Йогин Шри Кришнапрем

Затем в ашраме появилась тщательно скрытая от посторонних глаз лечебница, расположенная выше в горах на открытом воздухе. Здесь Харидас каждое утро на протяжении многих лет ухаживал за болеющими жителями деревни – фактически до последних дней своей жизни. Харидас, старый друг Кришнапрема из Кембриджа, который поехал за ним в Индию, со временем отказался от своей великолепной, крайне успешной карьеры врача в Лакнау, принял санньясу от Кришнапрема и навсегда поселился в Миртоле. В дальнейшем к этой группе друзей присоединился и Мадхава Ашиш. Он тоже приехал из Англии во время Второй мировой, чтобы служить бортовым механиком на аэродроме в Бенгалии. Когда кончилась война, он решил скоротать небольшой отпуск в Гималаях, где от кого-то услышал о Кришнапреме, пришел к нему и так и остался в ашраме.

А в нижнем саду до сих пор стоит крошечный, увитый розами домик Моти Рани. Моти Рани была дочерью Шри Яшоды Маи, но только после смерти матери она обрезала свои длинные волосы, облачилась в одежду цвета охры и стала санньясини, приняв дикшу[16 - Дикша – обряд посвящения в индуизме, когда человек становится учеником того или иного учителя. – Прим. перев.] от Шри Кришнапрема, которого знала с пяти лет как старшего брата. Моти Рани всегда оставалась свободной душой, которая не желала подчиняться правилам, даже правилам ашрама. Энергичная и всегда оживленная, она и сейчас, кажется, порой присутствует в своем домике и порхает по дорожкам Уттара Бриндабана, окаймленным цветами – ее тень живет здесь вместе с тенями других наших любимых друзей.

Через какое-то время наш дом стал как бы естественным перевалочным пунктом между Алморой и Миртолой. Шри Яшода Маи дважды приезжала на данди, Шри Кришнапрем и Ашиш часто приходили к нам босые, с посохом в руках, и каждый их шаг был длиною в ярд, что вполне отвечало их высокому росту. Харидас, тонкий и легкий, казалось, почти не касался земли. Наша семья совсем не была ортодоксальной, они прощали нам проступки и принимали нас такими, какие мы есть. Мы, со своей стороны, делали всё возможное, чтобы отвечать их строгим вайшнавским требованиям. Конечно, у нас в кастрюлях нередко варились запрещенные блюда, поэтому мы даже специально покупали для них на базаре новые продукты. Поскольку, приезжая, они не могли есть с нами, на вымытом полу веранды мы оставляли всё необходимое – блестящие новые кастрюли, раскаленные угли, большую бутыль с водой, сухие ингредиенты и разную масалу, свежие овощи, латунный тхали. Шри Яшода Маи и Кришнапрем поочередно готовили пищу, а помогал им какой-нибудь сопровождающий, житель ашрама.

Однажды мой муж-ученый не удержался и стал в шутку, хотя и с любовью, поддразнивать Гопала – так мы стали тогда называть Шри Кришнапрема. «Если бы моя овдовевшая бабушка стала соблюдать все эти ритуалы, – заявил он, – я бы мог это понять. Но у вас совсем другая история жизни. Когда учились в Кембридже, вы, должно быть, частенько ели говядину! Как вам удается соблюдать такие ортодоксальные ограничения?»

Гопала это совсем не рассердило. Он рассмеялся и ответил так, что сразу завоевал наше уважение (мой муж больше никогда не шутил по этому поводу): «Во-первых, я уверен, что в нашу эпоху безразличия ко всем общественным и индивидуальным ограничениям любая самодисциплина, внешняя или внутренняя, приносит большую пользу. Кроме того, получается, что такой путь проложили мои предшественники, достигшие цели. Разве я могу, едва ступив на этот путь, сказать: „Я буду делать это, но не другое, принимаю только эту практику?“ Я принимаю всё». И он в самом деле так жил.

