время сектарность так сильна, что нередко слышишь, как даже реализованные учителя посмеиваются над идеей риме, словно это был лишь неискренний жест доброй воли, цель которого совершенно недостижима. Как если бы Джамьянг Кхьенце Вангпо и Джамгон Конгтрул Лодро Тхае вместе с их трудами покинули этот мир и стали просто легендой, пока – по крайней мере в моём представлении – в этот мир не пришёл великий учитель Дилго Кхьенце Ринпоче, воплощение обоих великих мастеров, чему я лично был свидетелем.

Интерес и заботу, с которыми Кхьенце Ринпоче относился ко всем школам тибетского буддизма, можно было описать почти как фанатичные. Он практически никогда не тратил время на пустую болтовню. Целыми днями, с раннего утра до поздней ночи, он давал или разъяснял учения, редактировал записи учений, организовывал издание книг и создание священных изображений и статуй. Ринпоче обладал такой реализацией, что ему едва ли было необходимо получать учения самому; тем не менее, если он узнавал, что какая-то линия передачи находилась под угрозой исчезновения – а случалось это довольно часто, поскольку Ринпоче стремился во что бы то ни стало их находить, – он тотчас же просил держателя линии даровать ему передачу этого учения, даже если этот монах или йогин не внушал особого доверия. Однажды, когда я сопровождал Кхьенце Ринпоче в паломнической поездке по Тибету, мы остановились на один день в Чэнду. Согласно расписанию, это был один из тех немногих дней, когда, как предполагалось, Ринпоче мог отдохнуть. Однако вскоре по городу пронёсся слух, что приехал Кхьенце Ринпоче, и к нам пожаловала группа гостей с просьбой об аудиенции, среди которых был простой монах, держатель одного очень редкого учения, которое Кхьенце Ринпоче ни разу не получал. Он тотчас же попросил монаха о передаче этого учения, и таким образом день отдыха – что, пожалуй, было неизбежно – превратился в один из самых хлопотных дней.

Каждый раз, когда мы путешествовали вместе, будь то в самолёте или на поезде, если Кхьенце Ринпоче не практиковал, то обязательно делал записи. Он писал не для того, чтобы утолить жажду творчества или прославиться, став автором какого-нибудь бестселлера; он составлял комментарии к практикам или сочинял воодушевляющие напутствия тем, кто стремился посвятить свою жизнь Дхарме. Одним из таких сочинений является письмо Чогьяму Трунгпе Ринпоче, которое он написал на борту самолёта:

Сияющая Луна в небе, Океан Дхармы

на земле

Пока старик Сияющая Луна путешествует по небу,

Принц Океан Дхармы пребывает на земле.

Хоть иллюзорность обстоятельств и рисует огромное расстояние между ними,

В сердечной сущности ума, измерении единого вкуса,

нет разделений.

С высоты небес струится гирлянда света Сияющей Луны

И, касаясь Океана Дхармы на земле, обращается в деяния на благо всех существ, рассеивая тьму мучений тёмной эпохи.

Поскольку в абсолютном смысле разделения не существует,

это благоприятное совпадение проявляется само по себе.

Росток мудрости единственного отца Пемы Дриме

Расцветает, как и задумано, в пруду Океана Дхармы,

Сияющая Луна проливает живительный нектар истины —

Только так мы можем встречаться вновь и вновь.

Из прохладного Океана Дхармы временно растекаются реки

В четырёх направлениях: на восток, запад, юг и север,

Но, поскольку они едины с великим океаном просветлённых деяний на благо учения и существ,

Принц входит в единую обитель Сияющей Луны.

Из уголков глаз единственного сына тонкой струйкой бегут маленькие слёзы,

Явная грусть наполняет ум-луну старика отца —

Это плод нашей общей молитвы о том,

чтобы не разлучаться во всех наших жизнях.

Зная это наверняка, мы покоимся в неизмышлённом исконном пространстве.

Наши возвышенные проводники подобны солнцу, луне и гирляндам созвездий,

А мы – лучшие из тех счастливчиков, что, последовав за ними, продолжили их деяния.

Пользу для всех существ от учений риме невозможно измерить,

Она подобна подношению на пиршестве в честь встречи с единственным отцом-гуру.

Тёмные тучи этих времён упадка чернее тьмы космоса,

И всё же сила устремления вершить просветлённые деяния —

это могучий ветер, способный их разогнать.

Когда поднимается этот ветер, рассветает истинный смысл Сияющей Луны

И разливается Океан Дхармы, обнаруживая сокровища истинной радости и наслаждения.

В пространстве, где грустные мысли беспочвенны и не имеют источника,

Ты видишь свой собственный ум как искрящуюся улыбку изначального будды.

Весёлый танец маленького мальчика, исполненного радости и обладающего прозрением,

Освобождает счастье и печаль в дхармакае,

пространстве единого вкуса.

Будучи самосущей исконной мудростью, оно не далеко;

Будучи за переделами наблюдателя и наблюдаемого, оно не близко;

Будучи за пределами речи, мысли и выражения,

оно пронизывает всё.

В беспечном состоянии без точки опоры совершенно ничего не нужно делать.

Если решишь действовать, то, покуда существует небо,