Когда он бывал у нас в гостях, наши беседы никогда не были формальными, напыщенными, не превращались в споры; мы затрагивали удивительно широкий спектр тем. Он умел поразительно четко и планомерно обобщать сказанное и приходить к убедительным выводам. Буддизм и теософия (ранние увлечения, которые привели его в Индию) продолжали занимать определенное место в его размышлениях. Гнозис Плотина и греческих неоплатоников, символы, мифы, сны и их психологический смысл, суфийские мистики, возможно, Уайтхед или Пьер Тейяр де Шарден были для него источником поразительных сравнений и параллелей. Он также говорил о Шанкаре и философии адвайты, опираясь на свой личный опыт исследования оригинальных санскритских текстов. Мне запомнился его комментарий: «Сдается мне, Сат-Чит-Ананду сложно любить! Адвайтисты, похоже, довольно сухие люди». Будучи бхактой, он, конечно, соотносил всё с Господом Кришной – Тхакуром; так он называл Его.

Спокойную и глубокомысленную атмосферу Миртолы не разрешалось нарушать ни газетам, ни радио, поэтому во время своих периодических неизбежных поездок на равнины Кришнапрем казался человеком, прилетевшим с другой планеты. Он отказывался связываться с проблемами этого мира. Да и зачем, если он сознательно отошел от мира? У него была одна цель – «попасть в мишень Бессмертного стрелой „я“, отточив ее медитацией, и соединиться с Ним». Он с чувством отмечал, что мы – последнее звено, связывающее его с миром.

Однако он не мог не замечать заголовков какой-нибудь из трех ежедневных газет, которые лежали на столе. «Как я вижу, – замечал он, – новости такие же, что и в прошлом году. Снова где-то воюют. Повышают налоги. Люди погибли в очередной авиакатастрофе. Но что по-настоящему изменилось?»

«Вы пропустили одну крайне важную новость», – ответила я. – Вы ведь не слышали, что умерла королева Виктория!»

Когда в девять часов мы включали радио, чтобы послушать выпуск новостей из Дели, он незаметно вставал, брал с полки томик английской поэзии, откидывался на спинку дивана, скрестив ноги, и тут же погружался в чтение. «Вы вообще слышите радио?» – спросила я как-то вечером; мне в самом деле было интересно. «Да, – ответил он со своей далекой планеты, – как неразборчивый фоновый шум».

Впрочем, иногда в разговорах за чаем мы волей-неволей касались какой-нибудь насущной злободневной проблемы. В таких обсуждениях он надолго не задерживался в плоскости сухих фактов. Касты? Да, несомненно, касты в их прежней форме потеряли смысл и должны исчезнуть. Но в конечном счете не поплатимся ли мы утратой духовных ценностей за нынешнее увлечение реформами, индустриализацией и статистикой, где людей сводят к голым цифрам? Разве Индия, если будет сохранять свои корни, не сможет стать чем-то большим, чем второсортная копия Запада? «Но, конечно, – заключал он (вновь возвращаясь к прежней теме), – за ниточки дергает сам Тхакур. Мы движемся так, как Он захочет. Мы танцуем, когда хочется Ему».

Когда китайцы просочились в NEFA[17 - North-East Frontier Agency, NEFA – Агентство Северо-восточной границы, одна из частей британской Индии. – Прим. перев.], я, как обычно, стала говорить, что меня беспокоит возможность того, что китайцы могут реально захватить Индию, а с их приходом распространится коммунизм. Он на мгновение задумался. Затем, вспомнив один эпизод из «Махабхараты», спросил: «Помните, как во время битвы на Курукшетре Ашваттхама едва не убил Арджуну? Он уже запустил свое оружие – Брахмастру, которую ничто не могло остановить или сбить с пути, пока она не достигнет цели. Тогда Кришна надавил стопой, и колесница погрузилась в землю на пару футов, а роковая стрела пролетела у них над головой, не причинив никакого вреда. Я уверен, что в критические моменты Кришна всегда так поступает. Индия спасется. Индия никогда не потеряет свою душу».

«Превосходно, – неуважительно перебил его мой муж, – но вы забываете, что когда Господь создавал вселенную, не было школ и колледжей, не было даже меня, чтобы дать Ему совет. Как же Он поймет, что в самом деле полезно для мира? Когда людям не нужен дождь, Он посылает потоп, а когда гибнут посевы, с неба не упадет ни капли. Пусть уже возьмет академический отпуск, съездит в Кембридж или Гарвард и займется современными науками….Но нужно признать, – добавил он затем, как бы уступая, – что порой Он может быть очень мил – если захочет!»

Тогда уже, кажется, пришло время для вечерней медитации. Гопал и Ашиш обычно уходили к себе, а мы – к себе, в нашу маленькую комнату для медитации, чтобы все могли поклоняться Богу, молиться или медитировать так, как хочется. Однако иногда они присоединялись к нам, и тогда Гопал начинал петь бхаджаны – так красиво и трогательно, что мы не могли сдержать слез, а Ашиш аккомпанировал ему на барабане.

С годами мы стали замечать, что постепенно распорядок дня Кришнапрема мало-помалу меняется, хотя и несущественно; менялись поверхностные детали. Он уже давно отказался от обедов на веранде. Теперь они ели вместе с нами, но в таких случаях мы готовили что-нибудь вегетарианское. Он стер вайшнавский знак на лбу – желтый символ U с тонкой черной линией по центру, которая спускалась к переносице. Он перестал носить свою малу из бусин тулси, а если и носил, то прятал ее под новым видом одежды, которую он стал носить ради удобства – это был прямой отрез хлопковой ткани цвета геруа[18 - Охристый цвет (коричнево-оранжевый), который предпочитают носить индуистские монахи. – Прим. перев.], подшитой по бокам, но с отверстиями для рук и вырезом для головы посередине. Он обвязывал это одеяние по талии свернутым куском ткани, а зимой надевал сверху старый свитер. Это была не самая привлекательная одежда, но, впрочем, его не заботил внешний вид. Он перестал давать посвящения. Теперь этим должен был заниматься Ашиш. Едва ли он и раньше был самолюбив, но теперь самолюбие, казалось, совсем исчезло. Однажды после ужина, когда он уже прополоскал рот холодной водой, ему запоздало принесли кувшин теплой воды. «Я уже прополоскал рот», – сказал он. «Но вот же теплая вода!» – настаивал мой муж. «Хорошо», – любезно ответил он и покорно снова прополоскал рот.

Во время первых визитов они подарили нам серебряную чашу Моти Рани и латунную подставку для благовоний Харидаса. Теперь они стали привозить из Миртолы и другие вещи. Они подарили нам латунного младенца Кришну и каменного Кришну с флейтой. Затем они привезли нам небольшую фигурку буддийского монаха, вырезанную в Бирме, и чашу для подаяний. Затем у нас появилась тяжелая коробка с книгами, и выяснилось, что еще несколько таких коробок направляются в ашрам Рамакришны и местный колледж. Еще раньше в другое место отправили пчелиные ульи. Как выяснилось, они просто наводят порядок – выбрасывают, отдают лишние вещи, избавляются от них, в общем, упрощают быт в Миртоле.

Только год назад мы узнали, что у Кришнапрема проблемы со здоровьем. Он сказал, что не хочет, чтобы его беспокоили врачи. Его лечил Тхакур. Тем не менее, поскольку другие на этом настояли, он согласился поехать в Наинитал и лечиться у своего старого друга-врача. Прошло четыре месяца. Почти не было улучшений. «Вы общаетесь с Тхакуром», – взмолился кто-то. – Почему бы Вам не попросить Его продлить Вам жизнь?» «Дело в том, что Он уже продлевает мне жизнь. Уже сейчас», – ответил он.

В октябре он приехал снова, и они с Ашишем вернулись в Миртолу только через несколько дней; впервые остались у нас так надолго. За столом он почти не мог есть, но произошло нечто странное: он отказался от прежних ограничений. Его больше не беспокоило, что едят другие. Он говорил, что теперь, после сорока пяти лет, он сам готов есть что угодно! Единожды или дважды он не мог встать с постели, и его голос и лицо выдавали страдание, но мы не слышали от него жалоб. Он говорил только: «Есть две нити, за которые может дергать Тхакур: вверх и вниз. Сегодня Он дергает вниз».

Когда ему снова становилось лучше, они с Ашишем часами сидели на солнце в саду, иногда немного читали, разговаривали, отдыхали, созерцали огромные заснеженные вершины, цветы и птиц. «Хорошо. Всё хорошо», – очень ласково говорил он. Он был похож на спелый плод, и я понимала, что такие плоды долго не держатся на ветке. Они уехали в Миртолу, но через месяц его привезли снова, на этот раз в больницу. Мы не удивились, когда на следующий день рано утром нам сообщили по телефону, что его отважный и величавый корабль отчалил. Больше сотни жителей местных деревень вышли навстречу катафалку; они по очереди с любовью просили, чтобы им позволили пронести его тело последние мили до тихого места кремации в Дандешваре. Это было необычайно трогательное шествие – не столько смерть, сколько триумф. Кришнапрем прожил среди этих людей тридцать пять лет, и его почитали во всех окрестных деревнях Миртолы.

Есть старинная поговорка: когда цветет лотос, не нужно приглашать пчел. Они прилетают сами. Кришнапрем не искал учеников, не позволял никому себя рекламировать. Однажды на улице к нему подошел какой-то человек и, явно узнав его, демонстративно спросил, где теперь «профессор Никсон». Кришнапрем просто отвернулся, бросив ему небрежно: «О, он давно умер». Он также не позволял другим делать его главным лицом в ашраме. Нигде в ашраме не было видно его фотографий. Лишь один портрет его Гуру, Шри Яшоды Маи, до сих пор висит в маленькой комнате, где она некогда жила. Однако мы видели, что с годами поток паломников в Миртолу, мужчин и женщин из разных стран и со всех уголков Индии, только растет.

Но не всем нравился Шри Кришнапрем. В прошлом, до того, как Индия стала независимой, он, безусловно, был настоящей занозой для местных британских чиновников. Большинство из них, проявляя упрямую недальновидность – не понимая, что он отчасти компенсировал некоторые из их многочисленных грехов, вызванных действием и бездействием, – считали, что он предал их, поскольку открыто, вопиющим образом связывал себя с Индией и индийцами, и особенно с индуизмом. Жена одного бывшего заместителя комиссара района так объясняла его эксцентричность: во время Первой мировой он был военным летчиком. (И это правда). Но однажды его самолет потерпел крушение, и он получил очень серьезную травму головы. Конечно, с тех пор он так и не оправился!

Теперь его имя знают многие. Две его книги, «Йога Бхагавад-гиты» и «Йога Катха-упанишады», а также статьи в «Арийском пути» привлекли внимание проницательных людей, которые искали наставлений на духовном пути. Постоянно появлялись люди из Англии, Франции, Голландии, Канады, Соединенных Штатов, Южной Америки. Некоторые приезжали в Индию, разочаровавшись в тенденциях жизни, которые, казалось, набирали обороты на Западе – в насилии, вульгарности, материализме, отсутствии каких-либо целей, кроме заработка и удовольствий. Они приезжали в поисках чего-то – но не знали, чего именно. Прослышав о Кришнапреме, они добрались до Миртолы, и некоторые из них уже тогда или немного позже стали постоянно жить при ашраме. Если кому-то приходилось возвращаться к работе, чтобы заработать на жизнь, они приезжали снова из года в год, чтобы ненадолго – на возможное для них время – возобновить общение и зарядиться вдохновением. Другие, более эгоистичные люди, хотели просто распутать сложный клубок своих личных отношений. Нередко люди также проникались романтической идеей о жизни в «ашраме в глубине Гималаев», главным образом, чтобы избежать досадных обязанностей у себя дома.

Шри Кришнапрем в саду своего Ашрама

К счастью, неподходящие люди всегда быстро отсеивались. В конце концов, сон на полу, завтрак, состоящий из стакана холодной воды и кусочка фура, один прием твердой пищи в день, полдневный прасад не выглядят так уж романтично. Правда, одно время наверху, на застекленной веранде в дальней части святилища проводились послеобеденные чаепития, и это время было особенно приятным. Хлеб, который пек сам Кришнапрем, с медом из ульев в саду или вареньем из местных абрикосов, был соблазнительным лакомством. Позднее от чаепитий пришлось отказаться, поскольку он решил, что если в ашраме подают чай, то все рабочие, которые ухаживают за коровами и возделывают поля ашрама, тоже должны участвовать в чаепитии, а это составило бы существенную статью расходов в скудном бюджете. Однако, пожалуй, красноречивее всего продемонстрировал суровый аскетизм жизни в ашраме Харидас. Однажды утром он пришел завтракать в дом и, просияв, воскликнул: «Как же я люблю роскошь!». Роскошь? Прислужник просто принес ему ведро горячей воды для утренней ванны.

Одно дело – западные почитатели и поклонники Шри Кришнапрема, но еще необычнее было большое число индийцев, которые приходили к Шри Кришнапрему, оставаясь его верными последователями. В Индии есть известные ашрамы, где можно увидеть, как иностранцы сидят у ног индийских гуру, но я не знаю никого, кроме Кришнапрема, кто, будучи «иностранцем», смог бы заинтерсовать стольких индийцев. Среди этих людей – правительственные чиновники, успешные бизнесмены, юристы, махараджи, преподаватели, полицейские и военные, многие обычные люди, а также многочисленные женщины. Ему выпала честь стать человеком, который сумел разрушить национальные и кастовые барьеры. Впитав духовные учения великих риши и святых, которые тысячелетиями передавались в этой стране, и прожив праведную жизнь, он вновь пробудил и укрепил в индийцах уважение к своему духовному наследию. Их глубоко тронуло, что ради Индии он решил отречься от Запада, но его почитают, уважают и любят потому, что он посвятил жизнь древнему идеалу – поиску единства с Вечным и Нетленным. Они зажгли свои факелы от его огня.

    Гертруда Эмерсон Сен

Вводное слово

Во Второй части этой книги я неоднократно упоминаю о том, что всегда любил записывать беседы с людьми, которыми восхищаюсь. В главе о Миртоле я проследил истоки этого импульса, который впоследствии дал начало таким книгам, как «Тиртханкар», «Среди великих», «Кумбха», «Смритичаран», «Нетаджи – человек» и другим воспоминаниям. Разумеется, я с удовольствием поддался этому импульсу, потому что жить в восхитительном прошлом возможно, только если умеешь посредством ярких воспоминаний воскрешать образы прошлого, которого больше нет, вдыхая в них жизнь. Я уверенно утверждаю, что у меня исключительная память, ибо это не та способность, которой обычно хвастаются – тем более что, как известно, весьма посредственные люди обладали таким даром, притом в удивительной степени. Это не возвышенная личностная способность, вроде творческого воображения или философского мышления, не говоря уже о способности к любви или естественному сочувствию.

Тем не менее я должен благодарить Создателя за то, что Он наделил меня такой поразительной памятью, не только потому, что я всегда наслаждаюсь воспоминаниями о прошлом, но также – и главным образом – потому, что эта способность придает красоту моим литературным, поэтическим и музыкальным произведениям (которые я создаю). Иначе говоря, я постоянно убеждаюсь, что всякий раз, когда, ощущая любовь, я жадно впитываю какой-то опыт, затем он усваивается в моем сердце и расцветает, становясь вдохновением. Возможно, отчасти по этой причине я всегда очень счастлив, когда удается сохранить «драгоценные изречения» великих людей, провидцев, мудрецов и святых. Одним из моих кумиров был Кришнапрем.

Большой удачей стало и то, что мне удалось разговорить некоторых из величайших писателей и мыслителей нашей эпохи. Я всегда буду благодарен им за реальную помощь в поисках Истины; они воодушевляли меня своими открытиями и проливали свет на проблемы, являющиеся загадкой для разума. Среди этих наставников особое место в моей жизни занимает Кришнапрем, поскольку из всех моих близких друзей только он шел по тому же пути, что и я, по пути, который начинается с Кришны и заканчивается Им. Конечно, у двух людей не может быть одинаковых путей и проблем; и все-таки, по большому счету, чувство общности и товарищество, связывающее двух паломников духа высшей связью, основанной на душевной симпатии и любви, рождая одну из самых теплых привязанностей, реально возможно – и нас связывала такая общность, хотя внешне мы, очевидно, двигались в разном темпе.

В своем жизненном поиске я многим обязан родственным душам. Во всех уголках света я встречал друзей, и меня согревал благотворный свет их любви. Порой то было лишь краткое рукопожатие, полное глубокого понимания, которое волновало, но больше не повторялось! Человек идет по жизни, как по пустыне, собирая то здесь, то там прекраснейшие жемчужины. Он бережно хранит их, словно «визиты ангелов, краткие и яркие»; ибо хотя эти жемчужины недолговечны, нечто не погибает – ритм красоты, который поддерживает нас на непростых путях жизни, изрезанных противоположностями – смехом и слезами, волнениями и вздохами, восторгом и сердечной болью. В самом деле, ничто не напрасно – tout se tient. Тем не менее есть разные радости, как и разные дары. Нечасто встретишь таких друзей, как Субхаш Чандра Бозе или Шри Кришнапрем, глаза которых сияют звездным светом. Встретить такую душу – счастье, удостоиться ее улыбки – блаженство, насладиться ее близостью – благословение, опьяняющее Божественной благодатью. Редкие странники на этой земле искренне стремятся к таким высотам, еще меньше званых и совсем мало избранных. Кришнапрем принадлежал к последней категории, к Плеяде тех, кто способен мыслить отрешенно, царственно отвергать меньшую любовь и любить бескорыстно – или, говоря его словами, просто «отдавать и еще раз отдавать – в радости, в печали, в моменты смеха и слез, в конфликтах и мире – вот единственное благо, к которому мы должны стремиться: к способности целиком отдавать себя»[19 - См. его письмо от 28. 4. 1945, часть III.].

Дилип Кумар и Шри Кришнапрем, Пондичерри, 1942 г.

Быть любимым такими людьми – истинное благословение: любовь такого Гуру, как Шри Ауробиндо, такого друга, как Субхаш, такого собрата-пилигрима, как Кришнапрем, дочери-ученицы, как Индира. Встречая такие души, даже не спрашиваешь, заслужил ли ты такую встречу: но просто, преклонив колени, принимаешь этот дар как божественное благословение. 1 января 1965 г. я отправил Кришнапрему несколько снимков, среди которых было одно фото, где я держал на руках маленькую племянницу близкого друга – под прекрасным цветущим деревом кадамба, в нашем доме-храме. Я отправил их с радостью, не зная, как серьезно он тогда болел – он ни разу не намекнул на это в своих длинных письмах. Получив фотографии, он сразу ответил, с любовью интересуясь, как дела у Индиры (тогда она тоже болела), и просто и трогательно благословил меня: «Спасибо, Дилип, за эти фотографии… На той, где ты держишь на руках маленькую девочку, ты очарователен, как и прежде. Оставайся таким всегда». (7.01.1965)

Когда я читаю эти строки, где он благословляет меня, я чувствую его всепроникающую любовь – даже теперь, когда он уже не с нами, когда погас его животворящий свет – ангельский свет, который помог мне пережить некоторые глубочайшие кризисы, свет мистический, сама память о котором и сегодня питает мои стремления; я вдохновляюсь его невероятной сосредоточенностью на одном, выражением которой всегда была его личность. Но, как я уже говорил, читая сегодня эти строки, я неизменно ощущаю его близость. Знание о том, что он был здесь и вел за собой ввысь многих искателей, не давало мне отчаяться в этом печальном мире. Представляя, как он взлетает всё выше на сияющих крыльях чистого разума, я вдохновлялся вырастить собственные крылья мечты. Но теперь, увы, при мысли о том, что его нет рядом, что он не ответит любовью на наш ищущий взгляд (многие ли могут похвастаться, что умели так любить?), я с ностальгической тоской вспоминаю те дни, когда он был здесь, давая надежду стольким искателям в их полуночном отчаянии. Ничего не поделаешь: я тоскую по свету его любви. И все же остается трепет, не признающий его ухода, Голос, не умолкающий даже перед лицом суровой реальности, глубокая вера в то, что в нашем пыльном, громком и мрачном мире такая любовь не может просто исчезнуть – он любил меня так, что ничего не ждал от меня и желал мне долгой жизни, хотя сам, должно быть, знал, что скоро наступит его последний закат. Это не просто моя личная вера, я говорю от имени сотен людей, которых он любил, и для которых его любовь была благословением.

А теперь я хотел бы выразить благодарности:

• Нашему любимому президенту и царю-философу д-ру Сарвепалли Радхакришнану за разрешение опубликовать его речь в память о Шри Кришнапреме.

• Моему дорогому другу и гурубхаи, доктору Харидасу Чаудхури, за его выразительное Предисловие к моим воспоминаниям.

• Миссис Гертруде Эмерсон Сен (внучке поэта-философа Ральфа Уолдо Эмерсона) за ее любезное Введение и разные полезные предложения.

• Моей дочери и ученице Индире Деви за ее бескорыстную помощь.

• Моему дорогому другу и товарищу в духовном поиске, Мохантаджи, за его бесценные правки и внимательную корректуру.

• Шри Мадхаве Ашишу за разрешение включить в книгу его письма и опубликовать несколько фотографий, которые он любезно прислал.

• М-ру Дональду Айхерту – ученику Кришнапрема – за перевод речи в память о Кришнапреме д-ра Габриэля Монода Герцена – лекции, прочитанной им на французском после кончины Шри Кришнапрема.

• Нашему глубокоуважаемому другу, Его Святейшеству Шри Гурудаялу Муллику и нашему дорогому другу и ученику Шри Хирананду Карамчанду за вычитку рукописи.

• Д-ру Карану Сингху, Шри Расиклалу Десаи, д-ру Говиндагопалу Мукерджи, Эканте (Ричарду Миллеру), Прашанте (Дону Таксаю), Рамакришне Малья, Махендре Растоги, Аруну Нанде, мадам Софии Вадиа, Шри Умапрасаду Мукерджи, Дивану Н. Л. Нанде и другим друзьям, которые помогали нам, как могли, не говоря уже об их теплой симпатии, которая всегда поддерживает меня в моих тяжелых трудах.

    Хари Кришна Мандир,
    Д. К. Р.,
    Пуна-16,
    Джанмаштами, сентябрь 1966 г.

Часть I

Шри Кришнапрем

Родившись в веке разума, мы мерой
Ума находки сердца измеряем.
Откроет разум – мы наивно верим –